Лёд и пламя краткое содержание


Рэй Брэдбери

Лед и пламя

Ночью родился Сим. Он лежал, хныкал, на холодных камнях пещеры. Кровь толчками пробегала по его телу тысячу раз в минуту. Он рос на глазах.

Мать лихорадочно совала ему в рот еду. Кошмар, именуемый жизнью, начался. Как только он родился, глаза его наполнились тревогой, которую сменил безотчетный, но оттого не менее сильный, непреходящий страх. Он подавился едой и расплакался. Озираясь кругом, он ничего не видел.

Все тонуло в густой мгле. Постепенно она растаяла. Проступили очертания пещеры. Возник человек с видом безумным, диким, ужасным. Человек с умирающим лицом. Старый, высушенный ветрами, обожженный зноем, будто кирпич. Съежившись в дальнем углу, сверкая белками скошенных глаз, он слушал, как далекий ветер завывает над скованной стужей ночной планетой.

Не сводя глаз с мужчины, поминутно вздрагивая, мать кормила сына плодами, скальной травой, собранными у провалов сосульками. Он ел и рос все больше и больше.

Мужчина в углу пещеры был его отец! На его лице жили еще только глаза. В иссохших руках он держал грубое каменное рубило, его нижняя челюсть тупо, бессильно отвисла.

Позади отца Сим увидел стариков, которые сидели в уходящем в глубь горы туннеле. У него на глазах они начали умирать.

Пещера наполнилась предсмертными криками. Старики таяли, словно восковые фигуры, провалившиеся щеки обтягивали острые скулы, обнажались зубы. Только что лица их были живыми, подвижными, гладкими, как бывает в зрелом возрасте. И вот теперь плоть высыхает, истлевает.

Сим заметался на руках у матери. Она крепко стиснула его.

Ну, ну, - успокаивала она его тихо, озабоченно поглядывая на отца - не потревожил ли его шум.

Быстро прошлепали по камню босые ноги, отец Сима бегом пересек пещеру. Мать Сима закричала. Сим почувствовал, как его вырвали у нее из рук. Он упал на камни и покатился с визгом, напрягая свои новенькие, влажные легкие!

Над ним вдруг появилось иссеченное морщинами лицо отца и занесенный для удара нож. Совсем как в одном из тех кошмаров, которые преследовали его еще во чреве матери. В течение нескольких ослепительных, невыносимых секунд в мозгу Сима мелькали вопросы. Нож висел в воздухе, готовый его вот-вот погубить. А в новенькой головенке Сима девятым валом всколыхнулась мысль о жизни в этой пещере, об умирающих людях, об увядании и безумии. Как мог он это осмыслить? Новорожденный младенец! Может ли новорожденный вообще думать, видеть, понимать, осмысливать? Нет. Тут что-то не так! Это невозможно. Но вот же это происходит с ним. Прошел всего какой-нибудь час, как он начал жить. А в следующий миг, возможно, умрет!

Мать бросилась на спину отца и оттолкнула в сторону руку с оружием.

Дай мне убить его! - крикнул отец, дыша прерывисто, хрипло. - Зачем ему жить?

Нет, нет! - твердила мать, и тщедушное старое тело ее повисло на широченной спине отца, а руки силились отнять у него нож. - Пусть живет! Может быть, его жизнь сложится по-другому! Может быть, он проживет дольше нашего и останется молодым!

Отец упал на спину подле каменной люльки. Лежа рядом с ним. Сим увидел в люльке чью-то фигурку. Маленькая девочка тихо ела, поднося еду ко рту тонкими ручками. Его сестра.

Мать вырвала нож из крепко стиснутых пальцев мужа и встала, рыдая и приглаживая свои всклокоченные седые волосы. Губы ее подергивались.

Убью! - сказала она, злобно глядя вниз на мужа. - Не трогай моих детей.

Старик вяло, уныло сплюнул и безучастно посмотрел на девочку в каменной люльке.

Одна восьмая ее жизни уже прошла, - проговорил он, тяжело дыша. - А она об этом даже не знает. К чему все это?

На глазах у Сима его мать начала преображаться, становясь похожей на смятый ветром клуб дыма. Худое, костлявое лицо растворилось в лабиринте морщин. Подкошенная мукой, она села подле него, трясясь и прижимая нож к своим высохшим грудям. Как и старики в туннеле, она тоже старилась, смерть наступала на нее.

Сим тихо плакал. Куда ни погляди, его со всех сторон окружал ужас. Мысли Сима ощутили встречный ток еще чьего-то сознания. Он инстинктивно посмотрел на каменную люльку и наткнулся на взгляд своей сестры Дак. Два разума соприкоснулись, будто шарящие пальцы. Сим позволил себе расслабиться. Ум его начинал постигать.

Отец вздохнул, закрыл веками свои зеленые глаза.

Корми ребенка, - в изнеможении сказал он. - Торопись. Скоро рассвет, а сегодня последний день нашей жизни, женщина. Корми его. Пусть растет.

Сим притих, и сквозь завесу страха в его сознание начали просачиваться картины.

Эта планета, на которой он родился, была первой от солнца. Ночи на ней обжигали морозом, дни были словно языки пламени. Буйный, неистовый мир. Люди жили в недрах горы, спасаясь от невообразимой стужи ночей и огнедышащих дней. Только на рассвете и на закате воздух ласкал легкие дыханием цветов, и в эту пору пещерный народ выносил своих детей на волю, в голую каменную долину. На рассвете лед таял, обращаясь в ручьи и речушки, на закате пламя остывало и гасло. И пока держалась умеренная, терпимая температура, люди торопились жить, бегали, игра - ли, любили, вырвавшись из пещерного плена. Вся жизнь на планете вдруг расцветала. Стремительно тянулись вверх растения, в небе брошенными камнями проносились птицы. Мелкие четвероногие лихорадочно сновали между скал; все стремилось приурочить свой жизненный срок к этой быстротечной поре.

Невыносимая планета! Сим понял это в первые же часы после своего рождения, когда в нем заговорила наследственная память. Вся его жизнь пройдет в пещерах, и только два часа в день он будет видеть волю. В этих наполненных воздухом каменных руслах он будет говорить, говорить с людьми своего племени, без перерыва для сна будет думать, думать, будет грезить, лежа на спине, но не спать.

И ВСЯ ЕГО ЖИЗНЬ ПРОДЛИТСЯ РОВНО ВОСЕМЬ ДНЕЙ.

Какая жестокая мысль! Восемь дней. Восемь коротких дней. Невероятно, невозможно, но это так. Еще во чреве матери далекий голос наследственной памяти говорил Симу, что он стремительно формируется, развивается и скоро появится на свет.

Рождение мгновенно, как взмах ножа. Детство пролетает стремительно. Юношество - будто зарница. Возмужание - сон, зрелость - миф, старость - суровая быстротечная реальность, смерть - скорая неотвратимость.

Пройдет восемь дней, и он будет вот такой же полуслепой, дряхлый, умирающий, как его отец, который сейчас так подавленно глядит на свою жену и детей.

Этот день - одна восьмая часть всей его жизни! Надо с толком использовать каждую секунду. Надо усвоить знания, заложенные в мозгу родителей.

ПОТОМУ ЧТО ЧЕРЕЗ НЕСКОЛЬКО ЧАСОВ ОНИ БУДУТ МЕРТВЫ.

Какая страшная несправедливость! Неужели жизнь так скоротечна? Или не грезилась ему в предродовом бытии долгая жизнь, не представлялись вместо раскаленных камней волны зеленой листвы и мягкий климат? Но раз ему все это виделось, значит, в основе грез должна быть истина? Как же ему искать и обрести долгую жизнь? Где? Как выполнить такую огромную и тяжелую задачу в восемь коротких, быстротекущих дней?

И как его племя очутилось в таких условиях?

Вдруг, словно нажали какую-то кнопку, в мозгу его возникла картина. Металлические семена, принесенные через космос ветром с далекой зеленой планеты, борясь с длинными языками пламени, падают на поверхность этого безотрадного мира… Из разбитых корпусов выбираются мужчины и женщины…

Когда?.. Давно. Десять тысяч дней назад. Оставшиеся в живых укрылись от солнца в недрах гор. Пламя, лед и бурные потоки стерли следы крушения огромных металлических семян. А люди оказались словно на наковальне под могучим молотом, который принялся их преображать. Солнечная радиация пропитала их плоть. Пульс участился - двести, пятьсот, тысяча ударов в минуту! Кожа стала плотнее, изменилась кровь. Старость надвигалась молниеносно. Дети рождались в пещерах. Круговорот жизни непрерывно ускорялся. И люди, застрявшие после аварии на чужой планете, прожили, подобно всем здешним животным, только одну неделю, причем дети их были обречены на такую же участь.

Первый раз читал эту повесть в детстве. Тогда я не обращал внимания на такую вещь в фантастике, как достоверность. И был в полнейшем восторге.

Второй раз перечитал в очень зрелом возрасте, когда уже критически относишься к фантдопущениям. Чёрт возьми, ну недостоверно же. Такая цивилизация существовать не может.

Пандемия выкосила бы её на третьем поколении, ну хорошо, на четвёртом. Особи были бы заняты постоянным наполнением желудка, чтобы хоть как-то обеспечить бешеный обмен веществ при гиперболическом старении. Им было бы просто ни до чего остального, какие там накопление и передача знаний. Не говоря о том, что наполнитель желудка, сиречь жратва, закончилась бы сразу, и на этом закончилось бы всё прочее.

И, тем не менее, несмотря на полную недостоверность, произведение воистину величайшее. Динамика происходящего такова, что сюжет развивается как мощнейшая сработавшая пружина. Быстро, ещё быстрее, ещё и ещё, быстро как только это возможно, и ещё быстрее. Как удалось достигнуть такого эффекта - не знаю, для этого нужно быть Брэдбери.

И одновременно - полное сопереживание герою. Зная, что недостоверно, фыркая от недостоверности, несёшься через эту сумасшедшую реальность вместе с героем, словно в одной с ним команде в спринтерской эстафете. Поразительное произведение.

Оценка: 10

Рэй Бредбери не столько писатель, сколько поэт. Да, он не заморачивается рифмами и размером, но внутренний ритм в его рассказах всегда очевиден, если, конечно, за дело берётся хороший переводчик. Л.Жданов переводчик не просто хороший, по словам знатоков, он делает русский текст синтонным оригиналу. И тогда мы получаем «Лёд и пламень» -- наверное, самое необычное и самое лучшее произведение великого писателя. Здесь бессмысленно искать логику, её ищите в стихах Асадова, бессмысленно поверять гений здравым смыслом. Ритм стиха звучит в каждой строчке со скоростью тысяча ударов в минуту. Жадность жизни, улетающей за неделю: рождение, детство, война, любовь, минутная старость и -- смерть. Первое слово: Почему? -- и нет никого, кому можно задать этот вопрос. А насколько сильное, даже болезненное ощущение отсрочки, когда герой попадает в пещеру, где люди живут на два дня дольше! Мне кажется, я думал об этом всю жизнь, даже когда не умел читать и не слыхал имени американского поэта. Но он пришёл и ударил прямо в сердце, и с тех пор оно бьётся со скоростью тысяча ударов в минуту.

Шляпы долой, перед вами гений!

Оценка: нет

Произведение стремительное в своём темпе, как то время, что отпущено в нём людям. Что такое восемь дней в жизни современного человека: как это много, когда ждёшь начала отпуска или какого-то очень значимого и долгожданного события, когда ожидаешь выздоровления – где каждый день – это вечность, когда ждёшь ответа или долгожданного результата, и т.д.; как это мало, когда захватило путешествие – вроде бы кажется, что только вчера приехал, а уже нужно уезжать, или нужно расставаться с близким человеком – кажется прошло всего ничего, а недели, как не бывало, как это мало, когда очень не хочется, чтобы наступили какие-то нежелательные события, а они стремительно надвигаются и т.д.

А здесь восемь дней полноценной жизни человека – от рождения до старости. Ещё не родился, а уже многое знаешь и эти знания на ещё не говорящего и не умеющего ходить человечка нагоняют только ужас и страх от безысходности и непонимания. И первое слово это ни радостное: «Дай!» или «Мама» - а вопрос «Почему?». Это слово не просто короткий любопытный вопрос – это слово несёт вселенскую глубину отчаяния, безнадёжности, но невероятную жажду жизни, стремление и решимость непременно найти ответ и решение.

Даже здесь, зная, что жизнь длится всего восемь коротких и жестоких дней, люди умудряются успеть проявить все естественные желания и поступки для выживания: забота о насущном, семья, влечение, дети, отдать последнюю дань умершим, научные изыскания; успеть ухватить лучший кусок, отвоевать женщину, пойти войной на соседа, подставить, убить, не высовываться, зависть, ненависть – и всё это за короткие несколько дней.

Но обязательно найдется тот, кто пойдёт против всех правил, против самой природы, против всех сложившихся и укоренившихся устоев. Не все дойдут до заветной мечты, но кто-то дойдёт обязательно. Этот кто-то такой же как все, но всё же он уникален - просто в нём изначально нет смирения, его желание чуть больше, чем у других, в нём проросла решимость далёких предков, просто ему сопутствует удача – её выбор пал на этого человека, она его не пропустила. Читая, нельзя не сопереживать герою – кажется, что всё, ему не хватит сил и самое главное – нет времени, этого главного фактора и двигателя жизни, его одолевают сомнения, он так много упускает в этой короткой жизни важного и желанного. Но внутри есть что-то, что больше всех желаний в мире.

Великолепный рассказ Мастера! Тонкий, мудрый, филосовский, очень жизнеутверждающий, облачённый в короткую и ёмкую прозу, который позволяет напомнить, что каждый день, каждый час и каждый миг жизни важен, значителен и неповторим.

Оценка: 10

«Ночью родился Сим. Он лежал, хныкал, на холодных камнях пещеры. Кровь толчками пробегала по его телу тысячу раз в минуту.»

Эти слова преследуют меня всю жизнь. Впервые прочитал рассказ еще в детстве, наверное даже в первом или во втором классе, только что почувствовав вкус взрослых «сказок», фантастики. Потом перечитывал десятки раз, в разные моменты жизни. «Лед и пламя» всегда помогает. Дает возможность почувствовать, что наша жизнь, с ее бесчисленными днями по сути те же самые восемь быстротечных дней. И ценить нужно каждое мгновение, каким бы тягостным оно не казалось. Жизнь коротка. Вот уже сгинуло детство и юность, и уже наступила та самая взрослость, которая казалась еще недавно такой далекой, какой сейчас кажется старость.

Прекрасный рассказ. Чудовищный, невозможный мир. Быстротечное время.

Оценка: 10

Отличнейшая повесть. Скажу даже – ИДЕАЛЬНАЯ повесть! Читается одним вздохом, одним каким-то глотком – невероятно яркая, насыщенная, мелодичная и напряжённая. Здесь есть, кажется, всё. Оригинальный мир, мир ночной стужи и дневной жары, которые убивают – и жизнь возможна лишь в пещерах и какой-то час перед закатом и рассветом. Жизнь… жизнь, которая длиться лишь восемь дней! Восемь дней!

Спойлер (раскрытие сюжета) (кликните по нему, чтобы увидеть)

Рождение мгновенно, как взмах нож. Детство пролетает стремительно. Юношество – будто зарница. Возмужание – сон, зрелость – миф, старость – суровая быстротечная реальность, смерть – скорая неотвратимость.

Жизнь – лишь восемь дней! В бешеном ритме. И спасение, до которого рукой подать – но хватит ли сил, хватит ли времени добежать? Невероятное напряжение, дух притчи, язык – поэзии. И как много во всём мысли – во всей сжатой в часы жизни, будто выкристаллизованной. И после этого, смотришь на жизнь собственную – и охватывает какой-то стыд за дни, часы и минуты, прожитые бесцельно… А там – всего лишь восемь дней жизни… И иногда лишь секунды отделяют от спасения… Фантастика с невероятным миром, оригинальной фантастической идеей, напряженьем триллера, глубиной притчи и языком стихотворения в прозе. Чудесная, идеальная повесть. Пронзительная. Невероятно сильная. Проникаешься всем, «становишься» героем, Симом, и сердце бьётся на разрыв в этой бурной реке, в этой битве камнями за место в пещере… И такая-то радость и грусть когда эта шлюпка, это последнее стальное семя отправляется в космос, к миру с зелёными полями… «Кошмар, наконец, кончился».

Вот она – настоящая Литература.

Оценка: 10

Когда жизнь человеческая длится только восемь дней-каждая секунда-бесценна,каждое мгновение ощущается. Мы-то так внимательно к времени не относимся,хотя и десятки лет человеческой жизни в масштабах вселенной-те же восемь дней.

Говорят,китайского мудреца ученики спросили,в чем суть жизни.

В простом,здравом смысле.Голоден-ем,устал-отдыхаю.-ответил он.

Но разве не все так поступают?-удивились ученики.

Нет.Большинство не присутствуют в том,что делают.

А целеустремленный герой Брэдбери за восемь дней прошел путь от пещерного племени до космического корабля.

Оценка: 10

«...Но иногда найдется вдруг чудак.

Этот чудак все сделает не так.

И его костер взовьется до небес...» - © группа «Машина Времени»

Я вижу здесь смешение жанров: фантастика налагается на притчу и наоборот. Это я для тех, у кого есть претензии по научной составляющей повести. Всё чаще встречаю в отзывах упрёки в нелогичности применительно к произведениям периода расцвета фантастики. Друзья! Фантазия и логика - это две непрестанно ссорящиеся и мирящиеся подружки - снова вместе, снова врознь. Они способны как гармонировать друг с другом в одной и той же истории, так и прекрасно обходится одна без другой в других историях. Качество рассказа как правило не зависит от того, на какой из двух этих случаев приходится каждый конкретный рассказ. А то так мы можем подвергнуть публичной обструкции половину фантастики 40-х - 70-х годов, дескать ненаучно, нелогично, а значит и нелепо.

Справедливости ради должен заметить, что в данном случае таких комментариев немного, уж больно хороша эта повесть старины Рэя. Человеку свойственно боятся смерти - своей и близких нам людей, все мы опасаемся, что отмерено нам меньше чем хотелось бы. Но всё познаётся в сравнении. Чтобы мы возопили, если бы знали, подобно героям повести, что костёр нашей жизни догорит всего через восемь дней и никак иначе?

Когда тему произведения можно сформулировать несколькими разными способами, то для меня это признак не только таланта, но уже и гениальности. Итак это рассказ о цели и упорстве в её достижении. Это критика и сатира на человеческое общество - даже с такой короткой жизнью люди сохранили в себе все пороки, свойственные человеку, например недоверие - чего только стоит попытка отказаться от дара, предложенного Симом? Это также и философский трактат. Жизнь скоротечна, спеши насладится ею, спеши достигнуть чего-то, оставь свой след на этой земле, будь счастлив и сделай счастливым ещё кого-нибудь, дыши полной грудью и живи на все сто - такие простые и важные мысли тем или иным способом старались донести до нас тысячи писателей. Брэдбери сделал это своим, присущим только ему способом - рассказывая завораживающую, потрясающую историю и переплюнул, быть может, всех. Так что это рассказ и о жажде жизни.

Финал был неизбежен. Могло лишь измениться лишь имя героя, если бы у Сима не получилось. Но если поколения и поколения людей были обречены страдать, то человечеству в целом на этой планете было предопределено выживание, потому что вне зависимости от места и времени действия рано или поздно найдётся вдруг чудак, который всё сделает не так. И так будет всегда.

Оценка: 10

Именно с этого рассказа я начал осмысленное знакомство с автором Рэем Брэдбери. И был очень приятно удивлен. Не смотря на давность написания рассказа, думаю, он останется актуален и через 100 лет. В нем, если позволите, сама природа человека - невероятная, всепреодоляющая жажда жизни. И гуманизм - искренний и безусловный. Произведение, конечно, проигрывает с точки зрения правдоподобности, многие моменты (в т.ч. фантастические допущения) выглядят натянутыми, но этих шероховатостей не хочется замечать, потому как Брэдбери предлагает взамен многим большее. Автор потрясающе ведет повествование: от книги практически невозможно оторваться. Сюжет держит в напряжении, за одной опасностью следует другая, и даже после окончательного, казалось бы, спасения начинается новая гонка наперегонки со смертью.

Но дело даже не в этом. Даже не в потрясающей задумке и мастерски выписанном мире. Вся соль рассказа в желании жить, но - не любой ценой. Герои готовы умереть друг за друга, они готовы рисковать жизнью ради своих знакомых и близких, но они еще и ведомы мечтой. И сочетание, кажется, несочетаемых понятий рождает образ человека - решительного и нежного одновременно; безрассудного, но заботливого. Сейчас можно было бы еще многое сказать, но сам мастер сделает это намного лучше. И поверьте: прочитав этот рассказ, вы не останетесь равнодушны.

Оценка: 10

«Есть только миг между прошлым и будущим. Именно он называется жизнь» (с)

Перед нами мир, в котором человеческая жизнь длится всего восемь дней. «Боже, как это мало!» - думает читатель. Конечно, ведь мы, реальные люди, рассуждаем с высоты своих прожитых и еще не прожитых лет. Вон у нас их сколько ещё впереди! Но самое интересное, что никто не знает, сколько у него времени в запасе. А если завтра - последний день? Что каждый из нас скажет о своей прожитой жизни? Чем мы занимались все эти годы? Да тем же, чем и другие: разговаривали, чтобы учится, учились, чтобы работать, работали, чтобы есть, а треть жизни просто проспали. И лишь небольшое количество времени уделяли маленьким радостям жизни: дружескому общению, семье или занятию любимым делом. Многие ли из нас тогда смогут сказать, что да, я прожил полноценную жизнь, я все успел и готов уйти? Думаю, что нет. Получается, что мы просто проводим время, постоянно откладывая все на потом: я сделаю это завтра, в следующем месяце, в следующем году. Ведь никто не думает о том, что завтра может не настать. Может было бы лучше, если бы мы знали об этом заранее, если бы каждый знал, когда закончатся его «восемь дней»? Наверное, тогда мы бережнее относились к времени и тратили его иначе. Наверное.

Да, в отличии от героев мы не получаем короткую жизнь, но мы ее такой делаем. И при этом нам постоянно не хватает времени, или наоборот, нам кажется, что его полно, а потом оказывается слишком поздно. Да, в отличии от героев мы не знаем точно, сколько нам отпущено. И при этом мы бессовестно проматываем свою жизнь. Да, в отличии от героев мы не живем каждой секундой, каждым мгновением. И при этом тратим годы в пустую.

В общем, я не могу однозначно оценить поступок главного героя. Перефразируя одного известного философа: самая короткая жизнь у того, кто пренебрегает настоящим. Имел ли он право отбирать у соплеменников настоящее ради собственного будущего? Рисковать своей жизнью ради своей мечты - это одно. А рисковать жизнью других - это совсем другое. Да, ему повезло: он выжил и достиг своей цели, но многие погибли.

Я не знаю, как нужно жить: прошлым, настоящим или будущим. Греть синицу в руке или бегать за журавлем. Жить настоящим или идти за мечтой. Главный герой сделал свой выбор. Ну что ж. Теперь выбор за нами.

Оценка: 9

Так будет всегда: тянется ли жизнь века или проносится за восемь коротких дней, для тех, кто живет, время кажется стремительно утекающим сквозь пальцы. «Рождение мгновенно, как взмах ножа. Детство пролетает стремительно. Юношество - будто зарница. Возмужание - сон, зрелость - миф, старость - суровая быстротечная реальность, смерть - скорая неотвратимость». Короткая фраза - и все описание человеческой Жизни. И не важно сколько она длится, важно, что ты успеваешь сделать и чем она наполнена в этот краткий миг.

Вот посмотрите, что случилось с этими людьми, потерпевшими крушение на странной планете, где сжигающее пламя Дня сменяется пронизывающим холодом Ночи, где для расцвета жизни отводится всего лишь несколько часов в день и потому жизненный цикл так скоротечен, что на рождение, созревание, смерть отводятся считанные мгновения.

А для застрявших здесь людей - всего восемь коротких дней отчаяния и безнадежности, страха и ожидания конца. Поколения стремительно сменяют друг друга, родные, близкие, друзья и враги умирают, не успев толком узнать друг друга. Любовь и ненависть - лишь краткие вспышки, и единственное хранимое и бережно передаваемое наследство - память о том, что когда-то все было иначе, и может еще будет, если добраться до Корабля - почти уже забытой легенды.

Но раз за разом людские жизни сгорают в причитаниях о несправедливой судьбе, поиске виновных в своих бедах, зависти к тем, кто протянул лишний час и даже войне, где награда победителю - еще один день Жизни. И только единицы еще ищут выход, и лишь двое из них соглашаются рискнуть собой и предпринять почти безнадежную попытку, чтобы найти спасение для всех.

Вот такая маленькая повесть: скорее притча, чем фантастика. О потерпевших крушение и смирившихся с поражением - людях, бездумно тратящих бесценный Дар Жизни на повседневность, уныние и поиски виноватых. О целях, ради которых стоит жить и умирать, и способах их достижения. О тех редких людях, которые никогда не сдаются и готовы пройти через лед и пламя, ради спасения не только себя, но и остальных, чтобы открывать новые пути и возможности.

«Мне снилось, будто я жила в пещере, в горах, на студеной и жаркой планете, где люди старились и умирали за восемь дней. - Нелепый сон. Люди не могли бы жить в таком кошмаре». Такая вера в этих словах, такая надежда: начнем мы когда-нибудь ценить отпущенное нам время и не тратить его попусту, плохой сон закончится и наш Корабль отправится к Звездам.

Оценка: 10

Удивительный мир, удивительная планета, на которой не хочется оказаться. Брэдбери не даёт её названия, так его дам я: Лёд и пламя! Не слишком оригинально, зато точно. Испепеляющая жара (это мягко сказано!) и радиация днём, и обжигающий холод ночью, и лишь минуты (минуты!) рассвета и заката пригодны к жизни, - «буйный неистовый мир» - это ещё полбеды. Жизнь человека на этой планете коротка, скоротечна, один день за десять лет идёт, словно кто-то злой и беспощадный начал кнопку перемотки «forward». А вот это уже невыносимо. И мелькают минуты… и часы… и дни… 8 дней… 8 дней жизни и надо успеть жить, ах, как хочется успеть жить! Они приспособились немного, на каком то рубеже развития развился дар телепатии, возникла наследственная память, когда знания передаются ещё на зачаточном уровне. Сама Природа позаботилась хоть чуток об этих несчастных, этими дарами дала чуток сил смочь выжить в этом жестоком мире, ибо времени на познание жизни, на получение нового опыта – нет. И нет возможности что-то изменить. Или есть? Есть! Там, на горе – металлическое семя, космический корабль, готовый к полёту, готовый увезти прочь самых смелых с этой жестокой планеты. Но есть ли те смелые, что готовы попытаться спасти себя и других? Есть! Их двое, они совсем ещё дети. Дети ли, ведь полжизни позади? Но на пути к спасению - враждебное племя, и день, - и солнце, и жар его, и ночь, - и холод её. Чтобы прорваться к кораблю нужно преодолеть силы природы и то племя. Надо сражаться и убивать. Убивать! Как это глупо! Ведь жизнь человека в этом мире и без того черезчур коротка! Но они пройдут, они придут к своей цели, придут к спасению! Но пока им лишь снятся сны, сны о неторопливой жизни, о размеренном ходе дней, когда день за день, а не десять лет…

Проникновенный рассказ, с небольшими огрехами (например, почему то враждебное племя, находясь ближе к кораблю не попыталось достичь его?), внимание на которых не останавливается, ибо не в них вся история. История поэтичная, лирическая даже, несмотря на весь трагизм. Успеть жить – девиз рассказа. Когда нет времени на глупые, бесполезные дела (хотя человек есть человек, он неисправим, и на войну между собой им время нашлось), нужно употребить отпущенные тебе дни с пользой. Прекрасно, если есть ещё и цель, надежда на спасение. У Сима и Лайт эта цель была. Кстати, Лайт, на мой взгляд сивмоличное имя для рассказа. Наверное, в оригинале, это Light – Свет. Этот Свет подарил Симу надежду, цель, мечту, то, ради чего он решил жить, и Свет, свет их солнца-убийцы противопоставлены как бы. Кто победил, кто оказался сильнее, ясно, и эта жизнеутверждающая позиция очень мне по нутру.

Оценка: 9

Даже странно, сколь многие пытаются анализировать это произведение по законам сухой прозы, подсчитывая неудачные фантастические допущения автора, возмущаясь несоответствием его предположений достижениям современной науки, удивляясь примитивности сюжета... Мне кажется, чуткий и внимательный читатель с первых строк поймет, что перед ним настоящее стихотворение в прозе, в метафорической форме обыгрывающее вечные темы - тщетность и бренность человеческой жизни, силу духа людей, пытающихся идти наперекор слепому року, всепобеждающую силу любви... Думаю, к таким произведениям просто недопустимо подходить с привычной логарифмической линейкой технологического восприятия мира. В конечном счете, никто же не возмущается практической невозможностью существования бесконечной библиотеки Борхеса или, скажем, булгаковского дьявола, разгуливающего по Москве. Поэтические метафоры недоступны холодному анализу, потому что обращены в первую очеред не к разуму, а к сердцу.

За 10 000 лет сменилось столь огромное число поколений-восьмидневок, что психика человека просто не могла не адаптироваться к новой скорости жизни. Это для нашего метаболизма 8 дней - очень малый срок жизни, а бабочка проживает целую жизнь за 1 день и полагает это достаточным. Потому что живет быстрее. А для попугая, живущего 200-300 лет (я слышала, что есть такие) - наша жизнь показалась бы невозможно коротка. Но мы то воспринимаем ее нормальной. Для первых поколений поселенцев восьмидневная жизнь должна была казаться невозможно краткой. Но через 10 000 лет это была бы уже нормальная с точки зрения субъективного восприятия жизнь. Поэтому переживания героя по поводу краткости жизни явно надуманны. Он живет в 10 раз быстрее любого из нас и для него это норма.

Если бы племя Сима ввязалось в войну с соседями, живущими 11 дней, оно бы погибло, поскольку целое поколение молодых мужчин, подобно Симу, пропустили бы дни юности и молодости, в течение которых надо успеть родить и вырастить до самостоятельного возраста хотя бы двоих детей. Для такого анклава это невосполнимая демографическая катастрофа. Нет, это племя не могло воевать, у него просто не было на это времени.

Поединок Сима с Нхоем за пещеру также представляется чем-то полубезумным. Зачем Нхою откликаться на вызов Сима? Он сидит в своей пещере, в безопасности, а пришлый абориген поорет-поорет и сгорит на солнышке. Но нет, Нхой выскакивает из пещеры подраться с противником, метаболизм, то есть движения, реакции, дыхание которого на треть быстрее. Иначе как самоубийством это не назовешь. В схватке с восьмидневкой и одиннадцатидневки шансов нет, поэтому одиннадцатидневки должны уклоняться от боевых столкновений, что не так уж и трудно, учитывая необходимость для противника отступить до времени льда или пламени.

Но самое невероятное - это беговой демарш соплеменников Сима к космическому кораблю. Я просто представляю себе эту картинку! Сим возвращается в свое селение и говорит: друзья, я разобрался с космическим кораблем предков, мы все можем стать долгоживущими и улететь на планету наших предков! Нам всем надо быстренько добежать до корабля, и мы спасены. И они все побежали. А дети как же? Про стариков молчу, старики взрослых детей сами бы в путь погнали. Но это поселение особенное по демографическому составу. Чтобы оно существовало, в каждый момент времени число младенцев первого-второго дня должно быть равно числу трудоспособных взрослых. И получается, что каждый взрослый должен был бежать в ребенком на руках, то есть с заведомо недостаточной скоростью, или бросить детей, также, как стариков. Не представляю я себе такой финал.

Для меня рассказ рассыпался на части при каждой попытке представить ту или иную сценку-эпизод, а в финале превратился в полную дикость. Для притчи о быстротечности жизни рассказ слишком конкретен, для научной фантастики - слишком неправдоподобен. ИМХО, разумеется.

Оценка: 6

Один из лучших рассказов Брэдбери. Нет. Лучший. Самый сильный. Прочла его в детстве и не могла забыть долгие годы. Недавно перечитала. Впечатление меньшим не стало.

«Лед и пламя» это захватывающая и сжимающая горло история про мальчика, которые рождается в народе, живущем в зоне высочайшей радиации. Жизнь человека длится там лишь 8 дней. Время даже не на вес золота, нет ничего ценнее времени. Детство, юность, любовь, создание семьи укладывается в отрезок времени, которое мы проживаем даже не замечая. Чувствовать и осознавать просходящее герой начинает еще в утробе матери. Основная задача каждого - протянуть лишний час, лишний день. Мечта и задача мальчика - добраться до космического корабля, на котором далекие предки прилетели на проклятую землю, потому что там может быть спасение...

Рэй Брэдбери

Лед и пламя

Ночью родился Сим. Он лежал, хныкал, на холодных камнях пещеры. Кровь толчками пробегала по его телу тысячу раз в минуту. Он рос на глазах.

Мать лихорадочно совала ему в рот еду. Кошмар, именуемый жизнью, начался. Как только он родился, глаза его наполнились тревогой, которую сменил безотчетный, но оттого не менее сильный, непреходящий страх. Он подавился едой и расплакался. Озираясь кругом, он ничего не видел.

Все тонуло в густой мгле. Постепенно она растаяла. Проступили очертания пещеры. Возник человек с видом безумным, диким, ужасным. Человек с умирающим лицом. Старый, высушенный ветрами, обожженный зноем, будто кирпич. Съежившись в дальнем углу, сверкая белками скошенных глаз, он слушал, как далекий ветер завывает над скованной стужей ночной планетой.

Не сводя глаз с мужчины, поминутно вздрагивая, мать кормила сына плодами, скальной травой, собранными у провалов сосульками. Он ел и рос все больше и больше.

Мужчина в углу пещеры был его отец! На его лице жили еще только глаза. В иссохших руках он держал грубое каменное рубило, его нижняя челюсть тупо, бессильно отвисла.

Позади отца Сим увидел стариков, которые сидели в уходящем в глубь горы туннеле. У него на глазах они начали умирать.

Пещера наполнилась предсмертными криками. Старики таяли, словно восковые фигуры, провалившиеся щеки обтягивали острые скулы, обнажались зубы. Только что лица их были живыми, подвижными, гладкими, как бывает в зрелом возрасте. И вот теперь плоть высыхает, истлевает.

Сим заметался на руках у матери. Она крепко стиснула его.

Ну, ну, - успокаивала она его тихо, озабоченно поглядывая на отца - не потревожил ли его шум.

Быстро прошлепали по камню босые ноги, отец Сима бегом пересек пещеру. Мать Сима закричала. Сим почувствовал, как его вырвали у нее из рук. Он упал на камни и покатился с визгом, напрягая свои новенькие, влажные легкие!

Над ним вдруг появилось иссеченное морщинами лицо отца и занесенный для удара нож. Совсем как в одном из тех кошмаров, которые преследовали его еще во чреве матери. В течение нескольких ослепительных, невыносимых секунд в мозгу Сима мелькали вопросы. Нож висел в воздухе, готовый его вот-вот погубить. А в новенькой головенке Сима девятым валом всколыхнулась мысль о жизни в этой пещере, об умирающих людях, об увядании и безумии. Как мог он это осмыслить? Новорожденный младенец! Может ли новорожденный вообще думать, видеть, понимать, осмысливать? Нет. Тут что-то не так! Это невозможно. Но вот же это происходит с ним. Прошел всего какой-нибудь час, как он начал жить. А в следующий миг, возможно, умрет!

Мать бросилась на спину отца и оттолкнула в сторону руку с оружием.

Дай мне убить его! - крикнул отец, дыша прерывисто, хрипло. - Зачем ему жить?

Нет, нет! - твердила мать, и тщедушное старое тело ее повисло на широченной спине отца, а руки силились отнять у него нож. - Пусть живет! Может быть, его жизнь сложится по-другому! Может быть, он проживет дольше нашего и останется молодым!

Отец упал на спину подле каменной люльки. Лежа рядом с ним. Сим увидел в люльке чью-то фигурку. Маленькая девочка тихо ела, поднося еду ко рту тонкими ручками. Его сестра.

Мать вырвала нож из крепко стиснутых пальцев мужа и встала, рыдая и приглаживая свои всклокоченные седые волосы. Губы ее подергивались.

Убью! - сказала она, злобно глядя вниз на мужа. - Не трогай моих детей.

Старик вяло, уныло сплюнул и безучастно посмотрел на девочку в каменной люльке.

Одна восьмая ее жизни уже прошла, - проговорил он, тяжело дыша. - А она об этом даже не знает. К чему все это?

На глазах у Сима его мать начала преображаться, становясь похожей на смятый ветром клуб дыма. Худое, костлявое лицо растворилось в лабиринте морщин. Подкошенная мукой, она села подле него, трясясь и прижимая нож к своим высохшим грудям. Как и старики в туннеле, она тоже старилась, смерть наступала на нее.

Сим тихо плакал. Куда ни погляди, его со всех сторон окружал ужас. Мысли Сима ощутили встречный ток еще чьего-то сознания. Он инстинктивно посмотрел на каменную люльку и наткнулся на взгляд своей сестры Дак. Два разума соприкоснулись, будто шарящие пальцы. Сим позволил себе расслабиться. Ум его начинал постигать.

Отец вздохнул, закрыл веками свои зеленые глаза.

Корми ребенка, - в изнеможении сказал он. - Торопись. Скоро рассвет, а сегодня последний день нашей жизни, женщина. Корми его. Пусть растет.

Ночью родился Сим. Он лежал, хныкал, на холодных камнях пещеры. Кровь толчками пробегала по его телу тысячу раз в минуту. Он рос на глазах.

Мать лихорадочно совала ему в рот еду. Кошмар, именуемый жизнью, начался. Как только он родился, глаза его наполнились тревогой, которую сменил безотчетный, но оттого не менее сильный, непреходящий страх. Он подавился едой и расплакался. Озираясь кругом, он ничего не видел.

Все тонуло в густой мгле. Постепенно она растаяла. Проступили очертания пещеры. Возник человек с видом безумным, диким, ужасным. Человек с умирающим лицом. Старый, высушенный ветрами, обожженный зноем, будто кирпич. Съежившись в дальнем углу, сверкая белками скошенных глаз, он слушал, как далекий ветер завывает над скованной стужей ночной планетой.

Не сводя глаз с мужчины, поминутно вздрагивая, мать кормила сына плодами, скальной травой, собранными у провалов сосульками. Он ел и рос все больше и больше.

Мужчина в углу пещеры был его отец! На его лице жили еще только глаза. В иссохших руках он держал грубое каменное рубило, его нижняя челюсть тупо, бессильно отвисла.

Позади отца Сим увидел стариков, которые сидели в уходящем в глубь горы туннеле. У него на глазах они начали умирать.

Пещера наполнилась предсмертными криками. Старики таяли, словно восковые фигуры, провалившиеся щеки обтягивали острые скулы, обнажались зубы. Только что лица их были живыми, подвижными, гладкими, как бывает в зрелом возрасте. И вот теперь плоть высыхает, истлевает.

Сим заметался на руках у матери. Она крепко стиснула его.

– Ну, ну, – успокаивала она его тихо, озабоченно поглядывая на отца – не потревожил ли его шум.

Быстро прошлепали по камню босые ноги, отец Сима бегом пересек пещеру. Мать Сима закричала. Сим почувствовал, как его вырвали у нее из рук. Он упал на камни и покатился с визгом, напрягая свои новенькие, влажные легкие!

Над ним вдруг появилось иссеченное морщинами лицо отца и занесенный для удара нож. Совсем как в одном из тех кошмаров, которые преследовали его еще во чреве матери. В течение нескольких ослепительных, невыносимых секунд в мозгу Сима мелькали вопросы. Нож висел в воздухе, готовый его вот-вот погубить. А в новенькой головенке Сима девятым валом всколыхнулась мысль о жизни в этой пещере, об умирающих людях, об увядании и безумии. Как мог он это осмыслить? Новорожденный младенец! Может ли новорожденный вообще думать, видеть, понимать, осмысливать? Нет. Тут что-то не так! Это невозможно. Но вот же это происходит с ним. Прошел всего какой-нибудь час, как он начал жить. А в следующий миг, возможно, умрет!

Мать бросилась на спину отца и оттолкнула в сторону руку с оружием.

– Дай мне убить его! – крикнул отец, дыша прерывисто, хрипло. – Зачем ему жить?

– Нет, нет! – твердила мать, и тщедушное старое тело ее повисло на широченной спине отца, а руки силились отнять у него нож. – Пусть живет! Может быть, его жизнь сложится по-другому! Может быть, он проживет дольше нашего и останется молодым!

Отец упал на спину подле каменной люльки. Лежа рядом с ним. Сим увидел в люльке чью-то фигурку. Маленькая девочка тихо ела, поднося еду ко рту тонкими ручками. Его сестра.

Мать вырвала нож из крепко стиснутых пальцев мужа и встала, рыдая и приглаживая свои всклокоченные седые волосы. Губы ее подергивались.

– Убью! – сказала она, злобно глядя вниз на мужа. – Не трогай моих детей.

Старик вяло, уныло сплюнул и безучастно посмотрел на девочку в каменной люльке.

– Одна восьмая ее жизни уже прошла, – проговорил он, тяжело дыша. – А она об этом даже не знает. К чему все это?

На глазах у Сима его мать начала преображаться, становясь похожей на смятый ветром клуб дыма. Худое, костлявое лицо растворилось в лабиринте морщин. Подкошенная мукой, она села подле него, трясясь и прижимая нож к своим высохшим грудям. Как и старики в туннеле, она тоже старилась, смерть наступала на нее.

Сим тихо плакал. Куда ни погляди, его со всех сторон окружал ужас. Мысли Сима ощутили встречный ток еще чьего-то сознания. Он инстинктивно посмотрел на каменную люльку и наткнулся на взгляд своей сестры Дак. Два разума соприкоснулись, будто шарящие пальцы. Сим позволил себе расслабиться. Ум его начинал постигать.

Отец вздохнул, закрыл веками свои зеленые глаза.

– Корми ребенка, – в изнеможении сказал он. – Торопись. Скоро рассвет, а сегодня последний день нашей жизни, женщина. Корми его. Пусть растет.

Сим притих, и сквозь завесу страха в его сознание начали просачиваться картины.

Эта планета, на которой он родился, была первой от солнца. Ночи на ней обжигали морозом, дни были словно языки пламени. Буйный, неистовый мир. Люди жили в недрах горы, спасаясь от невообразимой стужи ночей и огнедышащих дней. Только на рассвете и на закате воздух ласкал легкие дыханием цветов, и в эту пору пещерный народ выносил своих детей на волю, в голую каменную долину. На рассвете лед таял, обращаясь в ручьи и речушки, на закате пламя остывало и гасло. И пока держалась умеренная, терпимая температура, люди торопились жить, бегали, игра – ли, любили, вырвавшись из пещерного плена. Вся жизнь на планете вдруг расцветала. Стремительно тянулись вверх растения, в небе брошенными камнями проносились птицы. Мелкие четвероногие лихорадочно сновали между скал; все стремилось приурочить свой жизненный срок к этой быстротечной поре.

Невыносимая планета! Сим понял это в первые же часы после своего рождения, когда в нем заговорила наследственная память. Вся его жизнь пройдет в пещерах, и только два часа в день он будет видеть волю. В этих наполненных воздухом каменных руслах он будет говорить, говорить с людьми своего племени, без перерыва для сна будет думать, думать, будет грезить, лежа на спине, но не спать.

И ВСЯ ЕГО ЖИЗНЬ ПРОДЛИТСЯ РОВНО ВОСЕМЬ ДНЕЙ.

Какая жестокая мысль! Восемь дней. Восемь коротких дней. Невероятно, невозможно, но это так. Еще во чреве матери далекий голос наследственной памяти говорил Симу, что он стремительно формируется, развивается и скоро появится на свет.

Рождение мгновенно, как взмах ножа. Детство пролетает стремительно. Юношество – будто зарница. Возмужание – сон, зрелость – миф, старость – суровая быстротечная реальность, смерть – скорая неотвратимость.

Пройдет восемь дней, и он будет вот такой же полуслепой, дряхлый, умирающий, как его отец, который сейчас так подавленно глядит на свою жену и детей.

Этот день – одна восьмая часть всей его жизни! Надо с толком использовать каждую секунду. Надо усвоить знания, заложенные в мозгу родителей.

ПОТОМУ ЧТО ЧЕРЕЗ НЕСКОЛЬКО ЧАСОВ ОНИ БУДУТ МЕРТВЫ.

Какая страшная несправедливость! Неужели жизнь так скоротечна? Или не грезилась ему в предродовом бытии долгая жизнь, не представлялись вместо раскаленных камней волны зеленой листвы и мягкий климат? Но раз ему все это виделось, значит, в основе грез должна быть истина? Как же ему искать и обрести долгую жизнь? Где? Как выполнить такую огромную и тяжелую задачу в восемь коротких, быстротекущих дней?

И как его племя очутилось в таких условиях?

Вдруг, словно нажали какую-то кнопку, в мозгу его возникла картина. Металлические семена, принесенные через космос ветром с далекой зеленой планеты, борясь с длинными языками пламени, падают на поверхность этого безотрадного мира… Из разбитых корпусов выбираются мужчины и женщины…

Когда?.. Давно. Десять тысяч дней назад. Оставшиеся в живых укрылись от солнца в недрах гор. Пламя, лед и бурные потоки стерли следы крушения огромных металлических семян. А люди оказались словно на наковальне под могучим молотом, который принялся их преображать. Солнечная радиация пропитала их плоть. Пульс участился – двести, пятьсот, тысяча ударов в минуту! Кожа стала плотнее, изменилась кровь. Старость надвигалась молниеносно. Дети рождались в пещерах. Круговорот жизни непрерывно ускорялся. И люди, застрявшие после аварии на чужой планете, прожили, подобно всем здешним животным, только одну неделю, причем дети их были обречены на такую же участь.

Ночью родился Сим. Он лежал, хныкал, на холодных камнях пещеры. Кровь толчками пробегала по его телу тысячу раз в минуту. Он рос на глазах.

Мать лихорадочно совала ему в рот еду. Кошмар, именуемый жизнью, начался. Как только он родился, глаза его наполнились тревогой, которую сменил безотчетный, но оттого не менее сильный, непреходящий страх. Он подавился едой и расплакался. Озираясь кругом, он ничего не видел.

Все тонуло в густой мгле. Постепенно она растаяла. Проступили очертания пещеры. Возник человек с видом безумным, диким, ужасным. Человек с умирающим лицом. Старый, высушенный ветрами, обожженный зноем, будто кирпич. Съежившись в дальнем углу, сверкая белками скошенных глаз, он слушал, как далекий ветер завывает над скованной стужей ночной планетой.

Не сводя глаз с мужчины, поминутно вздрагивая, мать кормила сына плодами, скальной травой, собранными у провалов сосульками. Он ел и рос все больше и больше.

Мужчина в углу пещеры был его отец! На его лице жили еще только глаза. В иссохших руках он держал грубое каменное рубило, его нижняя челюсть тупо, бессильно отвисла.

Позади отца Сим увидел стариков, которые сидели в уходящем в глубь горы туннеле. У него на глазах они начали умирать.

Пещера наполнилась предсмертными криками. Старики таяли, словно восковые фигуры, провалившиеся щеки обтягивали острые скулы, обнажались зубы. Только что лица их были живыми, подвижными, гладкими, как бывает в зрелом возрасте. И вот теперь плоть высыхает, истлевает.

Сим заметался на руках у матери. Она крепко стиснула его.

Ну, ну, - успокаивала она его тихо, озабоченно поглядывая на отца - не потревожил ли его шум.

Быстро прошлепали по камню босые ноги, отец Сима бегом пересек пещеру. Мать Сима закричала. Сим почувствовал, как его вырвали у нее из рук. Он упал на камни и покатился с визгом, напрягая свои новенькие, влажные легкие!

Над ним вдруг появилось иссеченное морщинами лицо отца и занесенный для удара нож. Совсем как в одном из тех кошмаров, которые преследовали его еще во чреве матери. В течение нескольких ослепительных, невыносимых секунд в мозгу Сима мелькали вопросы. Нож висел в воздухе, готовый его вот-вот погубить. А в новенькой головенке Сима девятым валом всколыхнулась мысль о жизни в этой пещере, об умирающих людях, об увядании и безумии. Как мог он это осмыслить? Новорожденный младенец! Может ли новорожденный вообще думать, видеть, понимать, осмысливать? Нет. Тут что-то не так! Это невозможно. Но вот же это происходит с ним. Прошел всего какой-нибудь час, как он начал жить. А в следующий миг, возможно, умрет!

Мать бросилась на спину отца и оттолкнула в сторону руку с оружием.

Дай мне убить его! - крикнул отец, дыша прерывисто, хрипло. - Зачем ему жить?

Нет, нет! - твердила мать, и тщедушное старое тело ее повисло на широченной спине отца, а руки силились отнять у него нож. - Пусть живет! Может быть, его жизнь сложится по-другому! Может быть, он проживет дольше нашего и останется молодым!

Отец упал на спину подле каменной люльки. Лежа рядом с ним. Сим увидел в люльке чью-то фигурку. Маленькая девочка тихо ела, поднося еду ко рту тонкими ручками. Его сестра.

Мать вырвала нож из крепко стиснутых пальцев мужа и встала, рыдая и приглаживая свои всклокоченные седые волосы. Губы ее подергивались.

Убью! - сказала она, злобно глядя вниз на мужа. - Не трогай моих детей.

Старик вяло, уныло сплюнул и безучастно посмотрел на девочку в каменной люльке.

Одна восьмая ее жизни уже прошла, - проговорил он, тяжело дыша. - А она об этом даже не знает. К чему все это?

На глазах у Сима его мать начала преображаться, становясь похожей на смятый ветром клуб дыма. Худое, костлявое лицо растворилось в лабиринте морщин. Подкошенная мукой, она села подле него, трясясь и прижимая нож к своим высохшим грудям. Как и старики в туннеле, она тоже старилась, смерть наступала на нее.

Сим тихо плакал. Куда ни погляди, его со всех сторон окружал ужас. Мысли Сима ощутили встречный ток еще чьего-то сознания. Он инстинктивно посмотрел на каменную люльку и наткнулся на взгляд своей сестры Дак. Два разума соприкоснулись, будто шарящие пальцы. Сим позволил себе расслабиться. Ум его начинал постигать.

Отец вздохнул, закрыл веками свои зеленые глаза.

Корми ребенка, - в изнеможении сказал он. - Торопись. Скоро рассвет, а сегодня последний день нашей жизни, женщина. Корми его. Пусть растет.

Сим притих, и сквозь завесу страха в его сознание начали просачиваться картины.

Эта планета, на которой он родился, была первой от солнца. Ночи на ней обжигали морозом, дни были словно языки пламени. Буйный, неистовый мир. Люди жили в недрах горы, спасаясь от невообразимой стужи ночей и огнедышащих дней. Только на рассвете и на закате воздух ласкал легкие дыханием цветов, и в эту пору пещерный народ выносил своих детей на волю, в голую каменную долину. На рассвете лед таял, обращаясь в ручьи и речушки, на закате пламя остывало и гасло. И пока держалась умеренная, терпимая температура, люди торопились жить, бегали, игра - ли, любили, вырвавшись из пещерного плена. Вся жизнь на планете вдруг расцветала. Стремительно тянулись вверх растения, в небе брошенными камнями проносились птицы. Мелкие четвероногие лихорадочно сновали между скал; все стремилось приурочить свой жизненный срок к этой быстротечной поре.

Невыносимая планета! Сим понял это в первые же часы после своего рождения, когда в нем заговорила наследственная память. Вся его жизнь пройдет в пещерах, и только два часа в день он будет видеть волю. В этих наполненных воздухом каменных руслах он будет говорить, говорить с людьми своего племени, без перерыва для сна будет думать, думать, будет грезить, лежа на спине, но не спать.