У старых грехов длинные тени автор. У старых грехов длинные тени

Эркюль Пуаро через вращающуюся дверь вошел в небольшой ресторан. Посетителей было мало. Оглядев зал, он сразу увидел человека, с которым назначил встречу, и быстрым шагом направился к нему.

Итак, - сказал Пуаро, приблизившись, - вы уже здесь. Вы легко нашли этот ресторанчик?

Старший инспектор Спенс поднялся ему навстречу.

Да. Вы отлично все объяснили. Разрешите вам представить старшего инспектора - мистер Гарроуэй. А это месье Эркюль Пуаро.

Высокий, худой человек, немного лысый, с аскетическим лицом, чем-то напоминающий пастора, приветливо улыбнулся Пуаро.

Очень приятно. Но в данное время я уже отставной инспектор.

Все уселись, официант подал меню, быстро записал в блокнот заказ и удалился.

Некоторое время мужчины, потягивая херес, молча разглядывали друг друга.

Я прошу прощения, - заговорил Пуаро, - что отнимаю у вас время своей просьбой, тем более, что речь идет о довольно далеком прошлом…

На вас не похоже интересоваться далеким прошлым, - заметил Спенс. - Наверное, это все-таки как-то связано с чем-то сегодняшним? Однако я надеюсь, инспектор Гарроуэй поможет вам. Он возглавлял следствие по делу о смерти Рейвенскрофтов. И он мой старый друг.

Вы очень любезны, мистер Гарроуэй, что согласились встретиться со мной.

Официант подал форель, и все занялись едой.

Очень вкусно, - похвалил Пуаро.

Да, - согласился Гарроуэй, - здесь отлично готовят рыбные блюда. Когда Спенс спросил, помню ли я дело Рейвенскрофтов, я очень заинтересовался.

Вы его не забыли? - спросил Пуаро.

О нет! Такие дела не забываются!

По нему были разногласия или недостаток фактов?

Не в этом дело. Факты были очевидными. Но тем не менее…

Что? - быстро спросил Пуаро.

Тем не менее, что-то там было не правильное.

Вот как? - удивился Спенс.

Вы сразу это почувствовали? - Пуаро всем телом повернулся к Гарроуэю. - Что было не правильным?

Не могу объяснить, но уверен в этом. Немного подумав, Пуаро сказал:

В общем-то я понимаю вас. И думаю, Спенс, как профессионал, тоже понимает. Это как в искусстве: настоящий критик знает, что данное произведение фальшиво.

Да, - кивнул Гарроуэй. - Все выглядело как двойное самоубийство. Скорее всего муж застрелил жену, потом себя. Такие случаи бывают. И всегда возникает вопрос: почему?

Вы не нашли ответа на свое «почему»? - сказал Пуаро.

Нет. Когда расследуешь такого рода дело, расспрашиваешь многих людей и получаешь более или менее объективную картину их жизни. Здесь такая была ситуация: немолодая супружеская пара жила дружно. Друг друга, судя по всему, они любили. Вместе гуляли, по вечерам играли в покер или пикет, раскладывали пасьянс. Мальчик учился в школе в Англии, девочка - в пансионате в Швейцарии. Вполне благополучная семья. Здоровье у них было неплохое. Правда, одно время муж страдал от гипертонии, но после определенного курса лечения давление его больше не беспокоило. У жены иногда пошаливало сердце, но это не вызывало особого беспокойства. И оба они не относились к тем людям, которые выдумывают себе неизлечимые болезни и от отчаяния кончают с собой. Вообще это были уравновешенные и спокойные люди. Финансовое их положение тоже было вполне удовлетворительно.

И какую же вы видите причину этого самоубийства? - поинтересовался Пуаро.

Старший инспектор Гарроуэй пожал плечами:

Я не нашел ее. Супруги вышли пройтись и взяли с собой револьвер. Когда их обнаружили мертвыми, он лежал между ними и на нем были отпечатки пальцев и ее и его. Это значит, что они оба держали его в руках, но определить, кто стрелял последним было нельзя… Но почему они это сделали? На этот вопрос я так и не нашел ответа… - Гарроуэй отломил кусочек хлеба и отправил его в рот.

Неужели у вас нет никакой версии? - спросил Пуаро.

Версий много, но ни одна не срабатывает. Дело в том, что я недостаточно много знал о них. После того как генерал ушел на пенсию, они вернулись в Англию, поэтому мои сведения относились лишь к периоду их жизни в Англии, очень спокойной и комфортной. Но до этого они жили за границей, в Малайе и других местах. А что было там? Может быть, истоки трагедии находятся там? Моя бабушка любила повторять поговорку: «У старых грехов длинные ноги». Может быть, причина в каких-то старых грехах? В чем-то, что случилось за границей?

Вряд ли можно сейчас найти свидетелей тех лет… - задумчиво произнес Пуаро.

Гарроуэй кивнул:

В Англии друзья у них появились после их возвращения. Но никто не помнит, что до этого в семье были какие-то конфликты.

Люди забывчивы, - пробормотал Пуаро.

Люди не похожи на слонов, - улыбнулся старший инспектор Гарроуэй. - Это слоны, говорят, ничего не забывают!

Пуаро удивленно поглядел на него:

Удивительно, что вы вдруг вспомнили о слонах…

Почему? Скорее всего что-то произошло на Востоке, там, где водятся слоны… А может, в Африке. А почему вы все-таки удивились тому, что я упомянул слонов?

Дело в том, что то же самое говорила одна моя приятельница, миссис Оливер, - сказал Пуаро.

Ариадна Оливер? Писательница? А знает ли она что-нибудь об этой истории?

Я так не думаю… Хотя что-то могла слышать. Она бывает во множестве мест и встречается со множеством людей.

Я знаю, что Ариадна Оливер пишет детективы, но мне всегда было интересно, где она берет сюжеты…

Сюжеты она выдумывает… Однажды, как она утверждает, я загубил один ее рассказ. У нее была какая-то идея, связанная с шерстяным свитером с длинными рукавами. А я в это время позвонил ей по телефону, и идея рассказа вылетела из головы… Она до сих пор простить этого мне не может. А кстати, была ли у Рейвенскрофтов собака? И брали ли они ее в этот день на прогулку?

Собака была, сказал Гарроуэй. - И я думаю, что они брали ее с собой.

Интересно, где она теперь…

Похоронена в чьем - либо саду… Прошло столько лет, - заметил инспектор Спенс.

Жаль, - вздохнул Пуаро. - Эта собака, наверное, кое - что знала. А кто был в доме в этот день?

Я приготовил вам список. - Инспектор Гарроуэй достал из кармана бумагу. - Подумал, что, может быть, пригодится. Значит, так: миссис Уиттейкер, повариха. В этот день она была выходная и ничего толком сказать не могла. Правда, она сообщила, что незадолго до этого хозяйка лежала в больнице, у нее было что-то с нервами.

Надо сказать, что повариха подслеповата и неважно слышит. Гостила в этот день бывшая гувернантка детей Рейвенскрофтов. Еще был садовник.

Гость из прошлого должен появиться извне, - сказал Пуаро. - Это ваша идея, инспектор Гарроуэй?

Это не идея, просто версия…

1 декабря 1950 года Военной коллегией Верховного суда СССР были осуж-дены к высшей мере наказания - расстрелу член Политбюро ЦК ВКП(б), за-меститель Председателя Совета Министров СССР Н. А. Вознесенский, членОргбюро, секретарь ЦК А. А. Кузнецов, член Оргбюро ЦК, Председатель Со-вета Министров РСФСР М. И. Родионов, кандидат в члены ЦК, первый секре-тарь Ленинградского обкома и горкома ВКП(б) П. С. Попков, второй секре-тарь Ленинградского горкома Я. Ф. Капустин и председатель Ленинградскогогорисполкома П. Г. Лазутин. К длительному тюремному заключению были при-говорены тогда же несколько других партийных работников, обвиненных, каки остальные подсудимые, в том, что, создав антипартийную группу, онипроводили, как было сказано на суде, вредительско-подрывную работу, нап-равленную на отрыв и противопоставление Ленинградской партийной органи-зации Центральному Комитету партии, превращение ее в опору для борьбы спартией и ее ЦК. Так называемое "Ленинградское дело" - один из актовпослевоенных массовых репрессий, в организации которого уже много летобвиняют моего отца. Жертвами репрессий тогда стали не только все руко-водители Ленинградских городской, областной, районных организаций, но ипочти все советские и государственные деятели, выдвинутые в свое время вцентральный партийный и советский аппарат, в областные партийные органи-зации страны. Только в Ленинградской области по официальным данным прес-ледованиям подверглись свыше двух тысяч человек. Были репрессированы ичлены семей осужденных. Хотел бы сразу же опровергнуть обвинения в адрес отца. Судьбу Кузне-цова, Вознесенского, да и всего так называемого "Ленинградского дела"решала комиссия ЦК, что вполне понятно, учитывая положение обвиняемых. Вее состав входили Маленков, Хрущев и Шкирятов. Смерть ленинградских ру-ководителей в первую очередь на их совести. Лишь одна деталь, на которуюв течение многих лет предпочитают закрывать глаза отечественные истори-ки: все допросы обвиняемых, проходивших по этому "делу", вели не следо-ватели МГБ, а члены партийной комиссии. Мой отец никакого отношения кэтим гнусным вещам не имел. Помню, он сразу же сказал, что это очереднаязатея по захвату командных высот с помощью разгрома Ленинградской пар-тийной организации, которая очень поддерживала Вознесенского. А Возне-сенского, которого уважал и ценил мой отец, что было хорошо известно, вКремле не любили. Одна из причин - благосклонность к этому талантливомуруководителю Сталина. Проще говоря, в Вознесенском видели конкурента... Как и мой отец, Вознесенский крайне отрицательно относился ко всякимгруппировкам и внутрипартийной борьбе. Это был в тот период один из са-мых молодых и, что было ясно, перспективных руководителей. Взлет егопришелся на годы войны. Насколько знаю, Сталин считал его очень сильнымэкономистом, а это не могло не раздражать сталинское окружение. Таких нежаловали... Но здесь важно заметить, что эти события происходили не только в об-щем контексте борьбы за власть, что всегда было присуще верхушке больше-вистской партии, а и столь же ожесточенной борьбы за форму правления. ИХрущев, и Маленков считали, что партия должна быть во главе всего, хо-зяйственная деятельность в их глазах была чем-то второстепенным. Возне-сенский, отец, все руководители промышленности никогда не скрывали, чтос этим согласиться не могут: доминировать должна экономика, а не полити-ка. Другими словами, не отвергая, разумеется, большевистскую идеологию вцелом, эти люди ставили под сомнение сами формы управления государством,настаивали на проведении реформ. Вознесенского, как позднее и отца, убрал партийный аппарат. В 1964году уберут и самого партийного лидера Хрущева. Причем сделают это лег-ко. Причины - он затронул интересы того же аппарата. А тогда аппаратвыступил против Вознесенского. Не случись этого, страна, вне всяких сом-нений, уже в самые ближайшие годы могла иметь очень сильного Председате-ля Совета Министров. Так что организаторы и вдохновители "Ленинградскогодела" проанализировали ситуацию совершенно точно... Знаю, что бытует версия о том, что Сталин всегда люто ненавидел Ле-нинград и в конце жизни расправился с его руководителями. Убежден, чтоэто не так. Из тех разговоров, которые вели при мне и Жуков, и мой отец,я знаю, что Сталин очень любил Ленинград, потому что с этим городом унего были связаны самые хорошие воспоминания. Он, кстати, не поддержалпредложение Ленина о переезде советского правительства из Петрограда вМоскву, но, видимо, той власти, которую он получил позднее, у него ещене было, и к его мнению не прислушались. Он даже считал, что столица государства непременно должна быть порто-вым городом. Возможно, сказывалась любовь к Петру. Он вообще историюРоссии прекрасно знал и тут же прекращал разговор, если кто-либо в егоприсутствии позволял себе дилетантски рассуждать о прошлом государства. Иногда выдвигают такой аргумент: Сталина раздражала ленинградская оп-позиция. Но это не совсем верно, таких же оппозиционных группировок хва-тало ему и в Москве... Столь же несерьезно и утверждение, что давняянеприязнь Сталина к Ленинграду связана с Кировым. Знаю, что смерть Киро-ва, вернее убийство его ближайшего соратника, Сталина очень задела. Незнаю, красит ли это Кирова или нет, но, судя по всем выступлениям СергеяМироновича, он был одним из преданнейших Сталину людей. Достаточно почи-тать его выступления на партийном съезде, да и на других форумах. В какой-то мере я неплохо знал обстановку, сложившуюся после войны вЛенинграде, так как оказался в городе еще до снятия блокады. У нас вакадемии бывал и не раз выступал перед нами Кузнецов. Мы, слушатели,считали руководителя Ленинграда очень грамотным, энергичным и коммуника-бельным человеком. Знаю, что его действия импонировали и горожанам. Об-винения в его адрес абсолютно несостоятельны. Возможно, и он, и другиеленинградские товарищи хотели, чтобы права Ленинграда соответствовалитому потенциалу, которым город обладал. Но это вполне естественно. Союз-ные партийные структуры, насколько понимаю, препятствовали экономическо-му развитию Ленинграда, не считаясь с мнением горкома. Фактически круп-ный промышленный, научный и культурный центр мирового значения номенкла-тура пыталась свести к провинциальному городу. А любые действия ленинг-радских руководителей подавались Сталину с определенным политическимпривкусом: вот, мол, Ленинградский комитет стремится стать еще однойстолицей. Думаю, Сталина это настораживало. На деле же, повторяю, никакого противопоставления Центру там не было- партийная верхушка просто оттесняла Вознесенского и крупнейшую партий-ную организацию, которая его поддерживала. В феврале сорок девятого на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) было приня-то постановление "Об антипартийных действиях члена ЦК ВКП(б) товарищаКузнецова А. А. и кандидатов в члены ЦК ВКП(б) тт. Родионова М. И. иПопкова П. С.", в котором говорилось, что их "противогосударственныедействия явились следствием нездорового, небольшевистского уклона, выра-жающегося в демагогическом заигрывании с Ленинградской организацией,охаивании ЦК ВКП(б), в попытках представить себя в качестве особых за-щитников Ленинграда, в попытках создать средостение между ЦК ВКП(б) иЛенинградской организацией и отдалить таким образом Ленинградскую орга-низацию от ЦК ВКП(б)". Этим же постановлением Политбюро Кузнецов, Попков и Родионов былисняты со своих постов, а через несколько дней с группой работников ЦК вЛенинград выехал Маленков. Вначале он провел объединенное заседание бюрообкома и горкома, на котором добивался признания в организации "враждеб-ной антипартийной группировки", а затем, на следующий день, объединенныйпленум. Все проходило в "лучших традициях" политических процессов 30-хгодов: несусветные обвинения, угрозы, покаяния. Позднее к этому "делу"подключили МГБ во главе с Абакумовым... Ведомство Абакумова играло лишь вспомогательную роль: арестовали поподозрению в связях с английской разведкой Капустина и "выбили" соот-ветствующие признания. Впрочем, судя по известным документам, шпионаж впользу Великобритании МГБ интересовал мало, в основном допросы велись натемы, связанные с "антипартийной группой". Как всегда, подозрения в шпи-онаже были лишь поводом к аресту. 13 августа 1949 года в кабинете Маленкова без санкции прокурора (неудосужились сделать даже это!) были арестованы Кузнецов, Попков, Родио-нов, Лазутин, Соловьев. Еще раньше освобождается с поста председателяГосплана СССР Вознесенский. Любопытно, на мой взгляд, проследить дальнейшую хронологию событий. 9сентября Шкирятов представляет Политбюро решение КПК: "Предлагаем исклю-чить Н. А. Вознесенского из членов ЦК ВКП(б) и привлечь его к судебнойответственности". Затем - заседание Политбюро, Пленум ЦК... 27 октябряХрущев и Маленков вздохнут, наконец, свободно: первый претендент на постглавы правительства арестован. Спустя десятилетия после расстрела Вознесенского и его товарищей Ко-митет партийного контроля при ЦК КПСС признает: "С целью получения вымышленных показаний о существовании в Ленинградеантипартийной группы Г. М. Маленков лично руководил ходом следствия поделу и приписал в допросах непосредственное участие. Ко всем арестован-ным применялись незаконные методы следствия, мучительные пытки, побои иистязания. Для создания видимости о существовании в Ленинграде антипар-тийной группировки по указанию Г. М. Маленкова были произведены массовыеаресты... Более года арестованных готовили к суду, подвергали грубым из-девательствам, зверским истязаниям, угрожали расправиться с семьями, по-мещали в карцер и т. д. Психологическая обработка обвиняемых усилиласьнакануне и в ходе самого судебного разбирательства. Подсудимых заставля-ли учить наизусть протоколы допросов и не отклоняться от заранее состав-ленного сценария судебного фарса. Их обманывали, уверяя, что признания"во враждебной деятельности" важны и нужны для партии, которой необходи-мо преподать соответствующий урок на примере разоблачения вражескойгруппы, убеждали, что каким бы ни был приговор, его никогда не приведутв исполнение... Вопрос о физическом уничтожении Н. А. Вознесенского, А.А. Кузнецова, М. И. Родионова, П. С. Попкова, Я. Ф. Капустина, П. Г. Ла-зутина был предрешен задолго до судебного процесса". Приговор огласили в час ночи, в два никого из осужденных уже не былов живых... Подобные процессы над обвиняемыми, проходившими по "Ленинградскомуделу", состоялись позднее еще в нескольких городах. Среди расстрелянных- сестра и брат Вознесенского, большая группа партийных и советских ра-ботников. Всех "ленинградцев" реабилитировали лишь в апреле 1954 года. В том жегоду расстреляют и Абакумова и "его сообщников, которые попрали социа-листическую законность". А вдохновитель преступления товарищ Маленков,как и прежде, будет благополучно пребывать в кресле главы правительства. В феврале пятьдесят шестого на XX съезде КПСС Хрущев назовет органи-затором "Ленинградского дела" Л. П. Берия. Никаких доказательств того,естественно, не представит, что, впрочем, не помешает даже в наши дниприписывать моему отцу и это преступление. В лучшем случае историки ссы-лаются на... выступление самого Хрущева. А что же вышедший сухим из водыМаленков? "Вопрос о преступной роли Г. М. Маленкова в организации так называе-мого "Ленинградского дела" был поставлен после июньского (1957 г.) Пле-нума ЦК КПСС. Однако Г. М. Маленков, заметая следы преступлений, почтиполностью уничтожил документы, относящиеся к "Ленинградскому делу". Быв-ший заведующий секретариатом Г. М. Маленкова - А. М. Петроковский сооб-щил в КПК при ЦК КПСС, что в 1957 г. он произвел опись документов, изъ-ятых из сейфа арестованного помощника Г. М. Маленкова - Д. Н. Сухано-ва... Во время заседаний июньского (1957 г.) Пленума ЦК КПСС Г. М. Ма-ленков несколько раз просматривал документы, хранившиеся в сейфе Д. Н.Суханова, многие брал с собой, а после того, как был выведен из составаЦК КПСС, не вернул материалы из папки "Ленинградское дело", заявив, чтоуничтожил их как личные документы. Г. М. Маленков на заседании КПК приЦК КПСС подтвердил, что уничтожил эти документы... Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС Комитет партийного контроляпри ЦК КПСС" Отца даже умудрились обвинить в организации еще одного крупного "де-ла" - так называемого Мингрельского. Пострадали тогда десятки тысяч гру-зин - людей совершенно невиновных. ЦК принял в ноябре 1951 года резолю-цию о существовании в Грузии мингрельской националистической организа-ции, готовившей свержение Советской власти в республике. Абсурд, конеч-но. Никакой контрреволюционной организации в Мингрелии не было. "Минг-рельское дело", как признается незадолго до смерти Хрущев, было направ-лено против отца. Правда, Никита Сергеевич обвиняет в его организацииединственного человека - Сталина, но это не совсем так. Партийная вер-хушка, включая, естественно, самого Хрущева, пыталась таким образом уст-ранить Берия руками Сталина. Неправда, что диктаторы порой не поддаютсявлиянию. Во всяком случае, есть немало примеров, что Сталин шел на ус-тупки своему ближайшему окружению. Так было и тогда. Предполагалось, что массовые репрессии в Грузиисмогут дискредитировать моего отца, после чего, естественно, его можнобудет "убрать". И на XX съезде КПСС, и в своих воспоминаниях, опубликованных на Запа-де, Хрущев говорил о произволе Сталина, о своей же роли в организации"Мингрельского дела" в силу вполне понятных причин умолчал. Точно так жеушел он от ответственности и за самое активное участие в организации не-безызвестного "Дела врачей". Из воспоминаний Н. С. Хрущева: "Однажды Сталин пригласил нас к себе в Кремль и зачитал письмо. НекаяТимашук сообщала, что она работает в медицинской лаборатории и была наВалдае, когда умер Дацанов. Она писала, что Жданов умер потому, что вра-чи лечили его неправильно: ему назначались такие процедуры, которые не-минуемо должны были привести к смерти, и все это делалось преднамерен-но... Если бы Сталин оставался нормальным в ту пору, то он по-другомуотреагировал на это письмо. Одним словом, врачи были арестованы... Види-мо, многие члены Президиума ЦК КПСС чувствовали несостоятельность этихобвинений. Но они не обсуждали их, потому что раз про это сказал Сталин,раз он сам "ведет" этот вопрос, то говорить больше не о чем. Когда же мысходились не за столом Президиума и обменивались между собой мнениями,то больше всего возмущались письмом, полученным от Конева... Письмо, ко-торое прислал Конев, клеймило не только тех, которые уже были "выявле-ны", но толкало Сталина на расширение круга подозреваемых и вообще нанедоверие к врачам... Конечно, это произошло в результате болезненногохарактера человека и некоего "сродства душ". А у Конева и Сталина дейс-твительно имело место частичное сродство душ. Потому-то Конев по сей часпереживает, что XX съезд партии осудил злодеяния Сталина, а XXI съездпартии еще "добавил". Начались допросы "виновных". Я лично слышал, как Сталин не раз звонилИгнатьеву. Тогда министром госбезопасности был Игнатьев. Я знал его. Этобыл крайне больной, мягкого характера, вдумчивый, располагающий к себечеловек. Я к нему относился очень хорошо... Он (Сталин) требовал от Иг-натьева: несчастных врачей надо бить и бить, лупить нещадно, заковать ихв кандалы..." Обратите внимание: "Дело врачей-вредителей" Хрущев с именем отца несвязывает. Листаем доклад Первого секретаря ЦК КПСС Никиты Хрущева XXсъезду КПСС. Выступая 25 февраля 1956 года, партийный лидер подробно ос-тановился и на "Мингрельском", и на "Ленинградском" делах, заметив по-путно, что "большинство членов Политбюро того периода не знало всех обс-тоятельств дела". Вспомнил и о врачах, но виновным в репрессиях противэтих людей назвал лишь Сталина. Об отце - ни слова. А вот когда подводилчерту под сказанным, довольно тонко переключил внимание аудитории на не-го: "В организации различных грязных и позорных дел гнусную роль игралмахровый враг нашей партии, агент иностранной разведки Берия, втершийсяв доверие к Сталину. Как этот провокатор смог добиться такого положенияв партии и государстве, что стал первым заместителем Председателя СоветаМинистров Советского Союза и членом Политбюро ЦК? Теперь установлено,что этот мерзавец шел вверх по государственной лестнице через множествотрупов на каждой ступеньке". Все, что говорил дальше Первый секретарь ЦК, уже не имело ровным сче-том никакого значения: у слушателей отложилось в памяти, что руку ковсем "различным грязным и позорным делам" приложил Берия. И не стольважно, что, кроме ругани в адрес бывшего товарища, не прозвучало ни од-ного конкретного обвинения. Цель достигнута - кто посмеет уличить во лжиглаву государства? Первое сообщение об аресте "врачей-вредителей" передал 13 января 1953года ТАСС: "Некоторое время тому назад органами госбезопасности была раскрытатеррористическая группа врачей, ставивших своей целью, путем вредитель-ского лечения, сокращать жизнь активным деятелям Советского Союза. Вчисле участников этой террористической группы оказались: профессор ВовсиМ. С., врач-терапевт; профессор Виноградов В. Н" врач-терапевт; профес-сор Коган М. Б., врач-терапевт; профессор Коган Б. Б., врач-терапевт;профессор Егоров П. И., врач-терапевт; профессор Фельдман А. И.,врач-отоларинголог; профессор Этингер Я. Г., врач-терапевт; профессорГринпгтейн А. М., врач-невропатолог; Майоров Г. И., врач-терапевт. Документальными данными, исследованиями, заключениями медицинскихэкспертов и признаниями арестованных установлено, что преступники, явля-ясь скрытыми врагами народа, осуществляли вредительское лечение больныхи подрывали их здоровье... Преступники признались, что они, воспользовавшись болезнью товарищаА. А. Жданова, неправильно диагностировали его заболевание, скрыв имев-шийся у него инфаркт миокарда, назначили противопоказанный этому тяжело-му заболеванию режим и тем самым умертвили товарища А. А. Жданова.Следствием установлено, что преступники также сократили жизнь товарищаА. С. Щербакова, неправильно применяли при его лечении сильнодействующиелекарственные средства, установили пагубный для него режим и довели еготаким путем до смерти. Врачи-преступники старались в первую очередь подорвать здоровье со-ветских руководящих военных кадров, вывести их из строя и ослабить обо-рону страны. Они старались вывести из строя маршала Василевского, марша-ла Говорова, маршала Конева, генерала армии Штеменко, адмирала Левченкои др. Однако арест расстроил их злодейские планы и преступникам не уда-лось добиться своей цели. Установлено, что все эти врачи-убийцы, ставшие извергами человеческо-го рода, растоптавшие священное знамя науки и осквернившие честь деяте-лей науки, состояли в наемных агентах у иностранной разведки. Большинс-тво участников террористической группы (Вовси, Коган, Фельдман, Гринш-тейн, Этингер и чр.) были связаны с международной еврейской буржуаз-но-националистической организацией "Джойнт", созданной американской раз-ведкой якобы для оказания международной помощи евреям в других странах.На самом же деле эта организация проводит под руководством американскойразведки широкую шпионскую, террористическую и иную подрывную деятель-ность в ряде стран, в том числе и в Советском Союзе. Арестованный Вовсизаявил следствию, что он получил директиву "об истреблении руководящихкадров СССР" из США от организации "Джойнт" через врача в Москве Шимели-овича и известного еврейского буржуазного националиста Михоэлса. Другиеучастники террористической группы (Виноградов, Коган М. Б., Егоров) ока-зались давнишними агентами английской разведки. Следствие будет законче-но в ближайшее время (ТАСС)". Люди старшего поколения конечно же помнят атмосферу истерии, создава-емую прессой тех дней. Журнал "Огонек", в частности, писал: "Неописуемо чудовищны преступления банды врагов народа! Гнев и омер-зение охватывают всех честных людей, узнавших о злодеяниях наемныхубийц, скрывавшихся под личиной профессоров медицины". У нас в доме, как и в каждой семье, арест известных врачей конечно жеобсуждался. Не стоит говорить, что мой отец не имел к этой подлости нималейшего отношения. Наше возмущение было связано еще и с тем, что я,скажем, был обязан одному из арестованных врачей жизнью. За нескольколет до войны (мы жили еще в Тбилиси) у меня началось тяжелое осложнениепосле гриппа. Местные врачи, хорошие специалисты, помочь не смогли. Нанашу беду, в эти же дни отцу пришлось уехать по делам в Москву. Звонилдомой, разумеется, каждый день, но ничего утешительного мама ему сказатьне могла - болезнь прогрессировала. Не знаю, какой разговор состоялся у отца тогда с Серго Орджоникидзе)но когда тот узнал, что произошло, пообещал помочь. По его просьбе вТбилиси приехали два замечательных врача - Этингер и Раппопорт. ПробылиЯков Гиляриевич Этингер и его коллега у нас почти две недели, позднеееще около двух месяцев меня долечивали местные врачи. Но жизнью я, бе-зусловно, обязан Этингеру, известному профессору-кардиологу, и Раппопор-ту. И отец, и мать, вполне понятно) всю жизнь вспоминали этих московскихврачей с огромной благодарностью. Часто бывал у нас в доме профессор Виноградов. Лечащим врачом он небыл, но мы с удовольствием общались с этим интересным человеком. Ужепосле того, как отец прикрыл "Дело врачей", Виноградов и профессор Его-ров, руководивший IV управлением Минздрава, рассказывали у нас дома застолом, что в действительности тогда произошло. - Вы знаете, - говорил профессор Виноградов, - я старый человек, иконечно же физически выдержать все это сил уже не было. Мне пришлось да-вать им показания, но я давал их только на тех людей, которые умерли ещедо моего ареста. Хотя понимал, что могут репрессировать их семьи. Но чтооставалось делать? Утешаюсь лишь тем, что таким образом нанес меньшевреда. Говорили, естественно, и о Этингере, и об остальных врачах, ставшихжертвами произвола. А началось "Дело врачей" действительно с писем Конева и Лидии Тима-шук. Из официальных источников: Лидия Тимашук. Родилась в 1898 году в Брест-Литовске. В 1918-м посту-пила на медицинский факультет Самарского университета. С 1926 года -врач Лечебно-санитарного управления Кремля, где проработала до выхода напенсию в 1964 году. В январе 1953-го Указом Президиума Верховного СоветаСССР награждена орденом Ленина "за помощь, оказанную правительству в де-ле разоблачения врачей-убийц". В апреле того же пятьдесят третьего Указо награждении Тимашук отменен. Скончалась в 1983 году в возрасте 85 лет. Рассказывают, до конца жизни Лидия Феодосьевна была обижена на то,как с ней обошлись. Правда, вместо отобранного ордена уже через год ейвручат другой - Трудового Красного Знамени, который, надо полагать, за-ведующая электрокардиографическим кабинетом Кремлевской больницы дейс-твительно заслужила. Но обида останется, потому что имя ее войдет в соз-нание миллионов людей как символ человеческой подлости. В последнее вре-мя появилось немало публикаций, где врач Тимашук представлена как невин-ная жертва обстоятельств. Но это скорее полуправда, потому что, отправ-ляя письмо генерал-лейтенанту Власику (не Сталину!), Лидия Феодосьевнане могла не догадываться, чем это может обернуться для известных врачей.Достаточно взглянуть на фотографию, запечатлевшую счастливый миг награж-дения Тимашук, и все сомнения по поводу душевных терзаний отпадают самисобой: это был действительно звездный час доселе никому не известногосотрудника "Кремлевки". Улыбнется фортуна и такому же неизвестному Михаилу Рюмину, подполков-нику, следователю следственной части по особо важным делам МГБ СССР. Каки его патрон Абакумов, он будет активно участвовать в допросах профессо-ра Этингера, арестованного еще в ноябре 1950 года. Спустя несколько ме-сяцев арестуют и самого шефа МГБ. Поводом послужит донос подполковникаРюмина. Как водится, в ЦК от "сигнала" не отмахнулись и о письме былодоложено Сталину. Трудно поверить, что рядовой следователь мог пойти на столь дерзкийшаг, вне всяких сомнений, сама идея "разоблачения" Абакумова рождаласьна Старой площади. Ну а Рюмина просто использовали. Правда, обижатьсябдительному следователю особо не приходилось - вскоре Рюмин стал полков-ником, начальником Следственной части по особо важным делам МГБ СССР, азатем и заместителем самого товарища Игнатьева - новоиспеченного главыМГБ. Карьера Рюмина завершится вместе с "Делом врачей", к которому онприложил руку. Рюмина арестуют после прихода отца в МВД. 4 апреля 1953года по радио несколько раз будут читать сообщение МВД СССР: "Министерство внутренний дел СССР произвело тщательную проверку всехматериалов предварительного следствия и других данных по делу группыврачей, обвинявшихся во вредительстве и других действиях в отношении ак-тивных деятелей Советского государства. В результате проверки установле-но, что привлеченные по этому делу профессор Вовси, профессор Виногра-дов, профессор Коган, профессор Этингер, профессор Егоров... были арес-тованы бывшим Министерством государственной безопасности СССР неоправ-данно, без каких-либо законных оснований. Проверка показала, что обвинения, выдвинутые против перечисленныхлиц, являются ложными, а документальные данные, на которые опирались ра-ботники следствия, несостоятельными. Установлено, что показания аресто-ванных, якобы подтверждающие выдвинутые против них обвинения, полученыработниками следственной части бывшего Министерства государственной бе-зопасности путем применения недопустимых и строжайше запрещенных советс-кими законами приемов следствия. На основании заключения следственной комиссии, специально выдвинутойМинистерством внутренних дел СССР для проверки этого дела, арестован-ные... и другие, привлеченные по этому делу, полностью реабилитированы впредъявленных им обвинениях во вредительской, террористической и шпионс-кой деятельности и в соответствии со ст. 4, п. 5 Уголовно-процессуально-го кодекса РСФСР из-под стражи освобождены. Лица. виновные в неправиль-ном ведении следствия, арестованы и привлечены к уголовной ответствен-ности". Сорок лет спустя сын погибшего в Лефортовской тюрьме профессора Этин-гера доктор исторических наук профессор Яков Этингер расскажет о своихвстречах в 1970 году с бывшим членом Политбюро Николаем Булганиным:"Булганин считал, что главными организаторами "Дела врачей" и намечаемыхантиеврейских акций были Сталин, Маленков и Суслов, которым, как он вы-разился, "помогала" группа других ответственных партийно-государственныхдеятелей того времени. Я спросил, кто конкретно. Он усмехнулся и отве-тил: "Вы хотите, чтобы я назвал ряд нынешних руководителей страны? Мно-гие из людей 1953 года и сейчас играют ключевую роль. Я хочу спокойноумереть". Видимо, те люди, о которых говорил Булганин, и сделали все для того,чтобы страна забыла, кто повинен в репрессиях против известных советскихученых-медиков и кто поставил в "Деле врачей" последнюю точку. Как всег-да, и тогда, в пятидесятые, партийная верхушка и Берия оказались по раз-ные стороны баррикад. Этого новому министру внутренних дел тоже никогдане простят... Из выступления члена Президиума ЦК КПСС, первого заместителя Предсе-дателя Совета Министров СССР, министра обороны СССР П. А. Булганина наиюльском (1953 года) Пленуме ЦК КПСС: "Товарищи, приходилось слышать о якобы положительной роли Берия в егоделах по освобождению врачей, по ликвидации грузинского дела, по ликви-дации дела Шахурина и Новикова, дела маршала Яковлева. Надо развенчатьего и здесь. Никакой положительной роли в этих делах у него нет. Наобо-рот, все это делалось для того, чтобы создал" себе видимость популярнос-ти". Неотразимая большевистская логика... Кстати, о деле Шахурина, Новико-ва, Яковлева. Веской сорок шестого Главное управление контрразведки"СМЕРШ", которое возглавлял Абакумов, арестовало наркома авиапромышлен-ности СССР А. И. Шахурина, командующего ВВС Советской Армии А. А. Нови-кова и ряд других руководящих работников авиапромышленности и представи-телей высшего командования Военно-Воздушных Сил. В вину им вменялосьумышленное вредительство. Якобы одни поставляли, а другие принимали навооружение советской военной авиации некачественные самолеты. В том жесорок шестом Военная коллегия Верховного суда СССР осудила "вредителей"к различным срокам лишения свободы. В декабре 1951 года были отданы подсуд маршал артиллерии, заместитель военного министра Н. Д. Яковлев, на-чальник Главного артиллерийского управления генерал-полковник И. И. Вол-котрубенко, заместитель министра вооружения И. А. Мирзаханов. В февралепятьдесят второго все они были арестованы. 17 апреля 1953 года мой отец направил записку в Президиум ЦК КПСС спредложением освободить из-под стражи маршала артиллерии Н. Д. Яковлеваи остальных людей, проходивших по этому делу, как арестованных без вся-ких на то оснований. В мае было прекращено уголовное дело за отсутствиемсостава преступления и в отношении наркома А. И. Шахурина, командующегоВВС А. А. Новикова и других товарищей. Несколько лет назад партийные ор-ганы вынуждены были наконец признать роль Берия в освобождении всех этихлюдей официально - соответствующие документы опубликованы. 10 апреля, как известно, Президиум ЦК КПСС отменил свои же постанов-ления по "Мингрельскому делу". Так что с приходом отца в объединенноеМинистерство внутренних дел весной пятьдесят третьего действительно былосделано немало. Ему просто не позволили завершить массовую реабилитациюлюдей, пострадавших в ходе предвоенных и послевоенных репрессий. И еще один вопрос. Не раз приходилось читать, что мой отец на протя-жении всей жизни отличался крайним антисемитизмом, но вместе с тем, какутверждают западные источники, он во время войны создал вместе с Михоэл-сом Еврейский антифашистский комитет для установления связей с междуна-родными еврейскими организациями. Например, известный французский исто-рик Николя Верт считает: "Гипотеза о международном еврейском заговоре также могла быть исполь-зована против Берия. Весьма вероятно, следовательно, что в данном случаеБерия не только не участвовал в подготовке очередной чистки, но и могстать одной из ее жертв вместе с другими руководителями, бывшими предме-том особой заботы Сталина, в том числе Молотовым (его жена-еврейка быладепортирована), Ворошиловым и Микояном. Однако пока напоминавшая о худ-ших временах ежовщины идея широкого заговора интеллигентов, евреев, во-енных, высших руководителей партии и экономики, партийно-хозяйственнойэлиты из нерусских республик вызревала, в ночь на 1 марта 1953 года уСталина произошло кровоизлияние в мозг..." Антисемитизм, как и у любого порядочного человека, вызывал у отцачувство омерзения. Это вполне понятно. Но, на мой взгляд, симпатия, при-чем симпатия давняя, к людям еврейской национальности вызвана, как мнекажется, в первую очередь тем, что отец их хорошо знал. Дело в том, чтотаких людей очень много было в разведке, в технике, то есть в тех облас-тях, в которых всю жизнь он проработал. Отсюда и глубокое уважение к ев-реям. Кстати, таких людей при отце довольно много было на очень высокихдолжностях, чего после его смерти больше не допускали... Скажем, Райх-ман, начальник крупного управления, Мильштейн, тоже начальник управле-ния. Знаю, что в целом ряде крупнейших операций, проводившихся за рубе-жом советской разведкой, тоже стояли евреи. Никакого особого секрета яне открываю, это общеизвестные вещи. Обвинение отца в антисемитизме -лишь одно из многих. Если бы обстоятельства сложились несколько иначе,его столь же рьяно обвинили бы в пособничестве мировому сионизму. К это-му, кстати, шло... Отец действительно был инициатором создания Еврейско-го антифашистского комитета. Целый ряд видных деятелей, связанных с сио-низмом были связаны - я этого не отрицаю - и с моим отцом. Это не зна-чит, что все они работали на советскую разведку, но они, скажем так, вы-полняли функции, которые были чрезвычайно полезны в тот период как дляеврейского движения, так и для Советского Союза. Такие компромиссы, счи-тал отец, вполне допустимы. Причем все делалось совершенно открыто, ссогласия ЦК. Нравилось это партийному аппарату или нет, но они вынужденыбыли соглашаться с такой политикой. Но потом этот же ЦК при самом актив-ном участии Сталина начал проводить ту политику) которая была партийнойверхушке гораздо ближе - политику арестов, провокаций, политическихубийств, как это было, скажем, с Михоэлсом. Виновных отец назвал впос-ледствии в своем обращении в ЦК. Отец одним из первых активно выступил в поддержку создания государс-тва Израиль. Мотивировал он свою позицию тем, что очень большое числолюдей еврейской национальности, включая техническую интеллигенцию, рас-сеяны по всему миру, и в интересах Советского Союза всех этих людей сде-лать своими союзниками. Создание государства, о котором еврейский народмечтал столько сотен лет, считал отец, станет актом восстановления исто-рической справедливости, а поддержка Советского Союза будет воспринята сблагодарностью. Так что почва для того, чтобы объявить моего отца аген-том мирового сионизма, как видите, была... Он никогда не выделял людей по национальному признаку. Для него ров-ным счетом не имело никакого значения, русский ты или еврей, украинецили грузин. Но близких ему людей среди евреев было немало. Ванников,скажем. В то время это обстоятельство не помешало ему стать генерал-пол-ковником, министром, трижды Героем Социалистического Труда. В атомномпроекте успешно работал Славский, министр среднего машиностроения СССР.Интернационализм тогда был настоящий. Это позднее все свелось лишь кдекларациям... Но были в тогдашнем кремлевском руководстве и махровые антисемиты.Скажем, Андрей Жданов и его сын, заведующий отделом науки ЦК. Эти никог-да и не скрывали своих убеждений. Отъявленным антисемитом, тоже не считавшим это скрывать, был Хрущев.Маленков, возможно, таким не был, во всяком случае открыто не выступал.Но один случай я хорошо помню. Дочь Маленкова, замечательная девушка,умница - ее звали Воля - полюбила хорошего парня. Кажется, его фамилиябыла Штернберг. Отец этого парня заведовал отделом в ЦК. Когда начал на-бирать силу зоологический антисемитизм, Маленков тут же настоял на ихразводе... Точно так же Сталин заставил свою дочь Светлану разойтись с ГришейМорозовым. А человек был замечательный. Кстати, жив-здоров и поныне. Уже будучи мужем Светланы, окончил Институт международных отношений,работал в МИДе. И отец, и я очень хорошо к нему относились. Поддерживалиего, как могли, и после их развода со Светланой. Всю его семью арестова-ли, и время для него наступило очень тяжелое. Честный, порядочный чело-век, он, не сделав ничего дурного, из зятя главы государства превратилсяв изгоя. Но наш дом для него, как и прежде, был всегда открыт. Как-тозашел и рассказал, что его вызывал Юрий Жданов, новый муж Светланы. - В хамской форме предложил мне, мерзавец, убраться из Москвы, - воз-мущался Гриша. - А что я? А я ответил: слушай, я понимаю, что ты оченьбольшой человек, но чего ты от меня еще хочешь? Со Светланой я больше невстречаюсь, а где живу, какое тебе дело? Морозов мог в таком тоне говорить со Ждановыммладшим лишь потому, чтоне потерял связи с нашим домом... Но Сталин, хотя и допускал подобные вещи, а некоторые и инспирировал,антисемитом не был. С его стороны это была скорее политическая игра. Ев-рейскую карту и до него, и после него так или иначе использовали, какклапан, едва ли не все руководители. И не только в России. Есть народ,который традиционно, так сказать, виноват во всех бедах... Это ведь такудобно - сыграть на пещерном антисемитизме. И в тот период Сталин не ус-тоял перед соблазном обвинить в очередной раз во всех проблемах евреев.А партийная верхушка, как всегда, умело подыграла. В то же время и всекретариате Сталина, и в его окружении людей еврейской национальностивсегда было немало, что его никогда не смущало. Вспомните Мехлиса, Кага-новича... Еврейский антифашистский комитет, созданный по инициативе моего отца,начал работать уже в начале сорок второго. Возглавил его народный артистСССР С. Михоэлс. В конце 1946 года ЦК ВКП(б) внес предложение о ликвида-ции ЕАК. Еврейским антифашистским комитетом занялось и МГБ. По делу ЕАКпривлекли большую группу людей, в том числе секретаря Еврейского антифа-шистского комитета поэта Исаака Фефера, академика, директора Институтафизиологии АН СССР Лину Штерн, поэта Переца Маркиша, бывшего начальникаСовинформбюро Соломона Лозовского, главного врача Центральной клиничес-кой больницы имени Боткина Бориса Шимелиовича, журналиста Леона Тальми,многих других людей. 13 человек Военная коллегия Верховного суда СССРприговорила тогда к расстрелу. Почти через сорок лет после случившегося Комитет партийного контроляпри ЦК КПСС скажет если и не всю правду, то хотя бы частицу ее: "Непос-редственным предлогом к возбуждению уголовного дела на руководителей ЕАКпослужили, как это установлено впоследствии, сфальсифицированные и полу-ченные в результате незаконных методов следствия показания старшего на-учного сотрудника Института экономики АН СССР И. И. Гольдштейна, аресто-ванного 19 декабря 1947 г., и старшего научного сотрудника Института ми-ровой литературы АН СССР 3. Н. Гринберга, арестованного 28 декабря 1947г. В своих показаниях они утверждали о якобы проводимой С. А. Лозовским,И. С. Фефером и другими членами ЕАК антисоветской националистической де-ятельности. Протоколы допросов И. И. Гольдштейна и 3. Н. Гринберга,изобличающие указанных лиц, 10 января и 1 марта 1948 г. были направленыминистром госбезопасности В. С. Абакумовым в ЦК ВКП(б). ...Установлено, что прямую ответственность за незаконные репрессиилиц, привлеченных по "Делу Еврейского антифашистского комитета", несетГ. М. Маленков, который имел непосредственное отношение к следствию исудебному разбирательству. 13 января 1949 г. он вызвал к себе С. А. Ло-зовского и в процессе длительной беседы, на которой присутствовал пред-седатель КПК при ЦК ВКП(б) М. Ф. Шкирятов, домогался от С. А. Лозовскогопризнания в проведении им преступной деятельности. В этих целях Г. М.Маленковым было использовано направленное И. В. Сталину 5 лет назад - 15февраля 1944 г. - за подписью С. М. Михоэлса, Ш. Эпштейна, И. С. Фефера(членов ЕАК) и отредактированное С. А. Лозовским письмо с предложением осоздании на территории Крыма Еврейской социалистической республики. Пос-ле беседы Г. М. Маленков и М. Ф. Шкирятов составили на имя И. В. Сталиназаписку с предложением вывести С. А. Лозовского из членов ЦК ВКП(б) соследующей формулировкой: "за политически неблагонадежные связи и недос-тойное члена ЦК поведение"... Установлено, что следствие велось с грубы-ми нарушениями закона и применением недозволенных методов для получения"признательных показаний". Несмотря на это, на первых допросах С. А. Ло-зовский, И. С. Фефер и другие отрицали свою враждебную деятельность. За-тем всех, кроме Б. А. Шимелиовича, вынудили "признать" себя виновными идать показания о проводимой членами ЕАК шпионской и антисоветской дея-тельности... ...Обвинение невиновных людей и подписание им несправедливого приго-вора было предопределено заранее вышестоящим руководством (3 апреля 1952г. С. Д. Игнатьев направил Сталину обвинительное заключение, сопровож-давшееся предложением о мере наказания - расстрел для всех обвиняемых,кроме академика Лины Штерн). Как указывает далее А. А. Чепцов (председа-тель Военной коллегии), он в присутствии С. Д. Игнатьева и М. Д. Рюминабыл принят Г. М. Маленковым и высказал соображения о необходимости нап-равления дела на дополнительное расследование. Однако Г. М. Маленков от-ветил: "Этим делом Политбюро ЦК занималось 3 раза, выполняйте решениеПБ". Из официальных источников: В 1948-1952 годах в связи с так называемым "Делом Еврейского антифа-шистского комитета" были арестованы и привлечены к уголовной ответствен-ности по обвинению в шпионаже и антисоветской националистической дея-тельности свыше ста писателей, поэтов, ученых, артистов, служащих, пар-тийных и советских работников еврейской национальности. Десять из нихбыли приговорены к расстрелу, двадцать - к 25 годам исправительно-трудо-вых лагерей. Все остальные, как правило, получили тогда от 10 до 15 леттюрьмы. Впрочем, даже до так называемого суда в застенках МГБ дожили невсе... Еще больше грехов перед своим народом оставила большевистская партияв довоенный период. Одна из совершенных ею подлостей - "Дело академикаВавилова". Знаю, что и гибель этого выдающегося ученого приписывают мое-му отцу. А вот что произошло в действительности, полагаю, читателю уз-нать будет небезынтересно. Николай Иванович был приговорен к расстрелуне пресловутой "тройкой", как иногда пишут, а Верховным судом. Моя мамаработала в Сельскохозяйственной академии и случившееся с академиком Ва-виловым переживала тяжело. Обсуждалась эта тема и у нас дома, и, естест-венно, в среде ученых. После одного из таких разговоров мама попросилаотца уже не только от себя, но и от коллег что-то предпринять. Так сос-тоялась встреча отца с академиком Прянишниковым и некоторыми другимиучеными, обеспокоенными судьбой Николая Ивановича. Разговор, знаю, былдолгим, и отец пообещал ученым, хотя приговор Верховным судом подписан,как-то помочь академику Вавилову. К сожалению, до сих пор не хотят признать, что в деле Вавилова не всебыло однозначно. Затребовав его, отец в этом убедился. В честности Нико-лая Ивановича, знаю по рассказам отца, он не сомневался, но у следствиябыли "зацепки", отрицать которые было невозможно. Как известно, академикВавилов, собирая свою знаменитую коллекцию злаков, объездил весь мир.Никаких антигосударственных действий он никогда не предпринимал, носледствие доказало, что среди многих людей, с кем приходилось общатьсяакадемику, были и явные противники Советской власти. Не мог Николай Ива-нович отрицать и того, что было написано в доносах. Стечение обстоятель-ств оказалось для этого честного человека роковым. Тем не менее отецсмог добиться смягчения приговора академику Вавилову. Да и тот, первыйприговор, насколько понимаю, не спешили приводить в исполнение. Когдапредставилась первая же возможность, отец добился его смягчения. О пол-ной отмене, к сожалению, речь не шла. Но отец не терял надежды на полноеосвобождение Вавилова, а чтобы Николай Иванович смог дожить до него,отец решил перевести его в один из закрытых институтов. Главным быловырвать его из тюрьмы. К сожалению, ученый тяжело заболел и умер. Мама была очень подавлена случившимся, и у них с отцом состоялся тог-да тяжелый для обоих разговор. Вавилова очень любили люди, работавшиевместе с мамой, и хотя большинство прекрасно понимали, что арестовал иосудил академика не отец, ей конечно же психологически было тяжелей, чемкому-либо. Естественно, и он был раздосадован, сказав тогда: - Ты ведь знаешь, что я могу влиять на какие-то отдельные вещи, ноотменить приговор Верховного суда даже нарком не может. То, что мог, ясделал, ты ведь знаешь, Вавилова не расстреляли. К сожалению, Нина, та-ких судеб еще очень и очень много... Знаю от отца, что пагубную роль в "Деле академика Вавилова" сыгралнебезызвестный Трофим Лысенко. Из официальных источников: Трофим Лысенко. Родился в селе Карловка (Украина) в 1898 году. Училсяв школе садовода и в сельскохозяйственном институте в Киеве, работал наБелоцерковской опытной станции, в Институте хлопка в Азербайджане. Нанаучном горизонте появился в конце двадцатых годов, доказывая, что про-веденные им опыты гарантируют повышение урожайности зерновых благодаряяровизации. Проще говоря, Лысенко предлагал замачивать и проращивать се-мена озимых, отличающихся устойчивостью к перепадам температуры, и высе-вать их как яровые культуры. Вскоре имя полтавского агронома уже гремело по всей стране, хотя самаидея Лысенко так и не была проверена на деле. Новатор стал кавалером ор-дена Трудового Красного Знамени, а в 1934 году - академиком АН Украинс-кой ССР. С 1933 года - академик ВАСХНИЛ - Всесоюзной академии сельскохо-зяйственных наук имени В. И. Ленина. Как ни странно сегодня это звучит,но среди тех, кто поддержал энергичного инициативного агронома, был иНиколай Иванович Вавилов. Повинен в разгроме советской биологии и гибели многих отечественныхученых. Герой Социалистического Труда, трижды лауреат Сталинской премии.Награжден 8 орденами Ленина. Скончался бывший президент ВАСХНИЛ Трофим Лысенко в 1976 году в воз-расте 78 лет. От мамы, ученого-агрохимика (она была в школе академиков Вавилова иПрянишникова), о Лысенко ни одного доброго слова мне слышать не приходи-лось. Мнение ученых Тимирязевской академии было единодушным: авантюрист,а его идеи - лженаука. Но он ведь был лишь одним из так называемых на-родных академиков, которых противопоставляли настоящим ученым. Так былои при Сталине, и при Хрущеве. Там, где доминирует ненаучный подход, этовполне естественно. Тем не менее вина Лысенко в трагической судьбе ака-демика Вавилова, многих других советских ученых очевидна. Но я бы не ог-раничился упреками в адрес Сталина, хотя он и поддерживал Лысенко. Впос-ледствии, как известно, столь же рьяно покровительствовал "народномуакадемику" и Хрущев. Позднее, уже после войны, точно так же, как и в истории с академикомВавиловым, благодаря отцу не был расстрелян и выдающийся русский генетикНиколай Тимофеев-Ресовский. Большинство читателей, должно быть, помнятего по повести Даниила Гранина "Зубр". Тимофеев-Ресовский во время войны находился в Германии на правахкрупного ученого, заведовал лабораторией. В сорок пятом его привезли вСоветский Союз и осудили на десять лет. Находился он в довольно сносныхусловиях, а затем его направили в специальную лабораторию на Южный Урал,в Сунгул. Когда-то там был санаторий МВД, а затем - один из объектов,связанных с ядерным проектом. По воспоминаниям самого Николая Владимиро-вича, место там было замечательное, на берегу прелестного озера. Не такдавно одна из газет опубликовала записанный когда-то коллегами устныйрассказ Тимофеева-Ресовского. Зубр вспоминал, что хотя и был заключеннымофициально, имел шеф-повара и портного, а заодно в подчинении у Тимофее-ва-Ресовского было около полусотни "вольных" специалистов и десятка пол-тора иностранцев. Говорю это, разумеется, не к тому, что быть заключен-ным хорошо - по себе знаю, что это такое, - но в тех условиях так назы-ваемые "шарашки", о которых столько написано, спасли жизнь очень многимлюдям. Судьба Тимофеева-Ресовского - лишь один пример. Кстати, благополучно провел в Германии всю войну не только он, многиеученые тесно сотрудничали с немцами и добились там неплохих результатов.То, что всех их в сорок пятом могли расстрелять или повесить, понятно.Основания были - связь с врагом. Этого вполне достаточно. Партийный ап-парат готов был расправиться с каждым из них, но были люди, которые ду-мали о будущем. Эти ученые могли быть полезны стране. Так, по крайнеймере, считал мой отец, когда доказывал, что и Тимофеева-Ресовского, иостальных надо привлечь к работе, а не карать. И, насколько знаю, Зубрчестно трудился и добился в науке многого. Партийные же структуры целесообразность никогда не интересовала. Та-кой пример. В сорок третьем лауреатом Сталинской премии стал ЛеонидКонстантинович Рамзин, опередивший на десятилетия всех своих коллег исоздавший приметочный котел. Величина был в локомотивестроении! Один изорганизаторов и первый директор Всесоюзного теплотехнического института.В тридцатом он проходил по "делу" промпартии, был приговорен к расстре-лу. А сколько таких судеб! Сколько написано о депортации народов - и чеченцев, и ингушей, и кал-мыков, и крымских татар... А об участии в этой низости Жданова, Хрущева,вообще партийного аппарата - ни слова. А кто же все это затеял, кто от-давал приказы? Известно ведь уже, что решение принималось Политбюро.Когда только обсуждался вопрос о депортации, отец в присутствии многихлюдей, хотя всегда следил за своей речью и никогда не ругался, не выдер-жал и, не выбирая литературных выражений, высказал все, что думает о вы-селении народов Кавказа одному из тех, кто активно проводил эту подлуюполитику. Этим человеком был Щербаков. - Ты идиот, - сказал отец, - неужели не понимаешь, что тебя использу-ют как последнего дурака?! Полностью этот разговор цитировать, разумеется, не буду, но смысл,надеюсь, понятен. Больше всего отца возмутило, что эту гнусность партий-ная верхушка решила проделать после того, как немцев отогнали от Кавка-за. Теперь те, кто с армейскими частями отстоял Кавказ, а это были мест-ные жители, были уже не нужны. Отец официально высказался против депор-тации этих людей. К нему тогда приехали несколько руководителей из техмест, тоже участвовавшие в обороне Кавказа. Отец их хорошо знал - вместеналаживали эту оборону в сорок втором. Сказал им откровенно: - Единственное, что я могу сделать, это спасти хотя бы ваши семьи.Политбюро меня не поддержало... Они отказались и пошли со своим народом.Страшная трагедия. Мне позднее некоторые командиры частей, которых зас-тавили в этом участвовать, рассказывали, как солдаты и офицеры встретилиэтот приказ. Но что поделаешь - приказ! Это с позиций сегодняшнего дняможно рассуждать на эти темы, а тогда эти части вынуждены были подчи-ниться решению партийной верхушки. Спрашивать надо не с них... Но почитайте опубликованные в последние годы материалы, связанные сдепортацией. Все приказы, телеграммы, докладные записки подписаны лишьруководителями НКВД, НКГБ и начальниками управлений этих ведомств. Речьидет о количестве эшелонов, выделенных для депортации и привлечении кней соответствующих войсковых частей. Подписывали эти документы и мойотец, и Круглов, и Меркулов, и другие. Все это, повторяю, широко публи-куется. И лишь однажды встречаю его докладную записку Сталину и Молотовуот 2 января 1944 года: "В соответствии с Указом Президиума ВерховногоСовета СССР и Постановлением Совета Народных Комиссаров от 28 октября1943 года НКВД СССР осуществлена операция по переселению лиц калмыцкойнациональности в восточные районы страны". "В соответствии с Указом..." Но историки, как правило, стараются под-бирать для публикации лишь сообщения на имя наркома внутренних дел Берияили наркома государственной безопасности Меркулова. Вот и создается впе-чатление, что инициаторы этой подлой акции сидели на Лубянке, а не в ЦК.Если заметили, партия и здесь прикрылась Указом Президиума ВерховногоСовета и Постановлением СНК, о решении Политбюро, а именно оно положилоначало изгнанию целых народов из родных мест, ни слова. А карательныеорганы "подставили" уже традиционно. Так ведь всегда было. Когда несколько лет назад началось огульное шельмование органов безо-пасности, милиции, партия лишь подливала масло в огонь, время от временипредавая гласности те или иные документы, как, скажем, связанные с де-портацией. Формировалось соответствующим образом общественное мнение.Тщательно скрывалась лишь связь КГБ с партией, не раскрывались докумен-ты, из которых видно, что на Лубянке делали всегда лишь то, что их зас-тавляла делать Старая площадь. Партийной верхушке не хотелось отказы-ваться от навязанного стране стереотипа: органы вышли из-под контроля. Сколько правильных слов было сказано в осуждение политическихубийств, совершенных чекистами! Политические убийства оправдать нельзя,но кто отдал приказ о "ликвидации", например, Троцкого, Степана Бандеры?15 октября 1959 года сотрудник КГБ Богдан Сташинский убивает в Мюнхенелидера украинских националистов Степана Бандеру. По чьему приказу? Пи-шут, что эту акцию поручил провести тогдашний Председатель КГБ СССРАлександр Шелепин. Неправда, ни один руководитель спецслужб это на себяне возьмет. В последних публикациях появилось утверждение, что решение"убрать" Бандеру принял Первый секретарь ЦК КПСС Никита Сергеевич Хру-щев. А ведь это было доказано еще 30 лет назад, в октябре 1962 года насудебном процессе в Карлсруэ (ФРГ), где судили Сташинского. И наказа-ние-то он получил относительно мягкое - несколько лет тюрьмы, потому чтосуд возложил основную вину на главного виновника случившегося - советс-кое руководство. Собственно, тому и крыть было нечем - Указом ПрезидиумаВерховного Совета СССР убийца Бандеры был награжден орденом КрасногоЗнамени. А кто сделал Героем Советского Союза убийцу Льва Троцкого, испанскогокоммуниста Рамона Меркадера? Золотую Звезду Героя ему вручили уже в 1961году. Где же логика? Партия, государство осуждают чисто политическиеубийства, совершенные в период культа личности, но сами в это время од-ного убийцу посылают в Мюнхен, а другого, отбывшего наказание за совер-шенное преступление, награждают Золотой Звездой. Гадкая политика! Троцкий был выслан из пределов СССР в ноябре 1929 года. Как сообщалитогда газеты, "за антисоветскую деятельность постановлением Особого Со-вещания при ОГПУ". Лгали и тогда - никакое Особое Совещание такое реше-ние самостоятельно принять конечно же не могло, оно было продиктовановысшим руководством, включая самого Сталина. Никакой необходимости в по-литическом убийстве, совершенном впоследствии, не было. Какого-то влия-ния Троцкий уже не имел, хотя и был последователен в своей борьбе с быв-шими соратниками. Его авторитет заметно возрос как раз из-за этогоубийства. Умри он своей смертью, его скорей всего давно бы забыли. Шпионом он не был, конечно, но на содержании иностранных разведок,хотел он того или нет, был. Есть документы, которые это подтверждают.Компромиссы такие в политике, наверное, вещь обычная. Не считаем же мыЛенина немецким шпионом, хотя он и принял предложение немецких спецслужбо его переброске в Россию. Отец с Троцким был знаком в начале 20-х; еще до смерти Ленина тотприезжал в Закавказье. Бывал и позднее. По словам отца, это был жестокийчеловек и с непомерными амбициями. Сейчас такими принято считать фунда-менталистов. Троцкий был абсолютно убежден в правоте своих воззрений.Мировая революция - на меньшее он был не согласен. Такие масштабы... Отец характеризовал его и как очень заносчивого человека, который ни-когда не спускается со своего Олимпа и не утруждает себя общением с"чернью". Митинги - это одно, но судьбы людей Троцкого, как и больше-вистских вождей вообще, интересовали мало, Троцкому нужен был целый мир.Наверное, в этом и была его ошибка. Будь он ближе к массам, еще неиз-вестно, как бы все повернулось в двадцатые... Но, мне кажется, окажисьна месте Сталина Троцкий, мир содрогнулся бы еще больше. И навернякараньше... О том, что концлагеря создавались по указанию Троцкого и Лени-на, впервые я тоже узнал от отца. Десятки тысяч расстрелянных заложников- ни в чем не повинных людей - тоже на совести Троцкого. Институт комис-саров - тоже изобретение Льва Давидовича. Это был его собственный кара-тельный аппарат в Красной Армии. Невероятно, но в тот период с этим бо-ролся не кто иной, как Сталин. Сегодня об этом предпочитают не вспоми-нать... Впоследствии Сталин пойдет тем же путем, но тогда предложенияТроцкого он встречал в штыки. Борьба между ними продолжалась годами. Выиграл соперничество Сталин,потому что опирался в этой борьбе на "чернь", к которой издевательскиотносился Троцкий. Сталин просто оказался умнее и дальновиднее. Позднее,когда увидел, что Троцкий и за границей не может угомониться, спецслужбыполучили известный приказ. Из последней статьи Льва Троцкого, опубликованной в 1940 году в "Ли-берти лайбрэри корпорейшн": "Месть истории страшнее мести самого могу-щественного Генерального секретаря". Слова оказались пророческими... Попыток покушения на Троцкого было много, 10-12. Отец, как наркомНКВД, допускаю, каким-то образом был причастен к этому делу. Потому чтобыла задействована советская разведка. Одну из таких операций проводилагруппа, которую возглавлял знаменитый мексиканский художник Давид Альфа-ро Сикейрос. В мае сорокового года вместе со своими людьми он обстреляли атаковал виллу Троцкого, но нападение было отбито. 20 августа 1940 года испанский коммунист Рамон Меркадер проник натщательно охраняемую виллу, представился бельгийским последователемТроцкого и тогда же в его кабинете смертельно ранил ледорубом опальноговождя. На следующий день Троцкий скончался в больнице. Организатором этой операции был кадровый разведчик генерал Наум Эй-тингон. С Меркадером и его матерью Каридад он познакомился еще в периодгражданской войны в Испании. Сам Меркадер был задержан и помещен в центральную тюрьму Мехико "Ле-кумберри". По приговору суда он отбыл 20-летний срок заключения и позд-нее жил в СССР и на Кубе. Похоронен на Кунцевском кладбище в Москве подименем Рамона Лопеса. Судьбы участников покушений на Троцкого сложились по-разному. ГенералЭйтингон незадолго до смерти Сталина был арестован и освобожден в 1953году, как и многие другие. А после убийства моего отца Эйтингона сноваарестовали, и ему пришлось 12 лет провести во Владимирской тюрьме. Участник одного из покушений на Троцкого - это он вместе с Сикейросомштурмовал виллу в Койоакане - Иосиф Григулевич закрытым Указом Президиу-ма Верховного Совета СССР был награжден орденом Красной Звезды. В 70-ебывшего разведчика-нелегала избрали членомкорреспондентом Академии наукСССР. Он известен как видный ученый-латиноамериканист, автор несколькихкниг из серии ЖЗЛ о Че Геваре, Сальвадоре Альенде, Боливаре. Слышал, чтоон воевал в Испании в одной интербригаде с Сикейросом и там был завербо-ван советской разведкой. По некоторым источникам он несколько лет прора-ботал в Ватикане откуда и возвратился в СССР. Я не могу согласиться с утверждениями, что все эти люди - а в Мексикубыла направлена большая группа разведчиков, владевших испанским, -"преступники, организовавшие самое громкое в нынешнем столетии полити-ческое убийство", как написала одна популярная газета. Все они шли насамопожертвование добровольно и конечно же не ради денег. Сикейрос, нап-ример, считал, что поступал совершенно правильно. Исходя из своих убеж-дений, действовали и Меркадер, и Эйтингон, и другие. Еще важнее, чейприказ они выполняли. Участники тех операций считали, что выполняют при-каз большевистской партии, и, как мы знаем, не без оснований. Партия всегда умела приложить руку к грязным вещам и при удобном слу-чае переложить ответственность на кого угодно, только не на высшее пар-тийное руководство. Даже в так называемые перестроечные времена не была,скажем, сказана вся правда о Катынской трагедии. Долгое время все руко-водители страны пытались "списать" массовые захоронения на немцев. Лишьв апреле 1990 года ТАСС сообщил, что "советская сторона, выражая глубо-кое сожаление в связи с Катынской трагедией, заявляет, что она представ-ляет одно из тяжких преступлений сталинизма". Было названо и общее числопольских офицеров, чьи имена нигде больше в статистических отчетах НКВДне упоминаются, - "примерно 15 тысяч". Тогда же Генеральный секретарь ЦККПСС М. Горбачев сказал: "В последнее время найдены документы, которые косвенно, но убедитель-но свидетельствуют о том, что тысячи польских граждан, погибших в смо-ленских лесах ровно полвека назад, стали жертвами Берия и его подручных.Могилы польских офицеров - рядом с могилами советских людей, павших оттой же злой руки. Говорить об этой трагедии нелегко, но нужно, ибо толь-ко через правду лежит путь к подлинному обновлению и к подлинному взаи-мопониманию". Цитирую Михаила Сергеевича по сборнику "Катынская драма", выпущенномув 1991 году издательством политической литературы. Само появление сбор-ника документов об одной из страшных преступлений Системы было прорывомк гласности, но и тогда была сказана лишь полуправда. Я сразу же обратилвнимание на фотокопии опубликованных документов. Часть из них в апреле1990 года Горбачев уже передал Президенту Республики Польша В. Ярузель-скому, а некоторые были представлены читателю как новые. Прочитал и по-нял, что обман продолжается: главного документа, о существовании которо-го я знал, в книге не было. Во время официального визита Ярузельского в Москву Горбачев передалему лишь копии найденных в советских архивах списков и других материаловбывшего Главного управления по делам военнопленных и интернированныхНКВД СССР. В копиях значатся фамилии польских граждан, находившихся в1939-1940 годах в Козельском, Осташковском и Старобельском лагерях НКВД.Ни в одном из этих документов речь об участии НКВД в расстреле военноп-ленных не идет. Документы свидетельствуют лишь об отправке эшелонов спольскими гражданами в Смоленск. Когда мы стали узнавать правду о Катыни, о существовании "Особой пап-ки" с решением Политбюро, мир еще не знал, что старая тайна давно из-вестна Генеральному секретарю ЦК КПСС. Горбачев просто лгал, когда ссы-лался на отсутствие соответствующих документов в архивах Советского Сою-за. Впрочем, давно привыкшие к "трюкам" советской стороны поляки, надополагать, не очень поверили "отцу перестройки". И оказались правы. Прав-да, когда обанкротившегося экс-президента уже несуществующего СССР ули-чили в очередной лжи, краснеть тому не пришлось - Горбачев уже был вотставке... Из интервью руководителя аппарата экс-президента СССР Валерия Болдиназарубежной прессе: "По вопросу секретных протоколов и документов по Катыни Горбачев ут-верждает, что он не знал ни о чем, что они для него - как снег на голо-ву, и узнал-то он о них будто бы в один день и час вместе с Ельциным,когда передавал ему все дела в Кремле. "Ну вот теперь это твой груз..."Так вот, в данном случае правда в том, что, во-первых, Горбачев получалвсе документы... Особенно когда возник вопрос по Катыни. К тому времениуже работала советско-польская комиссия. Начался поиск материалов. Гор-бачев знал, что такие материалы есть, и на этот раз сам попросил меняпоказать их. Я дал команду найти в архиве все относящееся к Катыни.Вскоре мне принесли законвертованный пакет. И хотя, по существовавшимтогда правилам, я имел возможность вскрыть пакет, я не стал этого де-лать, как не вскрывал ни одного из тех полутора тысяч пакетов, что так иостались лежать в архиве. Я отнес пакет Горбачеву, он сам вскрыл его, непоказав, прочитал, что там написано, сам законвертовал, заклеил лентой исказал: "Это то, что ищут. Это о расстреле НКВД польских офицеров". Иэтот документ я более не видел. Конверт был при мне запечатан. А когда яспросил, надо ли давать информацию по Катыни, Горбачев сказал, кому на-до, он сообщит сам. - Как вы думаете, говорил ли Горбачев кому-нибудь об этих документах? - Этого я не знаю. Во всяком случае, он еще дважды спрашивал меня -уничтожены ли секретные протоколы и материалы, связанные с Катынью. - Он хотел, чтобы они были уничтожены? - Ну, конечно, особенно секретные протоколы, потому что они были длянего по существу миной замедленного действия. Их обнаружение и рассекре-чивание грозило ему моральной и политической смертью. Ведь, будучи осве-домленным об их существовании, он обманул Верховный Совет и Съезд народ-ных депутатов, общественность страны, да и мировую - тоже. Как только я вступил в должность заведующего Общим отделом, то пер-вое, о чем узнал, были материалы закрытого порядка, к которым можно от-нести секретные протоколы Молотова - Риббентропа и информацию по Катыни.А поскольку события, стоящие за ними, к тому времени начали муссировать-ся в печати, то я немедленно доложил Генсеку: документы имеются. Я при-нес и показал ему секретные материалы, завизированную карту. Он рассте-лил карту и долго изучал ее. Он изучал линию границы, которая была сог-ласована. Насколько помню, там стояли две подписи: Сталина и Риббентро-па. Горбачев изучал документы долго, потом сказал: "Убери, и подальше!"А на первом Съезде народных депутатов СССР он заявляет, что "все попыткинайти этот подлинник секретного договора не увенчались успехом". Вскорепосле этого он спросил как бы между прочим, уничтожил ли я эти докумен-ты. Я ответил, что на это нужно специальное решение. Он: "Ты понимаешь,что представляет сейчас этот документ?" То, что он большой мистификатор,секрета не представляет..." По меньшей мере наивно было бы морализировать на сей счет: мол, низкои подло обманывать и собственный народ, и народ соседней державы, поте-рявшей по вине большевистской партии тысячи своих сыновей - цвет нации.Но все случившееся в Кремле, увы, вполне закономерно. И то, что вчераш-ний слуга охотно "сдает" сегодня обанкротившегося хозяина и что послед-ний, такой же партийный аппаратчик, только более изощренный, поступилименно так, а не иначе. Довольно примечательна записка, адресованная Горбачеву еще одним ап-паратчиком - В. Фалиным: "Наш аргумент - в госархивах СССР не обнаружено материалов, раскрыва-ющих подоплеку Катынской трагедии, - стал бы недостоверным. Выявленныеучеными материалы, а ими, несомненно, вскрыта лишь часть тайников, в со-четании с данными, на которые опирается в своих оценках польская сторо-на, вряд ли позволят нам дальше придерживаться прежних версий и уходитьот подведения черты... Видимо, с наименьшими издержками сопряжен следую-щий вариант: сообщить В. Ярузельскому, что в результате тщательной про-верки соответствующих архивохранилищ нами не найдено прямых свидетельств(приказов, распоряжений и т. д.), позволяющих назвать точное время иконкретных виновников Катынской трагедии. Вместе с том в архивном насле-дии Главного управления НКВД по делам военнопленных и интернированных, атакже Управления конвойных войск НКВД за 1940 год обнаружены индиции,которые по
Виктор Луи на своей даче в Баковке.

«Спецкор КГБ» (окончание)

«В наше время всякий ответственный разведчик как минимум двойник...»
Виктор ЛУИ.

Перечислим некоторые, ставшие так или иначе известными, акции, участником которых был Виктор Луи.
В 1967 г. он без разрешения автора (Светланы Аллилуевой) продал на Запад рукопись ее «20 писем к другу».

Светлана Аллилуева на пресс-конференции в Нью-Йорке. 1967 г.

Предварительно он нужным образом скорректировал текст, скомпрометировав при этом саму Аллилуеву, сообщив, что это она разоблачила псевдоним писателя и диссидента Андрея Синявского, в результате чего последний и был осужден за антисоветскую деятельность.
«Виктор знал, – писал В.Е. Кевороков, – что в Штатах готовится к изданию книга скандальных мемуаров, и решил сыграть на опережение. Нашел в Ленинграде человека, помогавшего Светлане редактировать рукопись, выкупил у него одну из копий, после чего отправился в Германию и предложил услуги главному редактору “Штерна”.
Поступок в его стиле! Виктор был одновременно авантюристом и коммерсантом!
Немец тоже оказался отчаянным парнем и ухватился за возможность вставить фитиль американцам, хотя понимал, что рискует нарваться на штрафные санкции со стороны законных владельцев прав на издание книги. По сути, речь ведь шла о воровстве.
Действительно, после публикации в журнале вой поднялся страшный, американцы подали иск в международный суд и добились, чтобы типография пустила под нож часть отпечатанного тиража “Штерна”. Зато оставшиеся экземпляры разлетелись со свистом, как горячие пирожки!
И Луи, разумеется, внакладе не остался, получив причитавшийся гонорар. Хотя, думаю, в том конкретном случае его больше привлекали не деньги, а поднятый шум, в центре которого оказался и он. Для журналиста важно, чтобы имя постоянно оставалось на слуху, контекст упоминаний порой отходит на второй план, как ни цинично это звучит…»
Одновременно с этой акцией проходила другая: передача на Запад мемуаров Н.С. Хрущева.

Пенсионер союзного значения Никита Хрущев.

Внешне инициатива исходила со стороны семьи опального генсека.
«Я поехал в Баковку, – вспоминал сын Н.С. Хрущева Сергей, – где жил Луи. Начинать разговор я не спешил, да и не знал, как произнести первые слова. Этот разговор отделял мою “легальную” деятельность от “нелегальной”. Мне было здорово не по себе. Неизвестно, чем это могло кончиться: арестом, ссылкой? Думать о последствиях не хотелось.
Болтая о пустяках, мы спустились в сад и через калитку вышли на соседний пригорок. Здесь, вне дома, мы оба чувствовали себя спокойнее.
Когда мы остались вдвоем, Виталий Евгеньевич неожиданно сам заговорил о публикации мемуаров за рубежом...»
В результате Луи передал на Запад для публикации надиктованные на магнитофонных бобинах мемуары Н.С. Хрущёва. Перед тем, как их напечатать, из воспоминаний были изъяты все негативные упоминания Л.И. Брежнева и места, которые были неудобны для руководства СССР.
Следующим объектом внимания «спецкора КГБ» стал А.И. Солженицын.
В 1968 г., также без ведома автора, Луи переправил на Запад рукопись готовившегося к публикации в журнале «Новый мiр» солженицынского «Ракового корпуса».
В известном диссидентском издании «Хроника текущих событий» за 1968 год сообщалось о письме А.И. Солженицына, посланном им в апреле в редакции «Нового мiра» и «Литературной газеты», в котором он сообщал текст телеграммы эмигрантского журнала «Грани»: «В телеграмме говорится, что Комитет госбезопасности через ВИКТОРА ЛУИ переслал на Запад экземпляр “Ракового корпуса”, чтобы заблокировать его советскую публикацию».
Кроме того, по словам А.И. Солженицына, Виктор Луи опубликовал в «Вашингтон пост» интервью с ним, которое писатель трактовал впоследствии как подложное.
Как было на самом деле, неизвестно, однако Александр Исаевич был не на шутку рассержен, пытаясь впоследствии, в свою очередь, опорочить как мог своего спарринг-партнера.
Именно он, являясь мастером словообразований, изобрел, а потом всячески продвигал в советской диссидентской среде применительно к журналисту прозвище «Луй», при этом склоняя его: «Луя», «Луем» и т.д.

Солженицын в Германии, сразу после выезда из СССР. 1974 г.

Шел Александр Исаевич и еще дальше, утверждая, что настоящая фамилия Луи – Левин.
Цену этого разоблачения каждый из читателей может определить сам, еще раз обратившись к одному из предыдущих постов нашей публикации, в котором приведена генеалогия Луи.
Интересно, однако, что сам журналист никогда даже и не пытался опровергать этого «разоблачения».
«Открытие Солженицына, – утверждал Давид Маркиш, – Виктор Луи не опроверг и не подтвердил, но, говоря о писателе, отзывался о нем весьма нелестно...»
Более того, как хороший профессионал, он обернул эту диффамацию в свою пользу.
На эту приманку, пусть и изобретенную не им, попались впоследствии даже некоторые не очень-то доверчивые его еврейские знакомые.
«В одно из своих посещений Израиля в конце 80-х, – вспоминал тот же Давид Маркиш, – Виктор Луи в ответ на прямой вопрос о его национальном происхождении ответил: ну хорошо, моя мать была еврейкой, если это для вас так важно.
В тот свой приезд Луи намеревался купить дом в Эйлате – он искал для себя место с жарким климатом, связанное прямыми авиарейсами с Лондоном, где проходил ежемесячные медицинские обследования по поводу последствий трансплантации печени. И в связи с этим хотел получить израильское гражданство и заграничный паспорт.
В ту пору вовсю прощупывались пути для восстановления дипломатических отношений между Израилем и СССР, и Луи полагал, что осуществлять негласные контакты между Иерусалимом и Москвой эффективней и проще через него, чем по каким-либо иным каналам».
Почувствовав колебания собеседника, он попробовал развить успех, заявив с некоторой патетикой:
«Я никогда, ни при каких обстоятельствах не причинил Израилю никакого вреда или ущерба. Теперь я хочу активно ему помогать. У меня есть интересные идеи и определенные возможности для их осуществления».
Мог ли допустить сотрудник такого уровня столь далеко идущие откровения; так самораскрыться? – Весьма сомнительно.
Однако каков же оказался результат такой мнимой доверительности? – Раскроем воспоминания Давида Маркиша и прочитаем:
«Виктор Луи напоминает мне другого знаменитого авантюриста – Якова Блюмкина. […] Блюмкин, как и Луи, никогда не конфликтовал с евреями в их национальном очаге: возглавляя в 20-е годы советскую резидентуру в Иерусалиме, Яков Блюмкин рекомендовал своему лубянскому шефу Трилиссеру в борьбе с британцами делать ставку на палестинских евреев, а не на местных арабов. Можно предположить, что связь Блюмкина с еврейством не ограничивалась одной лишь любовью к фаршированной рыбе».
Им так хотелось думать. Ну, и на здоровье, как говорится.

Этот конкретный пример, отправной точкой которого стал «ответный удар» Солженицына, подводит нас к новому поприщу Виктора Луи – налаживанию тайных международных каналов на самом высоком уровне.
В 1968 г., в период обострения советско-китайских отношений, он ездил на Тайвань, с которым у СССР в то время не было дипломатических отношений. Там он вел секретные неофициальные переговоры с Цзян Цзинго – сыном Чан Кайши.
Продолжением этой миссии было появление 16 сентября 1969 г. в «Evening News» статьи Луи, в которой говорилось о возможности нанесения СССР превентивного ядерного удара по Китаю.
Другая важная миссия Виктор Луи проходила в Вашингтоне, где он вел переговоры с Генри Киссинджером, в 1969-1975 гг. советником по национальной безопасности США, а в 1973-1977 гг. – Государственным секретарем Соединенных Штатов.
Сторонник реальной политики, Киссинджер был инициатором и исполнителем разрядки в отношениях США и Советского Союза.

Генри Киссинджер. Сын еврейских эмигрантов 1938 г. из Германии. Как же он похож на «нашего» Юрия Владимiровича…

В 1973 г. последовало новое личное поручение Ю.В. Андропова: побывать в Чили, чтобы убедиться в том, что арестованный после военного переворота руководитель компартии Чили Луис Корвалан жив.
В результате договоренности 18 декабря 1976 г. в аэропорту швейцарского Цюриха состоялся обмен Луиса Корвалана на диссидента Владимiра Буковского.

Луис Корвалан и Л.И. Брежнев.

Следующая наиболее заметная операция Виктора Луи была связана с освещением горьковской ссылкой академика А.Д. Сахарова.
В 1984-1986 гг. он продал западным СМИ несколько видеозаписей с академиком, сделанными в Горьком.
На одной из них было хорошо видно, как Сахаров ест и читает американские журналы.
Пикантность этого свидетельства заключалась в том, что это противоречило распространявшейся тогда информации о «голодовке протеста» академика.
В другой записи Андрей Дмитриевич говорил о том, что последствия Чернобыльской катастрофы преувеличиваются западными СМИ.
Жена академика Елена Боннэр, находившаяся в то время в США, была страшно возмущена публикацией этих записей, назвав заявления, сделанные ее мужем, дезинформацией КГБ.

«Зачарованный академик» с женой, превратившей его из «физика» даже не в «лирика», а просто в …советского диссидента.

Последним заметным делом Виктора Луи стала его сенсационная публикация с пересказом допросов Матиаса Руста, немецкого пилота, посадившего 28 мая 1987 г. свой маленький самолет «Сессна» прямо на Красной площади.
Один из западногерманских журналов отвалил Луи огромный гонорар, как говорили, с пятью нулями.
Деньги в то время для него были нелишними.
Полным ходом шла перестройка. Рушились старые связи, менялись правила игры.
А еще подступала тяжкая болезнь. Врачи диагностировали у него рак.
Требовалась пересадка печени.
Стоимость подобных операций, к которым в то время только еще приступали на Западе, колебалась от 100 до 500 тысяч долларов.
В марте 1987 г. в Кембридже такую операцию ему и сделали.
Одним из знаковых событий того небогатого, в общем-то, информацией заграничного периода жизни Виктора Луи, о котором стоит, пожалуй, упомянуть, было присутствие его в ноябре 1991 г. на похоронах британского медиамагната Роберта Максвелла, личности во многом примечательной:

Пережил его Виктор Луи ненадолго, скончавшись в Лондоне 18 июля 1992 г.
Умер он, однако, вовсе не от той болезни, которой опасался и от которой лечился.
По официальным данным причиной смерти был сердечный приступ.
Тело его перевезли в Москву, похоронив на Ваганьковском кладбище в Москве.

Могила Виктора Луи. Москва. Ваганьковское кладбище. 23-й участок.

Вскоре, но уже в Москве, отошел в мiр иной еще один журналист и писатель – Юлиан Семенов/Ляндрес (1931–1993).
Также, как и Виктор Луи, Юлиан Семенов не состоя в официальном штате КГБ, выполнял, однако, отдельные деликатные задания Лубянки. Он также был близок Председателю, признававшемуся в том, что предпочитал корреспондентов агентам.
Со спецслужбами у Юлиана Семенова связь была опосредованной, через жену Екатерину – дочь Натальи Петровны Кончаловской от первого ее брака с Алексеем Алексеевичем Богдановым (1890–1937), советским разведчиком, работавшим под крышей коммерсанта «Амторга» в Великобритании и США. (Удочерил ее второй муж Н.П. Кочаловской – «дядя Степа», Сергей Владимiрович Михалков.)
Генерал В.Е. Кеворков также издавна знал Юлиана Семенова, оставив о нем воспоминания…
Схожесть судеб прослеживается и в датах ухода.
Виктор Луи скончался 18 июля 1992 г., в возрасте 64 лет.
Юлиан Семенов – 15 сентября 1993 г., на 62-м году.
«Мавры», сделавшие свое дело…

Юлиан Семенов.

Кончина первого в Лондоне никого особо не взволновала.
Болезнь и смерть Юлиана Семенова, говорится в современных публикациях, «до сих пор повод для версий об его устранении.
Ольга Семенова в фильме “Рассказы об отце. Юлиан Семёнов глазами дочери” сказала, что её отца “устранили”.
Эта же версия проговорена в фильме “Он слишком много знал…”, снятом по сценарию Дмитрия Лиханова.
“Устранение” упоминалось и в воспоминаниях бывших коллег писателя. Режиссёр Борис Григорьев в одном из газетных интервью говорил:
“Конечно, мы смертны, но с болезнью и смертью Семёнова не всё чисто – мне кажется, ему просто помогли уйти... Юлиан многим переходил дорогу, многим был неудобен, потому что лез в такие сферы, в которые его не хотели пускать... поэтому обширный инсульт, который с ним якобы случился, внушает мне большие подозрения. Конечно, это только мои ощущения, я не врач, и никаких доказательств у меня нет”».
Кончина «отца Исаева-Штирлица» случилась на фоне других, не менее загадочных:
«В 1990-м году произошло несколько странных смертей. Сначала, 21-го апреля, умер в Париже Александр Плешков – первый заместитель Юлиана Семёнова в холдинге “Совершенно секретно”.
Родственники А. Плешкова (жена и сын) были убеждены, что его убили. Якобы, Плешаков привез в Париж Юлиану Семёнову компромат на Горбачева. Бумаги эти якобы принадлежали и были собраны скандальными следователями Гдляном и Ивановым. Гдлян состоял в редколлегии журнала “Детектив и политика”. У самого Семёнова уже невозможно было узнать, что привозил Плешков в Париж. Через месяц после смерти своего первого заместителя Юлиан Семенов впадает в коматозное состояние в Париже, перевезён в Москву, срочно оперирован в кремлевской больнице. Вследствие операции парализован, мозговая деятельность парализована тоже. В общем, человек-овощ. В больнице его посещает в начале сентября протоиерей Александр Мень, ещё один член редколлегии журнала “Детектив и политика”.
9 сентября того же года не полпути к подмосковной станции Александр Мень убит […]
Три члена редколлегии погибают в несколько месяцев одного года, с апреля по сентябрь! Случайность, совпадение? Говорят, даже молния не бьет два раза по одному и тому же месту.
Первые результаты вскрытия тела Александра Плешкова (сделано в парижском судебно-медицинском институте профессором Д. Леконтом) говорят о сильном кровотечении всех внутренних органов, в частности легких, позволяющее предположить, что смерть наступила в результате отравления…”
Мнение старшего научного сотрудника НИИ морфологии человека – патологоанатома Александра Свищева не исключает версию отравления. Современные яды распадаются полностью за несколько часов, они не регистрируются приборами. […]
Любопытно упомянуть и такой факт, что тот человек, которому смерть Плешкова была выгодней всего (Артём Генрихович Боровик), находился рядом с Семёновым в машине, когда у того произошел инсульт. Случилось это в конце мая 1990-го года.
В конце концов Юлиан Семенов, основатель и глава империи “Совершенно Секретно” тихо угас […]
А вот 9 марта 2000 года в Шереметьево стал заваливаться на полосу самолет ЯК-40 с президентом издательского холдинга “Совершенно секретно” Артёмом Генриховичем Боровиком, который сел тогда в самолет и полетел, чтобы побеседовать с магнатом Зией Бажаевым. И рухнул с высоты 50 метров» (Мальхан. Исаев-Штирлиц и загадочная смерть Юлиана Семенова).

Показательно также, что генерал В.Е. Кеворков, в начале 1990-х выехавший по заданию КГБ в качестве журналиста в Европу, так и не возвратился. Живет в окрестностях Бонна до сих пор.
«…В Германии мне живется абсолютно спокойно и комфортно», – заявляет Вячеслав Ервандович.

Вячеслав Ервандович Кеворков, генерал-майор КГБ.

В 2010 г. в Москве он опубликовал книгу воспоминаний одного из своих подопечных.
В последние годы жизни Виктор Луи встречался в Акапулько со своим куратором.
«Решив рассказать правду о себе, – говорит В.Е. Кеворков, – он обратился ко мне. […] Он уже знал, что смертельно болен, и не хотел, чтобы небылицы, которые в большом количестве сочинялись о нем при жизни, продолжали гулять и после его ухода в мир иной.
Тогда, в Мексике, на протяжении двух недель мы ежедневно беседовали по несколько часов. Виктор рассказывал, а я аккуратно записывал».
Книга эта, в конце концов, вышла, однако, через …восемнадцать лет после смерти автора надиктовок.
Кеворков объяснил это странное промедление весьма невнятно для такого лица, как он:
«Ждал, пока к книге проявит интерес серьезное издательство».
Неужели теряется чутье и острота зрения?
Вряд ли..

У старых грехов длинные тени

Придержав рукой вращающуюся дверь, Эркюль Пуаро вошел в маленький ресторан. Народу было немного, и он быстро заметил человека, с которым собирался встретиться. Массивная крепкая фигура суперинтендента Спенса поднялась из-за столика в углу.

– Рад вас видеть, – приветствовал он Пуаро. – Легко нашли это место?

– Да. Ваших указаний оказалось более чем достаточно.

– Позвольте вас представить. Старший суперинтендент Гэрроуэй – мсье Эркюль Пуаро.

Гэрроуэй был высоким худощавым человеком с лицом аскета, седыми волосами и маленькой лысиной на макушке, похожей на тонзуру.

– Счастлив с вами познакомиться, – с поклоном сказал Пуаро.

– Конечно, сейчас я на пенсии, – отозвался Гэрроуэй, – но многое помню. Часто запоминаешь вещи, о которых широкая публика давно успела забыть.

Эркюль Пуаро едва не произнес: «Слоны умеют помнить», но вовремя остановился. Эта фраза настолько ассоциировалась с миссис Ариадной Оливер, что он часто с трудом удерживался, чтобы не произнести ее в явно неподобающей ситуации.

Трое мужчин сели. Принесли меню, и суперинтендент Спенс, очевидно не раз бывавший в этом ресторанчике, посоветовал Пуаро и Гэрроуэю, что лучше заказать. Несколько минут они молча смотрели друг на друга, откинувшись на спинки стульев и потягивая шерри.

– Я должен извиниться перед вами, – заговорил Пуаро, – за то, что беспокою вас по поводу давным-давно закрытого дела.

– Интересно, почему оно привлекло ваше внимание, – сказал Спенс. – Мне казалось, что вы не стали бы просто так копаться в прошлом. Это как-то связано с теперешними событиями или неразгаданная тайна внезапно пробудила ваше любопытство? – Он посмотрел на сидящего напротив коллегу. – Гэрроуэй – тогда он был инспектором – вел расследование гибели Рэвенскрофтов. Он мой старый друг, и мне было нетрудно сразу же с ним связаться.

– Ну, я бы так не сказал, – заметил Гэрроуэй. – Нас всех интересуют события прошлого. Действительно ли Лиззи Борден зарубила своих родителей топором? Многие до сих пор в этом сомневаются. Кто убил Чарлза Браво и почему? На этот счет существует ряд предположений, большей частью не слишком обоснованных. Однако люди все еще ищут альтернативные объяснения. – Он устремил на Пуаро проницательный взгляд. – Если я не ошибаюсь, мсье Пуаро, вы сами обращались к преступлениям, точнее, к убийствам, происшедшим много лет назад, дважды или трижды.

– Трижды, – уточнил суперинтендент Спенс.

– Один раз, кажется, по просьбе канадской девушки.

– Совершенно верно, – подтвердил Пуаро. – Энергичной и целеустремленной канадской девушки, приехавшей сюда расследовать убийство, за которое ее мать приговорили к смерти, хотя она умерла до приведения приговора в исполнение. Дочь была убеждена, что ее мать невиновна.

– И вы с ней согласились? – спросил Гэрроуэй.

– Сначала нет, – ответил Пуаро, – но она была в этом уверена.

– Для дочери естественно желать, чтобы ее мать оказалась невиновной, и стараться доказать это, несмотря на все улики, – заметил Спенс.

– Дело не только в этом, – возразил Пуаро. – Она убедила меня в том, к какому типу женщин принадлежала ее мать.

– К типу женщин, неспособных на убийство?

– Нет, – покачал головой Пуаро. – Думаю, вы оба согласитесь со мной, что трудно счесть кого бы то ни было абсолютно неспособным на убийство. Но в данном случае мать девушки не стремилась доказать свою невиновность и казалась удовлетворенной приговором. Это уже было странно. Насколько я понял, она отнюдь не была пораженцем – скорее наоборот.

Гэрроуэй выглядел заинтересованным. Он склонился над столиком, разминая пальцами кусочек хлеба на тарелке.

– И она действительно была невиновна?

– Да, – кивнул Пуаро. – Она была невиновна.

– Вас это удивило?

– К тому времени, когда я это понял, – нет, – ответил Пуаро. – Существовали один-два факта, которые вовремя не оценили по достоинству и которые доказывали, что она просто не могла быть виновной. Зная это, вы начинали видеть по-другому все, что находится у вас перед глазами.

В этот момент им подали жареную форель.

– Было еще одно дело, когда вам пришлось заглянуть в прошлое, – напомнил Спенс. – Девочка, которая заявила на вечеринке, что однажды видела убийство.

– Да, – подтвердил Пуаро. – Снова пришлось, так сказать, делать шаг назад вместо шага вперед.

– А девочка в самом деле видела убийство?

– Нет, – ответил Пуаро, – его видела другая девочка. Форель просто великолепна, – добавил он.

– Здесь отличные рыбные блюда, – сказал суперинтендент Спенс, подливая соус.

В последующие три минуты они молча наслаждались пищей.

– Когда Спенс спросил у меня, – заговорил суперинтендент Гэрроуэй, – помню ли я что-нибудь о деле Рэвенскрофтов, я был одновременно заинтригован и доволен.

– Значит, вы его не забыли?

– Такое дело нелегко забыть.

– Вы согласны, что в нем были определенные противоречия? – спросил Пуаро. – Отсутствие доказательств, возможность альтернативных решений?

– Нет, – отозвался Гэрроуэй. – Факты были достаточно ясны. У этого случая имелось достаточно прецедентов. И все же…

– Ну? – осведомился Пуаро.

– И все же что-то там было не так, – закончил Гэрроуэй.

– Ага! – заинтересованно воскликнул Спенс.

– Вы уже чувствовали однажды нечто подобное? – обратился к нему Пуаро.

– Да, в деле миссис Макгинти.

– Вы не были удовлетворены, когда арестовали этого молодого человека, – продолжал Пуаро. – Все думали, что он виновен, так как он выглядел таковым и у него имелся мотив. Но вы были уверены, что он этого не делал, поэтому пришли ко мне и обратились за помощью.

– И вы помогли, не так ли? – сказал Спенс.

Пуаро вздохнул:

– К счастью, да. Но какой же это был утомительный молодой человек. Он заслужил повешение не за убийство, а за абсолютное нежелание помочь доказать свою невиновность. Ладно, вернемся к делу Рэвенскрофтов. Вы говорите, суперинтендент Гэрроуэй, что там что-то было не так?

– Я это чувствовал, если вы понимаете, что я имею в виду.

– Понимаю, – кивнул Пуаро. – И Спенс тоже понимает. Такое иногда случается. Доказательства, мотив, возможность, улики, мизансцена – все на месте. И тем не менее профессионалы знают, что все неправильно, подобно тому, как художественный критик видит, что картина поддельная.

– Но я ничего не мог поделать, – продолжал суперинтендент Гэрроуэй. – Я изучил дело вдоль и поперек, разговаривал с людьми, но ничего не обнаружил. Все выглядело как самоубийство по уговору. Конечно, муж мог застрелить жену, а потом себя, или жена могла убить мужа и покончить с собой, но в таких случаях обычно знаешь, почему могло произойти подобное.

– А в этом деле не было никаких «почему», не так ли? – спросил Пуаро.

– Абсолютно никаких. Понимаете, когда приступаешь к расследованию и наводишь справки о людях, то, как правило, получаешь неплохую картину их жизни. Это была пожилая пара – муж с отличной репутацией, симпатичная любящая жена, прекрасно ладившие друг с другом. Ходили на прогулки, играли в пикет и в покер по вечерам, имели детей, не причинявших им особых хлопот. Мальчик учился в школе в Англии, а девочка – в пансионе в Швейцарии. По свидетельствам медиков, со здоровьем у них не было серьезных неполадок. Муж одно время страдал гипертонией, но лекарства позволяли ему сохранять хорошую форму. Жена была немного глуховата, да и сердце у нее немного пошаливало, но вроде бы ничего серьезного у нее не было. Конечно, кто-то из них мог опасаться за свое здоровье. Многие здоровые люди уверены, что у них рак и что они не протянут и года. Но Рэвенскрофты вроде бы не относились к этой категории. Они казались спокойными и уравновешенными.

– Ну и что же вы предполагали? – осведомился Пуаро.

– В том-то и беда, что ничего. Глядя назад, я говорю себе, что это не могло быть ничем, кроме самоубийства. По какой-то причине они решили, что жизнь стала для них невыносимой. Но не из-за финансовых проблем, не из-за неприятностей со здоровьем и не потому, что они были несчастливы друг с другом. И вот тут-то я и оказывался в тупике. Налицо были все признаки самоубийства. Они отправились на прогулку, взяв с собой револьвер – он лежал между двумя трупами, и на нем обнаружили стертые отпечатки пальцев мужа и жены. Оба прикасались к нему, но не было никаких указаний, кто из них стрелял последним. Конечно, склоняешься к мысли, что муж застрелил жену и себя, но только потому, что это кажется более вероятным. Прошло много лет, но когда я читаю в газетах о найденных трупах мужа и жены, очевидно покончивших с собой, то сразу вспоминаю дело Рэвенскрофтов и снова думаю об одном – почему? Быть может, кто-то из супругов ненавидел другого и хотел от него избавиться? Или же оба ненавидели друг друга и больше не смогли этого выносить?

Гэрроуэй отломил еще один кусочек хлеба и стал жевать его.

– У вас возникла какая-то идея, мсье Пуаро? Кто-то сообщил вам что-то, пробудившее ваш интерес? Вы знаете что-либо, могущее объяснить – почему?

– Нет, – ответил Пуаро. – Но ведь у вас должна была иметься какая-то теория?

– Вы правы. Теории имеются всегда. Ожидаешь, что одна из них окажется верной, но в тот раз этого не произошло. Моя теория заключалась в том, что мы не можем отыскать причину, так как недостаточно много знаем. Генералу Рэвенскрофту было около шестидесяти, его жене – тридцать пять. Строго говоря, все, что я о них знал, относилось к последним пяти или шести годам их жизни. Генерал ушел в отставку, они вернулись в Англию из-за границы, и все мои сведения касаются краткого периода, в течение которого они сначала жили в Борнмуте, а потом переехали в дом, где произошла трагедия. Они жили там спокойно и счастливо, дети приезжали к ним на каникулы. Это был мирный период в конце вроде бы мирной жизни. Но затем я подумал: а много ли мне известно об этой мирной жизни? В упомянутый мною период как будто не было ни финансовых, ни сексуальных проблем, ни ненависти, ни любовных связей на стороне. Но ведь был период и до того. Что я о нем знал? То, что они жили в основном за границей, лишь иногда приезжая в Англию, что у генерала был превосходный послужной список, что у друзей его жены сохранились о ней только приятные воспоминания. Вроде бы никаких ссор и драм. Но можно ли быть в этом уверенным? Существовал период лет в двадцать-тридцать, когда они взрослели, поженились, жили за границей – в Малайе и других местах. Возможно, там находятся корни трагедии. Моя бабушка часто повторяла поговорку: «У старых грехов длинные тени». Не была ли причиной какая-то длинная тень из прошлого? Такие вещи нелегко разузнать. Можно выяснить биографические данные, поговорить с друзьями и знакомыми, но детали, лежащие не на поверхности, остаются неизвестными. Возможно, за границей или где-то еще произошло нечто, считавшееся забытым навсегда, но продолжавшее существовать. Знать бы только, где именно нужно вести поиски.

– Вы имеете в виду вещи, о которых едва ли помнят в наши дни, – сказал Пуаро. – То, о чем не знают английские друзья Рэвенскрофтов.

– С английскими друзьями они вроде бы познакомились уже после выхода генерала в отставку, но, возможно, их иногда навещали более старые друзья. К сожалению, люди обычно забывают то, что происходило в прошлом.

– Да, – задумчиво произнес Пуаро. – Люди забывают.

– В отличие от слонов, – усмехнулся суперинтендент Гэрроуэй. – Говорят, что слоны помнят все.

– Странно, что вы это сказали, – заметил Пуаро.

– Что у старых грехов длинные тени?

– Нет, меня заинтересовало ваше упоминание о слонах.

Гэрроуэй удивленно посмотрел на Пуаро. Казалось, он ожидает продолжения. Спенс также бросил быстрый взгляд на старого друга.

– Возможно, что-то произошло на Востоке, – предположил он. – Ну, там, где водятся слоны. Или в Африке. А кто еще говорил с вами о слонах?

– Моя приятельница, – ответил Пуаро. – Вы ее знаете – миссис Ариадна Оливер.

– А, миссис Оливер! Значит… – Спенс не договорил.

– Значит – что? – осведомился Пуаро.

– Значит, ей что-то об этом известно?

– Едва ли, – ответил Пуаро, – но думаю, что вскоре может стать известно. Такой уж она человек.

– Вы имеете в виду писательницу Ариадну Оливер? – с интересом спросил Гэрроуэй.

– Ее самую, – подтвердил Спенс.

– Она разбирается в преступлениях? Я знаю, что миссис Оливер пишет детективные истории, но никогда не мог понять, откуда она берет идеи и сюжеты.

– Идеи она берет из головы, – сказал Пуаро. – А вот с фактами немного труднее… – Он погрузился в молчание.

– Вы о чем-то вспомнили, Пуаро?

– Да. Однажды я погубил один из замыслов – по крайней мере, так она утверждает. Как-то миссис Оливер придумала сюжет, связанный с шерстяным жилетом с длинными рукавами. Но я спросил ее о чем-то по телефону, и сюжет тут же выветрился у нее из головы. Время от времени она мне это припоминает.

– Ну и ну! – воскликнул Спенс. – Нечто вроде петрушки, тонущей в масле жарким днем. Помните Шерлока Холмса – собаку, которая никак не вела себя ночью?

– У них была собака? – спросил Пуаро.

– Прошу прощения?

– У генерала и леди Рэвенскрофт была собака? Они взяли ее с собой на прогулку в тот день, когда произошла трагедия?

– Собака у них была, – ответил Гэрроуэй. – Думаю, они, как правило, брали ее на прогулки.

– Если бы речь шла об одной из книг миссис Оливер, – усмехнулся Спенс, – то собаку бы обнаружили воющей над двумя мертвыми телами. Но этого не случилось.

– Интересно, где сейчас эта собака? – допытывался Пуаро.

– Наверное, похоронена в чьем-то саду, – отозвался Гэрроуэй. – Ведь это произошло четырнадцать лет назад.

– Значит, мы не можем пойти и расспросить собаку? – задумчиво промолвил Пуаро. – Жаль. Собаки могут знать многое. Кто именно находился в доме в день, когда было совершено преступление?

– Я принес вам список на случай, если это вас заинтересует, – сказал суперинтендент Гэрроуэй. – Миссис Уиттейкер – пожилая кухарка-экономка. Правда, тогда у нее был выходной. Гостья, которая, кажется, была ранее гувернанткой детей Рэвенскрофтов. Ну и садовник. Миссис Уиттейкер плохо видела и была туга на ухо. Она не сообщила нам ничего интересного, кроме того, что леди Рэвенскрофт недавно побывала в больнице или санатории – очевидно, из-за нервов, а не какого-то серьезного заболевания.

– Но туда мог явиться посторонний. Посторонний из прошлого. В этом состоит ваша идея, суперинтендент Гэрроуэй?

– Не столько идея, сколько теория.

Пуаро умолк. Он вспоминал время, когда ему пришлось вернуться в прошлое и изучить пять человек, напомнивших ему считалку «Пять поросят». Это было интересно и плодотворно, так как в конце концов ему удалось докопаться до правды.

У этого произведения, как и у всего наследия замечательного отечественного композитора Вайнберга, сложная судьба. Пролежав «в столе» несколько десятилетий, «Пассажирка» впервые прозвучала в концертной версии в Светлановском зале ММДМ в 2006-м, а в 2010-м начала триумфальное шествие по мировым сценам: Брегенц, Варшава, Лондон, Хьюстон, Чикаго, Нью-Йорк.

Очевидцы, в частности либреттист Александр Медведев, утверждают, что против оперы, восторженно оцененной коллегами в момент создания, в 1968 году развернули идеологическую травлю. Театры знакомились с партитурой, строили планы, а затем отвечали отказом: начальство не рекомендовало ворошить прошлое. Быть может, существовали и иные, чисто человеческие причины: зависть, недоброжелательство, но это уже из области догадок. Так или иначе, но опера, сочиненная по мотивам одноименной повести бывшей заключенной Освенцима Зофьи Посмыш и рассказывающая о страшных страницах Холокоста, не пришлась при жизни маэстро ко двору.

Выбор сюжета характерен для Вайнберга, всегда размышлявшего в творчестве о вопросах нравственного выбора, о светлых и темных сторонах человеческой натуры.

«Многие мои работы связаны с военной тематикой, - признавался композитор в интервью, данном 28 лет назад. - Увы, она мною не выбрана. Она продиктована моей судьбой, трагической судьбой моих родных. Я считаю своим нравственным долгом писать о войне, о том страшном, что случилось с людьми в нашем веке…»

Сюжет оперы прост: Лиза и ее супруг, дипломат Вальтер, плывут на пароходе в Бразилию. Прошло 15 лет после окончания Второй мировой, казалось, мирная жизнь взяла свое, но вдруг при появлении одной из пассажирок Лизу охватывает страх: ей, бывшей надзирательнице, чудятся знакомые черты лица Марты, заключенной из Освенцима. Неприглядное прошлое может разрушить и семью, и карьеру мужа, требующего рассказать всю правду: «Я собираюсь представлять культуру Германии за границей и реабилитировать имидж страны, а сам женился на убийце».

Так разматывается нить событий, и через воспоминания главной героини мы переносимся в те страшные годы, погружаемся в мрачную атмосферу лагерного быта. Режиссер и сценограф Тадеуш Штрасбергер придерживается реализма в декорациях: мы видим борт парохода с окошками кают, обставленных внутри мебелью из красного дерева. В эпизодах Освенцима даны узнаваемые приметы лагерной обстановки: трехэтажные нары, кирпичные печи-колонны. Режиссер переплавил свои впечатления от поездки в этот музей смерти, сознательно сгустив краски за счет тусклого освещения. Вместе с героями оперы зритель заключен в кокон безысходности.

Попытаться разобраться в происхождении зла, осознать ответственность каждого из нас за будущее мира - вот о чем этот спектакль. «Я считаю, история «Пассажирки» универсальна, и ее очень важно поведать именно сейчас. Чем дальше мы отодвигаемся от этих лет, тем все больше общество в мире поляризуется, разделяется на хороших и плохих, своих и чужих… Как только люди впускают в сознание мысль о превосходстве над другими, мы вновь рискуем оказаться на пороге Освенцима», - продолжает мысль художник по костюмам Вита Цыкун, изучавшая быт польского лагеря и создавшая как точные одежды военнопленных, так и цивильные костюмы конца 50-х в сценах на пароходе.

«Пассажирка» - камерная опера, несмотря на наличие хора, пятнадцати персонажей, обоймы статистов, изображающих узников Освенцима, пассажиров и команду корабля. Но массовые сцены лишь оттеняют монологи и диалоги четырех ключевых действующих лиц. В этом квартете выделилась Надежда Бабинцева, блистательно воплотившая характер Лизы: ей, безусловно, удались мгновенные переходы от реалий настоящего дня к воспоминаниям о лагерных буднях, перевоплощения из чувствительной светской дамы в садистку, затянутую в эсэсовскую форму. Для пластичного, с выразительными грудными низами голоса Бабинцевой, казалось, не существовало вокальных трудностей, доставивших столько хлопот другим участникам.

Ее антагонист Марта в интерпретации Натальи Карловой более монохромна и реалистична - в психологическом поединке на сцене она проигрывает своей мучительнице.

Партнером, подбрасывавшим реплики, оказывается и Вальтер: у Владимира Чеберяка он вышел ханжой, предпочитающим закрыть глаза на кровавый след в биографии жены ради собственной выгоды и благополучия. Дмитрий Стародубов подчеркнул жесткость и непримиримость Тадеуша, не идущего на сговор с мучителями даже ради свидания с Мартой. Одной из сильнейших сцен становится эпизод концерта в концлагере: начальник, любитель скрипичной игры, приказывает найти музыканта. Им оказывается Тадеуш: он вынужден услаждать слух нацистов, но из чувства протеста исполняет не салонный вальсок, а «Чакону» Баха, звучащую как эпитафия по всему благородному и прекрасному, что есть в человеке. Ведь, разумеется, вызов не остается безнаказанным: дерзкого артиста убивают.

Достойно справился с произведением Вайнберга оркестр, хотя перед дирижером Оливером фон Дохнаньи пока еще стоит задача уловить нужный пульс и выстроить драматургию музыкального повествования так, чтобы отдельные моменты не провисали и не распадались.

Финал истории лишен прямолинейного нравоучения и остается открытым. «Ясно: бывшая надзирательница понимает, что виновата, а бывшая заключенная не прощает, но и не жаждет личной мести за произошедшее. Главное все же в том, что это трагедия всего человечества, и человечество не вправе забывать о ней. С этой точки зрения мы и подходим к постановке, - отметил директор Екатеринбургского театра оперы и балета Андрей Шишкин. - Наша позиция такова: мы хотим быть не просто театром, где выпускают вызывающие музыкальный интерес постановки, а идти впереди мирского понимания жизни, ставить вопросы, над которыми люди должны задуматься».

В феврале будущего года столичные зрители смогут познакомиться с «Пассажиркой»: запланированы гастроли екатеринбуржцев на сцене Большого театра в рамках недели, посвященной наследию Мечислава Вайнберга.