Поселок труляля джек лондон. Джек лондон - фирма тру-ля-ля

Фантастический роман «Поселок» Булычева говорит о надежде, которая помогает выжить даже в условиях неземной агрессии. Эта надежда помогает остаться людьми, не потерять человеческое лицо даже тем, кто не был рожден на Земле.

Роман начинается с зарисовок жизни в этом самом посёлке. На первый взгляд – в самом обычном, хотя бедном и заброшенном. Однако постепенно понимаешь, что действие происходит в будущем, даже на другой планете. Земля, хочется верить, не станет такой: агрессия разлита просто во всём. Например, в лесу на людей нападают лианы, грибы зарываются от «охотников» в землю, перекати-поле становится страшным ядовитым оружием, деревья сжимаются под плотной корой… Что говорить о животных? Нападение «волков» сродни стихийному бедствию, хотя эти ядовитые твари и бьются по одиночке, пока другие их соратники наблюдают, будто за шоу.

Жители поселка тоже весьма «дикие», хотя, при опасности, община вступается за каждого. Но здесь на пике конфликт поколений: старшие всё рассказывают «сказки» о Земле, молодые больше напоминают Маугли. О жизни «там» им рассказывает Старый, остальным землянам слишком тяжело вспоминать – женщины, к примеру, сразу начинают плакать.

Конечно, можно говорить о некой деградации потомков землян в этой агрессивной среде. Оказывается, что когда-то космический корабль потерпел крушение на этой негостеприимной планете. Но люди и после стольких лет пытаются до него добраться, мечтая о Земле.

Формируется команда молодых (Марьяна, Дик, Олег, Томас), которые решают достигнуть обломков корабля, что ещё никому не удавалось, на воздушном шаре. Это стало третьей попыткой вернуться на Землю, ведь, понятно, что на этой агрессивной планете у маленькой группы землян (их почти сорок вместе с рожденными здесь детьми) нет будущего. Основной герой романа – Олег, несколько угрюмый пятнадцатилетний юноша, влюбленный в Марьяну, но он не так силен и смел, как герой Дик.

Тут на их планету высаживаются космонавты, которые должны уничтожить следы разбившегося корабля, чтобы стереть следы землян на «дикой» планете. В финале две экспедиции (земляне и «аборигены») встречаются. Финал остается открытым – все обрывается на крике то ли радости, то ли ужаса.
Конечно, хочется верить, что все усилия и страдания потерявшихся землян не были напрасны.
Кстати, по мотивам этого произведения были созданы два комикса и даже мультфильм.

Картинка или рисунок Поселок

Другие пересказы для читательского дневника

• Краткое содержание Шукшин Крепкий мужик

  В селе освобождается складское помещение, которое раньше было церковью. Практичный бригадир Шурыгин, поговорив с председателем колхоза, решает пустить ее на кирпичи для свинарника. Прочную церковь разрушить под силу только тракторам

Смок и Малыш столкнулись на углу возле салуна «Олений Рог». У Смока лицо было довольное, и шагал он бодро. Напротив, Малыш плелся по улице с самым унылым и нерешительным видом.

Ты куда? - весело окликнул Смок.

Сам не знаю, - был грустный ответ. - Ума не приложу. Прямо деваться некуда. Два часа убил на покер - скука смертная, карта никому не шла, остался при своих. Сыграл разок со Скифом Митчелом в криббедж на выпивку, а теперь вовсе не знаю, что с собой делать. Вот слоняюсь по улицам и жду - хоть бы подрался кто или собаки погрызлись, что ли.

Я тебе припас кое-что поинтереснее, - сказал Смок. - Потому и ищу тебя. Идем!

Прямо сейчас?

Конечно.

На тот берег, в гости к старику Дуайту Сэндерсону.

Первый раз про такого слышу, - угрюмо ответил Малыш. - Вообще первый раз слышу, что на том берегу кто-то живет. Чего ради он там поселился? Он что, не в своем уме?

Он кое-что продает, - засмеялся Смок.

Чего там продавать? Собачью упряжку? Рудник? Табак? Резиновые сапоги?

Смок только головой качал в ответ на все вопросы.

Пойдем - увидишь. Я хочу рискнуть: куплю у него товар, а если хочешь, входи в долю, купим пополам.

Уж не яйца ли? - воскликнул Малыш, скорчив испуганную гримасу.

Идем, - сказал ему Смок. - Пока будем переходить реку, можешь отгадывать до десяти раз.

Улица вывела их на высокий берег Юкона, и они спустились на лед. В трех четвертях мили перед ними почти отвесно вставал противоположный берег

Крутые утесы в сотни футов вышиной. К ним вела, кружа и извиваясь среди разбитых, вздыбленных ледяных глыб, едва заметная тропинка. Малыш плелся за Смоком по пятам, развлекаясь догадками: что же такое может продавать Дуайт Сэндерсон?

Оленей? Медные копи или кирпичный завод? Это на первый случай. Медвежьи шкуры, вообще меха? Лотерейные билеты? Картофельное поле?

Почти угадал, - ободряюще сказал Смок. - Но только подымай выше.

Два картофельных поля? Сыроварню? Торфяники?

Недурно, Малыш. Ты не так уж далек от истины.

Каменоломню?

Почти так же близко, как картофельные поля и торфяники.

Погоди. Дай подумать. Остался последний раз.

Минут десять они шли молча.

Знаешь, Смок, не буду я больше голову ломать. Если то, что ты покупаешь, похоже сразу и на картофельное поле, и на торфяник, и на каменоломню, я не берусь отгадать. И не войду с тобой в долю, пока сам эту штуку не увижу и не пощупаю. Что это такое?

Ладно, скоро сам увидишь. Будь так добр, погляди вон туда, вверх. Видишь, вон там хибарка и из трубы дым идет? Это и есть жилье Дуайта Сэндерсона.

Ах, вот как? А больше у него ничего нет?

Больше ничего, - засмеялся Смок. - Не считая ревматизма. Говорят, он страдает ревматизмом.

Стой! - Малыш схватил товарища за плечо и силой остановил его. - Уж не собираешься ли ты в этом гиблом месте покупать землю под застройку?

На десятый раз отгадал. Шагай.

Погоди минутку! - взмолился Малыш. - Ты только посмотри, тут же одни утесы да откосы, ни клочка ровного, где же тут строиться?

Вот уж не знаю!

Так ты не собираешься тут ничего строить?

Дуайт Сэндерсон продает только под застройку, - уклончиво ответил Смок. - Идем. Нам надо еще одолеть эту гору.

Подъем был крутой - казалось, узкая тропинка, петляя, ведет прямо в небо, точно лестница Иакова. Малыш охал и кряхтел на неожиданных поворотах и крутых откосах.

Выдумал тоже строить здесь! Да тут нет ровного местечка, чтобы почтовую марку налепить! И берег не годится, тут пароходы не пристают. Вся погрузка проходит по другой стороне. Вот он, Доусон. Там хватит места еще на сорок тысяч жителей. Слушай, Смок, ты питаешься мясом. Я это знаю. Тебе, конечно, не затем нужна эта земля, чтоб строиться на ней. Так какого черта ты ее покупаешь, скажи на милость?

Чтоб продать, конечно.

Но не все же такие сумасшедшие, как вы с Сэндерсоном.

Может, и не совсем такие, Малыш, но вроде того. Так вот, я возьму эту землю, разобью на участки и продам их здоровым и разумным жителям Доусона.

Ха! Весь Доусон до сих пор не забыл про те яйца. Ты что, хочешь еще больше насмешить народ?

Непременно.

Ну, знаешь, Смок, это больно дорогое удовольствие. Я помогал тебе смешить людей, когда мы скупали яйца, и мне лично обошелся этот смех почти что в девять тысяч долларов.

Ладно. На этот раз незачем тебе входить в долю. Барыши будут мои, но все равно ты должен мне помочь.

Это пожалуйста. И пускай надо мной еще посмеются. Но я не выброшу на это дело ни унции. Сколько Сэндерсон просит за землю? Долларов двести, триста?

Десять тысяч. Но желательно получить ее за пять.

Эх, почему я не священник! - сокрушенно вздохнул Малыш.

Что это вдруг?

Я бы произнес самую красноречивую проповедь на текст, который тебе, может быть, знаком, а именно - о дураке и его деньгах.

Войдите! - раздраженно откликнулся на их стук Дуайт Сэндерсон.

Когда они вошли, он сидел на корточках перед каменным очагом и толок кофейные зерна, обернутые в кусок мешковины.

Чего вам? - грубо спросил он, высыпая истолченный кофе в кофейник, стоявший на угольях.

Хотим потолковать о деле, - ответил Смок. - Говорят, вы продаете эту землю под застройку. За сколько вы ее отдадите?

За десять тысяч, - был ответ. - Слыхали? А теперь смейтесь, если угодно, и убирайтесь вон. Вот она, дверь. До свидания.

Не затем я пришел, чтобы смеяться. Я мог бы найти себе другую забаву, а не лезть сюда, на вашу гору. Я хочу купить у вас землю.

Ах, вот как? Что ж, умные речи приятно и слушать. - Сэндерсон подошел и сел напротив посетителей, положив руки на стол и опасливо косясь на кофейник. - Я вам сказал мою цену и не стыжусь повторить: десять тысяч. Можете смеяться, можете купить - как угодно.

И чтоб показать, насколько ему это безразлично, он узловатыми пальцами забарабанил по столу и уставился на кофейник. Потом начал напевать себе под нос: «Тра-ля-ля, тру-ля-ля, тру-ля-ля, тра-ля-ля…»

Послушайте, мистер Сэндерсон, - сказал Смок. - Эта земля не стоит десяти тысяч. Если б она стоила десять тысяч, ее можно было оценить и во сто тысяч. А если она не стоит ста тысяч - а вы сами знаете, что не стоит,

Так не стоит и десяти центов.

Сэндерсон постукивал по столу костяшками пальцев и бубнил себе под нос «тру-ля-ля, тра-ля-ля», пока кофе не убежал. Тогда он долил в кофейник немного холодной воды, отставил его на край очага и опять уселся на свое место.

А сколько вы дадите? - спросил он.

Пять тысяч, - ответил Смок.

Малыш застонал.

Снова молчание; старик барабанит по столу и напевает свое «тру-ля-ля».

Вы не дурак, - сказал он затем Смоку. - Вы говорите, если эта земля не стоит ста тысяч долларов, она не стоит и десяти центов. А сами предлагаете мне пять тысяч. Значит, она стоит и все сто тысяч.

Но вы не получите за нее и двадцати центов, - горячо возразил Смок,

Хоть просидите тут до самой смерти.

От вас получу.

Нет, не получите.

Значит, буду сидеть тут, пока не помру, - отрезал Сэндерсон.

Не обращая больше внимания на посетителей, он занялся своей стряпней, точно был один. Разогрел котелок с бобами, лепешку и принялся за еду.

Нет, спасибо, - пробормотал Малыш. - Мы ни капельки не голодны. Мы только что пообедали.

Покажите ваши бумаги, - сказал наконец Смок.

Сэндерсон пошарил в изголовье своей койки и вытащил сверток документов.

Все в полном порядке, - сказал он. - Вот эта длинная, с большими печатями, прислана прямиком из Оттавы. Это вам не бумажонка от местных властей. Само канадское правительство дало мне право собственности на эту землю.

Это было два года назад? А сколько участков вы уже продали? - осведомился Смок.

Не ваше дело, буркнул Сэндерсон. - Я могу и один жить на своей земле, если пожелаю. Законом это не возбраняется.

Даю вам пять тысяч, - сказал Смок.

Сэндерсон покачал головой.

Не знаю, кто из вас больше спятил, - горестно промолвил Малыш. - Выйдем на минуту, Смок. Я хочу тебе сказать два словечка.

Смок нехотя повиновался - уж очень настаивал его компаньон.

Ты только сообрази, - сказал Малыш, когда они вышли за дверь, - ведь вокруг этого дурацкого участка всюду такие же скалы, и они ничьи. Застолби их и стройся сколько душе угодно.

Они не годятся, - ответил Смок.

Да почему не годятся?

Тебя удивляет, почему я покупаю именно это место, когда кругом земли сколько хочешь?

Еще бы не удивляло, - подтвердил Малыш.

То-то и оно! - с торжеством сказал Смок. - Раз ты удивляешься - значит, и другие удивятся. И от удивления все сбегутся сюда. Раз ты удивляешься, значит, я правильно рассчитал. Вот что я тебе скажу, Малыш: Я поднесу Доусону такой подарок, что они забудут, как смеяться над нами из-за тех яиц. Вернемся в дом.

Здорово, - сказал Сэндерсон, снова увидев их в дверях. - А я думал, вас и след простыл.

Ну, за сколько вы уступите землю? - спросил Смок.

За двадцать тысяч.

Даю вам десять.

Ладно, продам за десять. Я только этого и хотел. А вы когда выложите денежки?

Завтра в Северо-западном банке. Но за эти деньги мне нужны от вас еще две вещи. Во-первых, когда вы получите свои десять тысяч, вы уедете на Сороковую Милю и пробудете там до конца зимы.

Это можно. Еще что?

Я вам заплачу двадцать пять тысяч, а вы мне пятнадцать вернете.

Согласен. - Сэндерсон повернулся к Малышу. - Когда я поселился здесь, все говорили, что я дурак, - сказал он насмешливо. - Что ж, значит, такому дураку цена десять тысяч долларов, так, что ли?

На Клондайке полно дураков, - только и нашелся ответить Малыш, - глядишь, которому-нибудь и повезет.

На другой день была законно скреплена продажа земли, принадлежавшей Дуайту Сэндерсону («землевладение, которое впредь должно именоваться поселком Тру-ля-ля», - как было обозначено в купчей по требованию Смока). И кассир Северо-западного банка отвесил Сэндерсону на двадцать пять тысяч принадлежавшего Смоку золотого песка, причем несколько случайных посетителей заметили и эту процедуру, и размер суммы, и получателя.

Золотоискатели - народ подозрительный. Чуть кто сделал что-либо не совсем обычное - даже просто-напросто отправился поохотиться на лося или вышел ночью полюбоваться северным сиянием, - как все уже готовы заподозрить, что он нашел золотые россыпи или наткнулся на богатую жилу. И, конечно, едва стало известно, что такой видный житель Доусона, как Смок Беллью, выплатил старику Дуайту Сэндерсону двадцать пять тысяч долларов, весь город пожелал узнать, за что уплачены эти деньги. Дуайт Сэндерсон помирал с голоду на своей заброшенной земле - что же у него, спрашивается, могло быть такого, что стоило бы двадцать пять тысяч долларов? Ответа не было - и, естественно, жители Доусона с лихорадочным любопытством следили за каждым шагом Смока.

К середине дня распространился слух, что несколько десятков доусонцев уложили свои походные мешки и инструменты и припрятали в кабачках по Главной улице, чтобы можно было в любую минуту двинуться в путь. Куда бы ни направлялся Смок, множество глаз следило за ним. Его считали человеком серьезным, и ни один из многочисленных знакомых не осмелился спросить его про сделку с Дуайтом Сэндерсоном. С другой стороны, никто ни словом не упоминал при нем о яйцах. Столь же дружелюбное внимание повсюду встречал и Малыш.

Прямо как будто я убил кого или оспа у меня, так они за мной следят, а заговорить боятся, - жаловался Малыш, повстречав Смока у входа в «Олений Рог». - Вон, видишь, по той стороне улицы идет Билл Солтмен? Ему до смерти хочется поглядеть на нас, а он уставился куда-то в конец улицы. Можно подумать, что он нас и знать не знает. А я спорю на хорошую выпивку: вот завернем сейчас за угол, будто спешим куда-то, а потом повернем назад

И уж непременно налетим на него, потому как он сразу поскачет за нами.

Они испробовали этот трюк - и в самом деле, когда повернули назад, за углом натолкнулись на Солтмена, который шагал им вдогонку широким походным шагом.

Здорово, Билл! - приветствовал его Смок. - Далеко собрался?

Здорово! Просто так, вышел прогуляться, - ответил Солтмен. - Просто вышел прогуляться. Чудная погода, правда?

Ха! - усмехнулся Малыш. - Это ты так прогуливаешься? А я-то думал: вот несется во весь опор!

В тот вечер, кормя собак, Малыш безошибочно чувствовал, что из темноты в него впиваются десятки пар глаз. И, привязывая собак к столбу, вместо того чтобы оставить их на ночь на свободе, он знал, что дает Доусону новый повод для волнений.

Обдумав заранее план действий, Смок поужинал в ресторане и принялся развлекаться. Он нарочно кружил по всему Доусону - и всюду оказывался в центре внимания. Кабачки, куда он заходил, тотчас наполнялись народом и сразу пустели, как только он выходил за дверь. Если он подсаживался к дремавшей, всеми заброшенной рулетке и покупал партию фишек, вокруг сразу собирался десяток игроков. Он не удержался от маленькой мести - встал и вышел именно в ту минуту, когда Люсиль Эрол запела самую популярную песенку. Добрых две трети слушателей покинули зал вслед за Смоком.

В час ночи он прошел по Главной улице, на которой царило необычайное оживление, свернул на перекрестке и стал подниматься на холм, к своей хижине. На полдороге он остановился и ясно услышал, как позади поскрипывает снег под чьими-то мокасинами.

Целый час хижина была погружена в темноту; потом Смок зажег свечу, и, выждав ровно столько времени, сколько надо человеку, чтобы одеться, они с Малышом вышли и начали запрягать собак. Работая при свете, падавшем от отворенной двери, они услышали неподалеку слабый свист. Ответный свист донесся откуда-то снизу.

Ты только послушай, - усмехнулся Смок. - Это они следят за нами и сообщают обо всем в город. Пари держу, что в эту самую минуту по крайней мере человек сорок вылезают из-под одеял и натягивают штаны.

Ну и глупый же народ! - фыркнул Малыш. - Ничего не стоит их обжулить. Знаешь, чудаки, которые в наше время зарабатывают деньги своим горбом, это… это просто чудаки! На свете полнымполно дурачья, они только и ждут, чтоб им облегчили карманы. И вот что я тебе скажу: если ты еще не передумал, возьми меня в долю.

Груз на нартах был невелик - меховые одеяла, запас провизии. Небольшой моток стальной проволоки едва заметно выглядывал из-под мешка со съестным, и на самом дне нарт был почти совсем спрятан лом.

Рукою в рукавице Малыш с нежностью погладил проволоку и еще разок ласково дотронулся до лома.

Ха! - шепнул он. - Я и сам бы призадумался, если б темной ночью заметил в чьих-нибудь нартах этакие штуки.

Осторожно, в молчании они спустились со своей упряжкой с холма, потом вышли на Главную улицу и, удвоив осторожность, повернули на север, к лесопилке, позади, в темноте, которую не могло рассеять слабое мерцание звезд, раздался свист. Быстрым шагом они прошли еще с четверть мили, миновали лесопилку, больницу. Потом повернули назад той же дорогой и, пройдя сотню ярдов, едва не наскочили на пятерых пешеходов, спешивших рысцой им навстречу. Все пятеро слегка сгибались под тяжестью походных мешков. Один их них остановил передовую собаку Смока, остальные подошли вплотную.

Встретились вам нарты? - был первый вопрос.

Нет, - ответил Смок. - Это ты, Билл?

Черт меня подери! - в величайшем изумлении произнес Билл Солтмен. - Да это Смок!

Чем это вы занимаетесь среди ночи? - спросил Смок. - Гуляете?

Прежде чем Билл Солтмен успел ответить, к ним подбежали еще двое, а там подоспело еще несколько человек, и скрип шагов по снегу возвещал о приближении толпы.

С кем это ты? - спросил Смок. - Или опять в поход за золотом?

Солтмен не ответил, он раскуривал трубку, которая вряд ли могла доставить ему удовольствие, судя по тому, что он все еще задыхался от бега. Ясно было, для чего ему понадобилось зажечь спичку, - он хотел разглядеть нарты, и Смок видел, что все взоры устремились на моток проволоки и на лом. Спичка погасла.

Да просто так, разные слухи ходят, просто слухи, - многозначительно и таинственно пробормотал Солтмен.

Может, вы посвятите нас с Малышом?

Кто-то сзади насмешливо фыркнул.

А вы сами куда направляетесь? - спросил Солтмен.

А вы кто? Добровольная полиция?

Да просто так, интересуемся, - сказал Солтмен, просто так.

Еще как интересуемся, откликнулся другой голос из темноты.

Любопытно знать, - ввернул Малыш, - кто тут чувствует себя самым большим дураком?

Все расхохотались, всем стало неловко.

Пошли, Малыш, нам пора, сказал Смок и погнал собак.

Толпа двинулась следом.

Эй, а вы не ошиблись? - съязвил Малыш. - Вы ведь шли в ту сторону, а теперь ни с того ни с сего повернули обратно. Может, вы потеряли направление?

Пошел к черту, - любезно ответил Солтмен. - Куда хотим, туда и направляемся.

И нарты двинулись по Главной улице. Смок шел впереди, Малыш правил шестом, а за ними - свита человек шестьдесят, все с походным снаряжением за плечами. Было три часа ночи, и только отпетые гуляки видели эту процессию и могли назавтра поведать о ней Доусону.

Полчаса спустя Смок с Малышом взобрались на свой холм и распрягли собак у порога хижины под угрюмыми взглядами шестидесяти провожатых.

Спокойной ночи! - крикнул им Смок, затворяя дверь.

Через пять минут он задул свечу, а через какие-нибудь полчаса они с Малышом снова бесшумно выбрались из хижины и, не зажигая огня, начали запрягать собак.

Эй, Смок! - окликнул Солтмен, подходя ближе так, что они смутно различили в темноте его силуэт.

Я вижу, от тебя не отделаешься, Билл, - весело отозвался Смок. - А где твои дружки?

Пошли выпить по стаканчику. Оставили меня смотреть за вами в оба, вот я и смотрю. А все-таки, Смок, признавайся, что у тебя на уме? Вы не отделаетесь от нас, так уж давай начистоту. Все мы - твои друзья, ты это знаешь.

Бывают случаи, когда с друзьями можно говорить начистоту, а бывает так, что и нельзя, - уклончиво ответил Смок. - На этот раз никак нельзя, Билл. Иди-ка лучше спать. Спокойной ночи.

Никакой спокойной ночи не будет. Ты нас еще не знаешь. Мы вопьемся не хуже клеща.

Что ж, - вздохнул Смок, - если вы настаиваете, дело ваше. Идем, Малыш. Нечего зря тратить время.

Нарты тронулись; Солтмен пронзительно свистнул и зашагал следом. У подножия холма ответили свистом, дальше послышался еще свист и еще… Малыш правил шестом, Смок и Солтмен шли рядом за нартами.

Слушай, Билл, - сказал Смок. - Я хочу тебе кое-что предложить. Хочешь присоединиться к нам?

Солтмен не колебался ни минуты.

И бросить товарищей? Ну нет. Мы все к вам присоединимся.

Тогда ты первый! - воскликнул Смок, внезапно обхватил Солтмена обеими руками и, столкнув его с тропы, опрокинул в глубокий снег.

Малыш крикнул на собак и бешено погнал упряжку вниз по тропе, которая, извиваясь среди редких хижин, разбросанных по холмам и косогорам, бежала к югу, к окраине Доусона. Смок и Солтмен, вцепившись друг в друга, катались по снегу. Смок был полон сил и задора и надеялся взять верх, но Солтмен оказался на пятьдесят фунтов тяжелее - это были пятьдесят фунтов превосходных, натренированных мускулов - и снова и снова одолевал его. Не раз он укладывал Смока на обе лопатки, и Смок, очень довольный, лежал и отдыхал. Но всякий раз, когда Солтмен хотел высвободиться и встать, Смок вцеплялся в него, и начиналась новая схватка.

Ничего, силенка у тебя есть, - задыхаясь, признал Солтмен минут через десять, опять повалив Смока в снег и усевшись на него верхом. - И все-таки я тебя каждый раз укладываю.

А я каждый раз тебя задерживаю, - тоже задыхаясь, ответил Смок. - Мне только того и надо. Малыш за это время знаешь куда укатил?

Солтмен отчаянно рванулся, но ему все же не удалось освободиться. Смок ухватил его за ногу, дернул - и тот растянулся на снегу во всю длину. От подножия холма донесся тревожный, вопросительный свист. Солтмен сел и пронзительно свистнул в ответ, но Смок тут же вцепился в него, повалив на спину, уселся верхом на грудь, коленями уперся в его могучие бицепсы, руками - в плечи и вдавил в снег. Так и нашли их золотоискатели. Смок расхохотался и встал.

Спокойной ночи, друзья, - сказал он и стал спускаться под гору, а шестьдесят взбешенных золотоискателей угрюмо и решительно двинулись за ним по пятам.

Смок повернул к северу, миновал лесопилку и больницу и пошел тропой, ведущей по реке вдоль крутых скал, над которыми вздымалась Лосиная Гора. Он обошел индейскую деревню и направился к Лосиному ручью, опять повернул и оказался лицом к лицу со своими преследователями.

Вы меня совсем загоняли, - сказал он, делая вид, что зол, как черт.

Тебя, кажется, никто не заставляет, вежливо пробормотал Солтмен.

О нет, ни капельки, - огрызнулся Смок, еще успешнее прикидываясь обозленным, и, пройдя через толпу своих провожатых, зашагал назад к Доусону. Дважды он пытался свернуть с тропы и напрямик, через торосы, перейти на другой берег, но спутники не отставали, и он каждый раз сдавался и сворачивал к доусонскому берегу. Он побрел по Главной улице, пересек по льду реку Клондайк, дошел до Клондайк-сити и снова вернулся в Доусон. В восемь часов, когда стало светать, он привел всю усталую ораву к ресторану Славовича, где в часы завтрака столики приходилось брать с бою.

Спокойной ночи, друзья, - сказал он, расплачиваясь по счету.

Но не тут-то было, пришлось еще раз пожелать им спокойной ночи у подножия холма. При дневном свете они не стали преследовать его и только смотрели, как он поднимался к своей хижине.

Два дня Смок околачивался в городе, и все время за ним неотступно следили. Малыш исчез вместе с нартами и собаками. Ни один человек из тех, кто разъезжал вверх или вниз по Юкону, кто приехал с Бонанзы, Эльдорадо или Клондайка, не встречал его. Оставался только Смок - уж, конечно, рано или поздно постарается установить связь со своим исчезнувшим компаньоном; и все взоры были обращены на Смока. Весь вечер второго дня он просидел дома, погасил лампу в девять часов, а на два часа завел будильник. Добровольный страж за дверью услыхал звон будильника, и когда полчаса спустя Смок вышел из хижины, его ждала толпа уже не в шестьдесят человек, а по меньшей мере в триста. Их озаряло яркое северное сияние, и в сопровождении столь пышной свиты Смок спустился в город и вошел в «Олений Рог». В минуту трактир был набит до отказа, злые и нетерпеливые посетители пили, платили и четыре долгих часа смотрели, как Смок играет в криббедж со своим старым другом Брэком. В начале седьмого, скорчив унылую и злобную гримасу, ни на кого не глядя, никого не узнавая, Смок вышел из «Оленьего Рога» и пошел по Главной улице, а за ним нестройными рядами шагала толпа в триста человек, хором выкликая:

Левой, правой! Сено, солома! Раз! Два! Три!

Спокойной ночи, друзья, - сказал он сквозь зубы, останавливаясь на берегу Юкона у обрыва, где тропа круто сбегала вниз. - Я позавтракаю и лягу спать.

Все триста закричали, что проводят его, и по льду двинулись за ним на другой берег, прямиком к Тру-ля-ля. Около семи часов утра он привел всю ватагу к извилистой тропинке, которая поднималась по крутому откосу к хибарке Дуайта Сэндерсона. Сквозь затянутое промасленной бумагой окошко виднелся огонек свечи, над трубой вился дым. Малыш распахнул дверь.

Входи, Смок, - сказал он. - Завтрак готов. А это что за народ?

На пороге Смок обернулся.

Ну, друзья, спокойной ночи. Надеюсь, вы приятно провели время!

Одну минуту, Смок! - крикнул Билл Солтмен, и в голосе прозвучало жестокое разочарование. - Мне надо с тобой потолковать.

Валяй, - весело ответил Смок.

За что ты заплатил старику Сэндерсону двадцать пять тысяч? Можно узнать?

Ты меня огорчаешь, Солтмен, - был ответ. - Я прихожу в свое, так сказать, загородное имение, мечтаю найти покой, тишину, хороший завтрак, а ты с целой оравой устраиваешь мне перекрестный допрос. Для чего же человеку загородное имение, если он и тут не находит тишины и покоя?

Ты не ответил на мой вопрос, - с неумолимой логикой возразил Билл Солтмен.

И не собираюсь отвечать, Билл. Это наши счеты с Дуайтом Сэндерсоном, больше они никого не касаются. Есть еще вопросы?

А почему это у тебя в ту ночь были лом и проволока?

Да какое тебе, собственно, до этого дело? Хотя, если Малышу угодно, он может тебе ответить.

Пожалуйста! - воскликнул Малыш, с радостью вступая в разговор. Он уже открыл рот, но поперхнулся и посмотрел на Смока. - Скажу тебе, Смок, по секрету, строго между нами: по-моему, это их вовсе не касается, черт подери. Пойдем-ка. Там уже весь кофе выкипел.

Дверь затворилась, и триста провожатых, огорченные и недовольные, разбились на группы.

Послушай, Солтмен, - сказал кто-то, - а ведь ты хвалился, что приведешь нас на место.

С чего вы взяли? - сварливо ответил Солтмен. - Я сказал, что Смок приведет нас на место.

Так это оно и есть?

Я знаю столько же, сколько и ты. Но все мы знаем, что Смок где-то что-то пронюхал. За что бы он заплатил Сэндерсону двадцать пять тысяч? Не за эту никудышнюю землю, ясно.

Толпа хором согласилась с этим рассуждением.

Ну, а теперь что будем делать? - печально спросил кто-то.

Я, например, пойду завтракать, - бодро сказал Чарли Бешеный. - Выходит, ты одурачил нас, Билл.

И не думал, - возразил Солтмен. - Это Смок одурачил. Но все равно, Двадцать пять тысяч-то он платил?

В половине девятого, когда стало совсем светло, Малыш осторожно приоткрыл дверь и выглянул наружу.

Вот те на! - воскликнул он. - Они все смылись обратно в Доусон! А я-то думал, они тут станут лагерем!

Не бойся, ты скоро их увидишь, - успокоил его Смок. - Или я сильно ошибаюсь, или мы и оглянуться не успеем, как сюда сползется половина Доусона. Ну, давай помогай, живо! Надо дело делать.

Ох, ради всего святого, объясни ты мне, что к чему? - взмолился Малыш час спустя оглядывая плоды их общих трудов: установленную в углу хижины лебедку с приводом, обвивающимся вокруг двойного деревянного вала.

Смок без малейшего усилия повернул рукоятку, и канат со скрипом побежал вхолостую вокруг вала.

Ну-ка, Малыш, выйди за дверь и скажи, на что это похоже.

Стоя за дверью, Малыш услышал тот самый скрип и визг, какой издает лебедка, вытягивая груз, и поймал себя на том, что бессознательно прикидывает, какой глубины должна быть шахта, откуда этот груз вытаскивают. Потом все стихло, и он мысленно увидел ведро, подтянутое вплотную к блоку. Затем он услышал, как рукоятка повернулась в обратную сторону, ослабляя канат, и как стукнуло ведро, отставленное на край шахты. Широко улыбаясь, он распахнул дверь.

Понял! - крикнул он. - Я чуть было и сам не попался на удочку! Дальше что?

А сейчас бери собак и отправляйся в Доусон, - наставлял Малыша после ужина Смок. - Собак оставишь у Брэка, он о них позаботится. За тобой будут следить, так ты попроси Брэка пойти на склад Аляскинской торговой компании и купить весь динамит, - там у них в запасе всего несколько сот фунтов. И пускай Брэк закажет кузнецу штук шесть прочных сверл, таких, чтоб можно было бурить самую твердую породу. Брэк - опытный старатель, он сумеет втолковать кузнецу, что именно требуется. Кстати, дай Брэку все сведения по нашему участку, пускай он завтра сообщит их инспектору приисков. А в десять часов выходи на Главную улицу и прислушайся. Имей в виду, я не хочу, чтоб получилось слишком много шуму. Пускай в Доусоне будет слышно, но не более того. Я запалю три штуки разной силы, а ты заметь, когда оно прозвучит всего лучше.

В десять часов вечера, когда Малыш, ощущая на себе множество любопытных взглядов и напряженно прислушиваясь, прогуливался по Главной улице, он услышал слабый, отдаленный взрыв. Через полминуты донесся второй взрыв, погромче, - на него обратили внимание и другие прохожие. А затем раздался третий, от него задребезжали стекла, и люди выскочили на улицу.

Здорово их тряхнуло! - задыхаясь, объявил Малыш, едва он час спустя переступил порог хибарки в Тру-ля-ля. Он схватил Смока за руку. - Поглядел бы ты на них! Случалось тебе разворошить муравейник? В точности то же самое! Когда я уезжал, Главная улица так и кишела народом, так и гудела. Завтра сюда набьется столько доусонцев, что шагу нельзя будет ступить. Они уже сейчас сюда подкрадываются, так и знай, или я ни черта не смыслю в золотоискателях.

Смок усмехнулся, шагнул к фальшивой лебедке и раза два со скрипом повернул рукоятку. Малыш выдернул в нескольких местах мох, которым были заделаны пазы между бревнами, чтобы в щелку можно было видеть, что творится вокруг хижины. Потом задул свечу.

А ну, - шепнул он спустя полчаса.

Смок медленно повернул ворот лебедки, выждал несколько минут, подхватил оцинкованное ведро, наполненное землей, и со стуком, скрипом и скрежетом с размаху поставил его на груду камней, которые они натащили в дом. Потом, заслоняя огонек спички ладонями, закурил папиросу.

Трое уже тут, - прошептал Малыш. - Ты бы поглядел! Знаешь, когда загремело ведро, они прямо затряслись. Вот один сейчас пробует заглянуть в окно…

Смок затянулся папиросой и при ее красноватом свете посмотрел на часы.

Надо проделывать это регулярно, - шепнул он, - будем вытаскивать ведро каждые четверть часа. А в промежутках…

Набросив на камень сложенный втрое кусок мешковины, он ударил по нему долотом.

Прекрасно! Прекрасно! - в восторге простонал Малыш, бесшумно отходя от щелки. - Они сошлись в кружок - видно, совещаются.

С этой минуты и до четырех часов утра, с пятнадцатиминутными перерывами, слышно было, как в хибарке вытаскивают тяжелое ведро скрипучей лебедкой, которая на самом деле крутилась вхолостую. Затем непрошенные гости удалились, и Смок с Малышом легли спать.

Когда рассвело, Малыш осмотрел следы мокасин на снегу.

И Большой Билл Солтмен тоже тут был, - сказал он. - Погляди, какие огромные следы!

Смок взглянул на реку.

Готовься встречать гостей, - сказал он. - Вон двое уже топают по льду.

Ха! Вот погоди, в девять часов Брэк зарегистрирует наши заявки, тогда к нам две тысячи притопают.

И все до единого будут кричать, что найдена «главная жила», - засмеялся Смок. - «Наконец-то открыт источник всех богатств Клондайка!»

Малыш вскарабкался на утес и глазом знатока оглядел ряд участков, которые они застолбили.

Конечно, это похоже на излом жилы, - сказал он. - Кто смыслит в этом деле, тот ее и под снегом проследит. Тут всякий поверит. А вот и обнажение, вот и порода выходит наружу. Можно подумать, что тут и впрямь жила.

Когда двое гостей, перейдя реку, взобрались по извилистой тропе на крутой откос, дверь хибарки оказалась заперта. Билл Солтмен, шедший первым, тихо подошел к двери, прислушался и кивком подозвал Чарли Бешеного. Изнутри донесся скрип и стон лебедки, поднимающей тяжелый груз. Они дождались минуты затишья, потом услышали обратный поворот вала и стук ведра о камень. За следующий час это повторилось еще четыре раза. Наконец Бешеный постучал в дверь. Изнутри послышались неясные звуки, там что-то делали, крадучись и спеша, затихли, снова, крадучись заспешили, - и наконец минут через пять Смок, тяжело переводя дух, приоткрыл дверь и выглянул в щелку. Лицо и рубашка у него были в пыли, в мелких осколках. И поздоровался он чересчур приветливо.

Одну минуту, - прибавил он, - сейчас я к вам выйду.

Он натянул рукавицы и выскользнул в полуоткрытую дверь, чтобы принять гостей прямо на снегу. Они тотчас заметили, что плечи у него в пыли, даже не разобрать, какого цвета рубашка, и колени перепачканы - сразу видно, не успел толком почиститься и отряхнуться.

Вот ранний визит, - сказал он. - Как вы оказались на этом берегу? Собрались на охоту?

Мы все знаем, - сказал Бешеный. - Так что давай в открытую, Смок. Вы тут кое-что нашли.

Если вам нужны яйца… - начал Смок.

Да брось ты! Мы хотим поговорить о деле.

А, так вы хотите купить участки под застройку? - затараторил Смок.

Тут есть превосходные участки. Но, понимаете, мы их пока не продаем. Надо еще изучить местность, разбить улицы. Приходи через недельку, Бешеный, и если ты хочешь поселиться тут в тихом и мирном уголке, я тебе покажу чудное местечко. На той неделе все наверняка будет уже готово. До свидания. Извините, что не приглашаю вас войти, но Малыш… сами знаете, он не без странностей. Он говорит, что поселился ради тишины и покоя. Сейчас он спит, и я до смерти боюсь его разбудить.

Говоря без умолку, он крепко пожал им руки на прощанье. Все еще не умолкая и пожимая им руки, он перешагнул порог и тотчас закрыл за собою дверь.

Они переглянулись и многозначительно кивнули друг другу.

Колени-то, видал? - хрипло зашептал Солтмен.

А как же! И плечи. Перемазался, когда ползал по шахте. - Говоря это, Бешеный обводил глазами засыпанную снегом глубокую лощину, и вдруг его взгляд задержался на чем-то, что заставило его присвистнуть. - Смотри-ка, Билл! Вот, вот, видишь, яма? Да это же они рыли шурф! И в обе стороны следы на снегу. Если это не жила, которая простирается по обе стороны, так я ничего не понимаю. Самая настоящая жила.

И какая громадная! - воскликнул Солтмен. - Да, ничего не скажешь, находка!

И внизу, вдоль откоса - видишь, как порода выходит наружу и опять уходит вглубь? Откос как раз перерезает жилу.

А ты вон куда погляди. - Солтмен показал на дорогу, пересекавшую скованный льдом Юкон. - Похоже, весь Доусон идет сюда.

И Бешеный увидел, что вся дорога чернеет, залитая сплошным людским потоком вплоть до дальнего доусонского берега, на котором тоже толпится народ.

Ну, не мешает, пока они не нагрянули, заглянуть в тот шурф, - сказал он и быстро зашагал к лощине.

Но тут дверь хибарки распахнулась, и на пороге появились Смок и Малыш.

Эй! - окликнул Смок. - Вы куда?

Хотим выбрать участок, - отозвался Бешеный. - Поглядите на реку. Весь Доусон будет расхватывать ваши участки, и мы хотим выбрать первыми. Верно, Билл?

Еще бы, - подтвердил Солтмен. - По всему видно, шикарный будет поселок, от желающих переехать сюда прямо отбою не будет.

Вы пошли не в ту сторону, ту часть мы не продаем, - сказал Смок. - Участки под застройку вон там, направо, и повыше на утесах. А эта часть, от реки и до самого верха, не продажная. Так что поворачивайте оглобли.

Но мы присмотрели себе именно эту землю.

Говорят вам, не продается, - резко ответил Смок.

Что ж, ты и пройтись в ту сторону не разрешаешь? - упорствовал Солтмен.

Не разрешаю. Довольно вы тут погуляли, надоело. Поворачивайте назад.

А мы все-таки хотим пройтись, - упрямо сказал Солтмен. - Идем, Бешеный.

Смотрите, это противозаконно, вы вторгаетесь в чужие владения, - предостерег Смок.

Вовсе нет, мы просто гуляем, - весело возразил Солтмен и, повернувшись, двинулся было дальше.

Эй! Стой на месте, Билл, не то я тебя сейчас продырявлю! - загремел Малыш, выхватывая два кольта и прицеливаясь. - Еще шаг - и я проделаю одиннадцать дырок в твоей поганой шкуре. Понятно?

Ошарашенный Солтмен остановился.

Понять-то он понял, - пробормотал Малыш. - Но если он пойдет дальше, тогда что? Не могу же я стрелять. Как тогда быть?

Послушай, Малыш, рассуди здраво! - взмолился Солтмен.

Поди сюда, тогда и порассуждаем, - ответил Малыш.

Первая волна доусонцев уже захлестнула крутой откос и надвинулась на них, а они все еще пререкались.

Человек хочет купить землю, присматривает себе участок, а вы говорите, что он куда-то вторгается, - доказывал Бешеный.

А если земля уже принадлежит другому владельцу? - возражал Малыш. - Как раз этот самый кусок - частная собственность, вот и все. Говорят тебе, этот участок не продается.

Надо скорее кончать, - шепнул Малышу Смок. - А то их, пожалуй, не удержишь…

Храбрый ты парень, если надеешься их удержать, - шепнул в ответ Малыш. - Тут их две тысячи, и еще прибавится. Того и гляди ринутся на наши участки.

Запретная черта проходила по ближнему краю лощины, там, где Малыш остановил Солтмена с Бешеным. В толпе был лейтенант северо-западной полиции и человек шесть полицейских. Смок подошел к лейтенанту и заговорил с ним вполголоса.

Из Доусона народ все прибывает, - сказал он, - скоро наберется тысяч пять, не меньше. Того и гляди кинутся захватывать участки. Вы только представьте, тут всего пять заявок, это выходит тысяча человек на участок, причем четыре тысячи из пяти бросятся на самый ближний. Этого нельзя допустить, здесь будет столько жертв, сколько не было за всю историю Аляски. А кроме того, на эти пять участков сегодня утром уже сделаны заявки, и никто не имеет права их перехватывать. Короче говоря, нельзя, чтоб началась драка за участки.

Верно, - сказал лейтенант. - Сейчас я соберу и расставлю своих людей. Мы не можем допустить беспорядка - и не допустим. Но вы все-таки поговорите с ними.

Тут какая-то ошибка, ребята! - громко начал Смок. - У нас еще не все готово, и мы ничего не продаем. Улицы еще не размечены. А вот на будущей неделе прошу пожаловать: открываем широкую распродажу.

Взрыв общего гнева и нетерпения прервал его на полуслове.

Нам не нужны никакие улицы! - выкрикнул молодой старатель. - Нам не нужно то, что на земле. Мы пришли за тем, что под землей.

Мы не знаем, что тут есть под землей, - ответил Смок. - Зато мы знаем, что на этой земле можно выстроить отличный поселок.

Верно! - подтвердил Малыш. - Уединенное место, и вид красивый. Кто любит уединение, все так тысячами сюда и кинутся. Это будет самое людное уединенное местечко на Юконе!

Снова раздались крики нетерпения, и Солтмен, который разговаривал о чем-то с вновь подошедшими доусонцами, выступил вперед.

Мы пришли сюда, чтоб застолбить участки, - начал он. - Мы знаем, что вы тут сделали - застолбили пять участков на золотой жиле, вон они идут в ряд по откосу и вдоль ручья. Только вы при этом смошенничали. Две записи у вас фальшивые. Кто такой Сэт Байрс? Никто у нас и не слыхал про такого. А вы сегодня утром сделали заявку на его имя. И на имя Гарри Максуэлла записали заявку. Но Гарри Максуэлла здесь нет. Он в Сиэтле. Он еще осенью отсюда уехал. Стало быть, две заявки свободны, можно распределять заново.

А если у меня есть от него доверенность? - спросил Смок.

Нет у тебя никакой доверенности, - ответил Солтмен. - Ну-ка, покажи, если есть. И все равно эти участки нужно делить заново. Айда, ребята.

И Солтмен переступил запретную черту, подавая пример остальным, но тут готовую хлынуть за ним толпу остановил громкий окрик лейтенанта:

Ах, вот как, не имеем права? - переспросил Билл Солтмен. - Разве по закону не разрешается заново столбить, если заявки сделаны неправильно?

Действуй, Билл! Не сдавайся! - подбадривала толпа, не переходя, однако, запретную черту.

По закону разрешается, верно? - вызывающе спросил Солтмен, наступая на лейтенанта.

Пускай разрешается, - последовал невозмутимый ответ. - Я не могу допустить, чтоб толпа в пять тысяч человек кинулась на две заявки, - и не допущу. Это будет беспорядок, а наше дело - не допускать беспорядка. Здесь, сейчас, на этом самом месте, северо-западная полиция представляет собой закон. Если кто перешагнет эту черту, буду стрелять. А вы, Билл Солтмен, осадите назад.

Солтмен нехотя повиновался. И все же в толпе, теснившейся повсюду, где можно было примоститься на этих скалистых уступах, склонах и утесах, нарастало беспокойство, которое не предвещало ничего хорошего.

Боже милостивый! - шепнул лейтенант Смоку. - Посмотрите вон туда, на край обрыва, его точно мухи облепили. Стоит толпе податься в сторону, как сотни людей свалятся вниз.

Смока пробрала дрожь; он выступил вперед.

Давайте действовать по справедливости, друзья. Если вы непременно хотите, я вам распродам участки под застройку по сто долларов штука, а когда поселок будет распланирован, вы распределите их по жребию.

Возмущенная толпа всколыхнулась, но Смок предостерегающе поднял руку:

Ни с места, вы все! Иначе сотни людей свалятся с обрыва и разобьются. Положение угрожающее.

Все равно тебе эту землю не заграбастать! - выкрикнул кто-то. - Нам ни к чему тут строиться. Мы хотим застолбить участки.

Но спорных заявок только две, - возразил Смок. - Ну, они достанутся двоим, а остальные что будут делать?

Мы все войдем в долю, все поделим поровну!

Те, кто громкими криками одобрил это предложение, и не подозревали, что оно сделано человеком, с которым Смок заранее уговорился и которому теперь подал знак, утирая лоб.

Не будьте свиньями, не хватайте все себе, - продолжал этот человек.

Примите в долю, поделите между всеми права на землю - и на ископаемые, какие есть в земле, тоже.

Да ни при чем тут права на ископаемые, говорят вам, возразил Смок.

Делите их со всем прочим. А мы попытаем счастья.

Вы хотите, чтоб я уступил насилию, - сказал Смок. - Лучше бы вы сюда не являлись.

Было очевидно, что он в нерешимости, и мощный рев толпы заставил его окончательно уступить. Но Солтмен и другие, стоявшие в первом ряду, начали что-то возражать.

А вот Билл Солтмен и Бешеный не желают, чтоб вы все участвовали в этом деле, - сообщил толпе Смок. - Кто же теперь свинья?

Это сразу изменило настроение толпы не в пользу Солтмена и Бешеного.

А как же вы хотите все поделить? - продолжал Смок. - Контрольный пакет должен остаться за мной и Малышом. Мы первые открыли это место.

Три пятых будут на вашу долю, - предложил Смок, - а вы все поделите между собой остальные две пятых. И вам придется оплатить свои паи.

Десять центов за доллар! - раздался крик. - И акции обложению не подлежат!

И председатель правления самолично подносит каждому его дивиденды на серебряном блюде, - насмешливо заключил Смок. - Нет уж! Будьте благоразумны, друзья. Десять центов за доллар - это поможет начать дело. Вы покупаете две пятых всех акций и за стодолларовую акцию платите десять долларов. А если вам это не подходит - пожалуйста, начинайте драку, сбросьте мои заявочные столбы. Больше чем на две пятых я не дам себя нагреть.

Но только не выпускайте дутых акций! - крикнул кто-то, и это прозвучало как программа, на которой сошлись все.

Вас тут около пяти тысяч человек, значит, и паев должно быть пять тысяч, - стал вслух рассчитывать Смок. - А пять тысяч - это две пятых от двенадцати с половиной тысяч. Таким образом, капитал Акционерной компании поселка Тру-ля-ля составит миллион двести пятьдесят тысяч долларов, это будет двенадцать тысяч пятьсот паев по сто долларов каждый, и вы все купите пять тысяч паев и уплатите по десять долларов за штуку. И плевать мне, если вы не согласны. Будьте все свидетелями - я иду на это только потому, что вы меня заставили.

Доусонцы остались в уверенности, что поймали Смока с поличным, ибо он сфабриковал две фальшивых заявки. Тотчас было выбрано правление поселка и заложены основы Акционерной компании поселка Тру-ля-ля. Не пожелав, как это было предложено, распределять акции на другой день в Доусоне - ведь все, кто не участвовал в нынешнем нашествии, тоже захотят урвать свою долю, - члены правления уселись вокруг костра, разведенного на льду у подножия горы, и вручали каждому из присутствующих расписку в обмен на десять долларов в золотом песке, который, как полагается, отвешивали на специальных весах, - для этого из города притащили десятка два весов.

Только к вечеру вся эта работа была закончена и поселок Тру-ля-ля опустел. Смок и Малыш остались одни. Они ужинали у себя в хижине и посмеивались, глядя на списки акционеров, насчитывавшие четыре тысячи восемьсот семьдесят четыре фамилии, и на мешки, в которых, как они знали, было золота на сорок восемь тысяч семьсот сорок долларов.

Но ты еще не довел дело до конца, - заметил Малыш.

Он придет, - убежденно ответил Смок. - Это прирожденный игрок, и когда Брэк шепнет ему словечко, так он и помирать будет, а притащится.

Не прошло и часа, как в дверь постучали и вошел Бешеный, а за ним Билл Солтмен. Жадным взглядом они окинули хибарку, и глаза их остановились на лебедке, искусно прикрытой одеялами.

А если я хочу получить тысячу двести акций? - доказывал Бешеный полчаса спустя. - Сегодня вы продали пять тысяч, вместе будет всего-навсего шесть тысяч двести. У вас с Малышом остается шесть тысяч триста. Все равно контрольный пакет за вами.

Да на что тебе дался наш поселок? - удивился Малыш.

Ты это знаешь не хуже меня, - отвечал Бешеный. - Между нами говоря,

Он покосился на окутанную одеялами лебедку, - это просто прелестный поселок.

Но вот Билл тоже хочет, чтоб ему подбавили, - проворчал Смок, - а мы никак не можем отдать больше пятисот паев.

Сколько ты хочешь вложить в это дело? - спросил Бешеный.

Ну, скажем, пять тысяч долларов, - сказал Солтмен. - Больше мне не наскрести.

Послушай, Бешеный, - продолжал Смок все тем же ворчливым, обиженным тоном, - если б мы не были добрыми знакомыми, я не продал бы тебе ни единой из этих дурацких акций. И уж во всяком случае больше чем пятьсот акций мы с Малышом не отдадим, и вам придется заплатить по пятьдесят долларов за штуку. Это мое последнее слово, не хотите - не надо. Билл может взять сотню, а на твою долю останется четыреста.

А назавтра весь Доусон держался за бока от смеха. Смех вспыхнул рано утром, едва рассвело, когда Смок подошел к доске объявлений у входа на склад Аляскинской торговой компании и кнопками прикрепил к доске лист бумаги. Он еще не успел всадить последнюю кнопку и отойти, а люди уже собрались и читали, заглядывая через его плечо и фыркая. Вскоре перед доской толпилось несколько сот человек, и задним ничего не было видно. Криками потребовали, чтобы кто-нибудь читал вслух; и затем весь день то один, то другой по общему требованию громогласно перечитывал вывешенное Смоком объявление. И немало было таких, что стояли в снегу и выслушивали это чтение по нескольку раз, чтобы лучше, во всех пикантных подробностях, запомнить статьи объявления, которое гласило:

«Акционерная компания поселка Тру-ля-ля сводит свой баланс на стене.

Это ее первый и последний баланс.

Всякий акционер, который не пожелает пожертвовать десять долларов Доусонской городской больнице, может получить назад свои десять долларов, обратившись лично к Чарли Бешеному, а в случае отказа последнего уплатить эти деньги немедленно, получит их, обратившись к Смоку Беллью.

ПРИХОД и РАСХОД Получено за 4874 акции по 10 долларов 48 740 дол.

Уплачено Дуайту Сэндерсону за землю под поселок Тру-ля-ля 10 000 Случайные расходы: динамит, сверла, лебедка, взнос инспектору приисков и т.п. 1 000 Пожертвовано Доусонской городской больнице 37 740 Ит ог о : 48 740 дол.

Получено от Билла Солтмена за 100 акций, купленных особо по 50 дол. за акцию 5 000 Получено от Чарли Бешеного за 400 акций, купленных особо по 50 дол. за акцию 20 000 Уплачено Биллу Солтмену в благодарность за добровольные хлопоты по устройству земельного бума в поселке Тру-ля-ля 5 000 Пожертвовано Доусонской городской больнице 3 000 Получено Смоком Беллью и Джеком Малышом в компенсацию за сделку с яйцами и в возмещение морального ущерба 17 000 Ит ог о : 25 000 дол.

Имеется остаток акций на сумму 7 126 долларов. Эти акции, принадлежащие Смоку Беллью и Джеку Малышу, не стоят ничего и могут быть приобретены бесплатно, по первому требованию, любым жителем Доусона, желающим переменить местожительство и насладиться тишиной и уединением в поселке Тру-ля-ля.

Примечание. Тишина и уединение гарантируются в поселке Тру-ля-ля на вечные времена.

Смок Беллью, председатель Джек Малыш, секретарь».

Французовой Балкой называлась часть плодородной речной долины в двадцати милях к юго-востоку от Джефферсона, округ Йокнапатофа, штат Миссисипи. Некогда это была колоссальная плантация, останки которой - короб огромного дома, разрушенные конюшни и бараки для рабов, заросшие сады - именовались теперь усадьбой Старого Француза и принадлежали наряду с лучшими землями в округе, лавкой, хлопкоочистительной машиной и кузницей шестидесятилетнему Биллу Варнеру, главному человеку в этих местах. Соседями его были все больше небогатые фермеры, собственноручно обрабатывающие свои участки, и совсем уж бедные арендаторы. По большой своей лени распоряжение лавкой, хлопкоочистителем и наделами арендаторов Билл передоверил девятому из своих шестнадцати детей, Джоди.

К этому-то Джоди Варнеру как-то под вечер в лавку и явился невзрачный пожилой человек, представился Эбом Сноупсом и сообщил, что желает арендовать ферму. Джоди не возражал, о чем пожалел, когда узнал, что за Сноупсом числится, хотя никто и не мог этого доказать, несколько сожжённых сараев, - таким образом он вымещал обиду на почему-либо не угодивших ему хозяев. Об этом Джоди рассказал В. К. Рэтлиф, разъездной торговец швейными машинками, в своей бричке беспрестанно колесивший по всей округе и потому обладавший массой ценных сведений, благодаря которым да ещё своей всеми признанной проницательности, помимо основного товара, небезуспешно приторговывал скотом, землёй и всяким скарбом. Не желая терпеть ущерба, Джоди стал предлагать разные уступки и в результате вынужден был взять сына старого Сноупса, Флема, приказчиком в свою лавку, чем было положено начало победоносному нашествию Сноупсов на Французову Балку, Йокнапатофу, а затем и на Джефферсон. Победоносному и неостановимому в силу того, что Сноупсы были людьми особенной породы - все они, за редчайшим исключением, отличались беспредельной жадностью, крепкой хваткой, упорством, а также отсутствием некоторых качеств, казалось бы, неотъемлемо присущих человеческой природе; вдобавок Сноупсов было очень много, и стоило одному из них подняться чуть выше по общественной лестнице, как на освободившемся месте оказывался очередной Сноупс, который, в свою очередь, тянул за собой все новых и новых родичей.

Очень скоро со стороны уже не понять было, кто - Сноупс или Варнер - являлся подлинным хозяином лавки, а ещё чуть позже в руках Флема каким-то образом оказалась кузница Варнеров, и в ней тут же обосновались двое Сноупсов, Эк и А. О. Прошло ещё немного времени, и Флем перебрался со съёмной квартиры в Варнеров дом.

Младшей дочери Билла Варнера к той поре ещё не исполнилось и тринадцати, но при этом Юла менее всего походила на угловатую девочку-подростка, - со своим совершенством форм и изобилием плоти она могла бы быть достойной участницей дионисийских шествий, впрочем, заставить её шествовать куда-либо было задачей непосильной никому, ибо росла она неисправимой, беспредельной лентяйкой, как если бы не только не была причастна к окружающему миру, но обитала в самодостаточном вневременном одиночестве существа, изначально познавшего всю возможную мудрость. Когда Юле исполнилось восемь, Джоди настоял, чтобы она пошла в школу, но для этого ему пришлось на занятия и с занятий возить сестру на своей лошади, без чего, как он скоро понял, все равно нельзя было бы обойтись, поскольку не неё, восьмилетнюю, уже вовсю все, как один, пялились бездельники, коротавшие дни на террасе Варнеровой лавки. Доучиться Юле было не суждено - в один прекрасный день учитель Лэбоув исчез из школы и из Французовой Балки. Лэбоув пошёл в учителя только ради возможности оплачивать учёбу в университете, но по окончании её остался в школе, околдованный волоокой Юноной, одновременно предельно непристойной и неприкосновенной, хотя и отчётливо понимал, что рано или поздно что-то произойдёт, что он будет разбит и уничтожен. Так и случилось: оказавшись после уроков наедине с Юлой, он набросился на неё, до боли сжал в объятиях, но та молча и решительно высвободилась, облила его презрением и спокойно вышла на улицу, где её поджидал брат. Даже убедившись, что Юла ничего не сказала Джоди, Лэбоув немедля бежал прочь, и с тех пор его никто никогда не видел.

Как осы вокруг спелого персика, вокруг Юлы беспрестанно вились сначала - когда ей исполнилось четырнадцать - пятнадцати-семнадцатилетние юнцы, на следующий год - уже почти взрослые мужчины лет восемнадцати - двадцати; на семнадцатом же году жизни Юлы настал черёд самостоятельных людей с собственными рысаками и пролётками. Из них она, пожалуй, выделяла молодого плантатора Хоука Маккэрона, за что деревенские обожатели Юлы попытались было проучить его и как-то в пустынном месте остановили пролётку, в которой Маккэрон вёз её домой с танцев, но он отбился от целой их шайки, и той же ночью за сломанную в драке руку Юла принесла в дар своему рыцарю то, чего при всем желании не могла подарить больше никому. Три месяца спустя все пролётки, в том числе и Маккэронова, как одна, бесследно пропали из окрестностей Французовой Балки, а ещё через несколько дней Билл Варнер повёз дочь и своего приказчика в Джефферсон, где быстро оформил брак Юлы и Флема Сноупса, а также выправил на имя последнего дарственную на усадьбу Старого Француза. Сразу после этого молодые отправились в Техас. У идиота Айка Сноупса, двоюродного братца Флема, была своя волоокая Юнона - корова Минка Сноупса, которую Билл Варнер присудил фермеру Хьюстону за то, что Минк позволял ей из месяца в месяц пастись на Хьюстоновом выгоне. Хьюстон всякий раз прогонял влюблённого от его пассии, и Айк увёл корову, так как и идиоту свойственно стремление к счастью, но беглецов вернули и разлучили. Видя, однако, как страдает обиженный Богом Айк, Рэтлиф уговорил Хьюстона отдать корову Айку, и их обоих поселили в стойле при постоялом дворе миссис Литтлджон, для которой Айк делал кое-какую грязную работу по хозяйству. Но из этого стал извлекать выгоду новый Сноупс, Лэмп, занявший после отъезда Флема место приказчика в лавке - он выломал доску в задней стенке стойла и за умеренную плату допускал соседних фермеров полюбоваться совместной жизнью Айка и его необычной подруги. Рэтлифу всегда было дорого человеческое достоинство, и он решил прекратить глумление над идиотом, для чего подсказал двум оставшимся заинтересованным Сноупсам - Эку и А. О. - якобы старый способ избавить родича от противоестественной страсти: надо было накормить Айка мясом этой самой коровы, но для этого её сперва следовало выкупить, и Сноупсы скрепя сердце скинулись, причём А. О., настоящий Сноупс, безбожно обставил Эка - Сноупса, как потом выяснилось, не совсем настоящего.

Сделка эта стала не единственным продолжением истории с коровой, так как Минк Сноупс, единственный из клана не обладавший умением заработать денег, но при этом, возможно, самый упорный и ожесточённый из всех Сноупсов, не мог простить Хьюстону завладения скотиной. В один прекрасный день он взял ружье и на лесной тропе уложил Хьюстона выстрелом в грудь. Труп Минк спрятал в сгнившей изнутри колоде и поначалу думал, что ему нечего опасаться, поскольку Хьюстон был совершенно одинок - его молодая жена трагически и нелепо погибла. Но оставалась ещё собака, которая стала ночи напролёт душераздирающе выть у места, где было спрятано тело хозяина. А к тому же жена Минка, сразу догадавшись о случившемся, ушла в посёлок и там уверяла всех, что Минк ни в чем не виновен, чем, разумеется, возбудила подозрения шерифа.

Несколько дней Минк сидел у себя на ферме в ожидании денег на побег, но Лэмп, на которого он надеялся, не давал о себе знать, и тогда Минк отправился в посёлок. Родич был крайне удивлён, что Минк ещё не бежал, - в день исчезновения Хьюстона Лэмп видел в бумажнике фермера, по крайней мере, полсотни долларов и пребывал в уверенности, что Минк воспользовался этими деньгами, чтобы убраться подальше. Осознав, что деньги все ещё в кармане покойника, Лэмп пожелал вступить в долю с родичем и отправился с ним на ферму, но там Минк связал его, а сам пошёл в лес, с огромным трудом извлёк Хьюстона из колоды и отнёс в реку. Но когда он вернулся за отвалившейся рукой трупа, у колоды его уже ждал шериф с помощниками. В Джефферсонской тюрьме Минк повторял и повторял, что все он сделал правильно, вот только, к сожалению, Хьюстон стал разваливаться...

В конце зимы на Французову Балку возвратилась Юла с младенцем, выглядевшим старше предполагаемого возраста. Флема же все не было, - как все думали, он не хотел тратиться на вызволение Минка и пережидал, пока все с ним будет кончено. Но ещё до суда он объявился, и не один, а с каким-то техасцем и табуном пёстрых необъезженных техасских лошадок. Весть о возможности сделать дешёвую покупку мигом облетела всю округу, и уже на следующий день техасец начал торги. Скоро дело было кончено, техасец получил деньги и был таков, а все лошади в загоне имели своих хозяев, которым, правда, предстояло самим отловить и обкатать вновь приобретённую собственность. Стоило, однако, фермеру войти в загон, как лошади бросились из него, и в итоге все кончилось несколькими увечьями, ни одну же из лошадей так и не удалось поймать, и они долго ещё сами по себе разгуливали по окрестным холмам. Флем здорово нажился, но на все претензии отвечал, что товар не его, а техасца. Все были убеждены, что это неправда, но доказать так никто ничего и не смог.

Доказана была только вина Минка, в дело которого Флем не вмешался, и судьи в Джефферсоне присудили его к пожизненной каторге. Последнее же деяние Флема Сноупса во Французовой Балке, позволившее ему покинуть это место и перебраться в Джефферсон, замечательно тем, что на сей раз ему удалось провести самого В. К. Рэтлифа. Дело в том, что между фермерами издавна жила уверенность, что бывшие хозяева усадьбы Старого Француза перед приходом северян зарыли в саду несметные сокровища. И вот Рэтлиф с Буркрайтом и Генри Армстидом, местными фермерами, прознали, что кто-то снова ночь за ночью роется в усадебном саду. В первый же раз, когда они сами попытали счастья, каждому из троих попалось по мешочку с двадцатью пятью полновесными серебряными долларами. Желая избавиться от конкурентов, товарищи прямо на следующий день уломали Флема продать им усадьбу - Рэтлифу это стоило пая в джефферсонском ресторанчике, Армстиду закладной на ферму, Буркрайт расплатился наличными. Уже через пару дней, однако, стало понятно, что копал в саду сам Флем и деньги подбросил он же, - среди монет не оказалось ни одной, отчеканенной до войны. Рэтлиф с Буркрайтом сразу плюнули на это дело, Армстид же совершенно ополоумел и продолжал день за днём рыть глубоченные ямы. Флем Сноупс по пути в Джефферсон заглянул полюбоваться на него за этим занятием.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

ПОСЕЛОК ТРУ-ЛЯ-ЛЯ

Смок и Малыш столкнулись на углу возле салуна «Олений Рог». У Смока лицо было довольное, и шагал он бодро. Напротив, Малыш плелся по улице с самым унылым и нерешительным видом.

– Ты куда? – весело окликнул Смок.

– Сам не знаю, – был грустный ответ. – Ума не приложу. Прямо деваться некуда. Два часа убил на покер – скука смертная, карта никому не шла, остался при своих. Сыграл разок со Скифом Митчелом в криббедж на выпивку, а теперь вовсе не знаю, что с собой делать. Вот слоняюсь по улицам и жду – хоть бы подрался кто или собаки погрызлись, что ли.

– Я тебе припас кое-что поинтереснее, – сказал Смок. – Потому и ищу тебя. Идем!

– Прямо сейчас?

– Конечно.

– На тот берег, в гости к старику Дуайту Сэндерсону.

– Первый раз про такого слышу, – угрюмо ответил Малыш. – Вообще первый раз слышу, что на том берегу кто-то живет. Чего ради он там поселился? Он что, не в своем уме?

– Он кое-что продает, – засмеялся Смок.

– Чего там продавать? Собачью упряжку? Рудник? Табак? Резиновые сапоги?

Смок только головой качал в ответ на все вопросы.

– Пойдем – увидишь. Я хочу рискнуть: куплю у него товар, а если хочешь, входи в долю, купим пополам.

– Уж не яйца ли? – воскликнул Малыш, скорчив испуганную гримасу.

– Идем, – сказал ему Смок. – Пока будем переходить реку, можешь отгадывать до десяти раз.

Улица вывела их на высокий берег Юкона, и они спустились на лед. В трех четвертях мили перед ними почти отвесно вставал противоположный берег – крутые утесы в сотни футов вышиной. К ним вела, кружа и извиваясь среди разбитых, вздыбленных ледяных глыб, едва заметная тропинка. Малыш плелся за Смоком по пятам, развлекаясь догадками: что же такое может продавать Дуайт Сэндерсон?

– Оленей? Медные копи или кирпичный завод? Это на первый случай. Медвежьи шкуры, вообще меха? Лотерейные билеты? Картофельное поле?

– Почти угадал, – ободряюще сказал Смок. – Но только подымай выше.

– Два картофельных поля? Сыроварню? Торфяники?

– Недурно, Малыш. Ты не так уж далек от истины.

– Каменоломню?

– Почти так же близко, как картофельные поля и торфяники.

– Погоди. Дай подумать. Остался последний раз.

Минут десять они шли молча.

– Знаешь, Смок, не буду я больше голову ломать. Если то, что ты покупаешь, похоже сразу и на картофельное поле, и на торфяник, и на каменоломню, я не берусь отгадать. И не войду с тобой в долю, пока сам эту штуку не увижу и не пощупаю. Что это такое?

– Ладно, скоро сам увидишь. Будь так добр, погляди вон туда, вверх. Видишь, вон там хибарка и из трубы дым идет? Это и есть жилье Дуайта Сэндерсона.

– Ах, вот как? А больше у него ничего нет?

– Больше ничего, – засмеялся Смок. – Не считая ревматизма. Говорят, он страдает ревматизмом.

– Стой! – Малыш схватил товарища за плечо и силой остановил его. – Уж не собираешься ли ты в этом гиблом месте покупать землю под застройку?

– На десятый раз отгадал. Шагай.

– Погоди минутку! – взмолился Малыш. – Ты только посмотри, тут же одни утесы да откосы, ни клочка ровного, где же тут строиться?

– Вот уж не знаю!

– Так ты не собираешься тут ничего строить?

– Дуайт Сэндерсон продает только под застройку, – уклончиво ответил Смок. – Идем. Нам надо еще одолеть эту гору.

Подъем был крутой – казалось, узкая тропинка, петляя, ведет прямо в небо, точно лестница Иакова. Малыш охал и кряхтел на неожиданных поворотах и крутых откосах.

– Выдумал тоже строить здесь! Да тут нет ровного местечка, чтобы почтовую марку налепить! И берег не годится, тут пароходы не пристают. Вся погрузка проходит по другой стороне. Вот он, Доусон. Там хватит места еще на сорок тысяч жителей. Слушай, Смок, ты питаешься мясом. Я это знаю. Тебе, конечно, не затем нужна эта земля, чтоб строиться на ней. Так какого черта ты ее покупаешь, скажи на милость?

– Чтоб продать, конечно.

– Но не все же такие сумасшедшие, как вы с Сэндерсоном.

– Может, и не совсем такие, Малыш, но вроде того. Так вот, я возьму эту землю, разобью на участки и продам их здоровым и разумным жителям Доусона.

– Ха! Весь Доусон до сих пор не забыл про те яйца. Ты что, хочешь еще больше насмешить народ?

– Непременно.

– Ну, знаешь, Смок, это больно дорогое удовольствие. Я помогал тебе смешить людей, когда мы скупали яйца, и мне лично обошелся этот смех почти что в девять тысяч долларов.

– Ладно. На этот раз незачем тебе входить в долю. Барыши будут мои, но все равно ты должен мне помочь.

– Это пожалуйста. И пускай надо мной еще посмеются. Но я не выброшу на это дело ни унции. Сколько Сэндерсон просит за землю? Долларов двести, триста?

– Десять тысяч. Но желательно получить ее за пять.

– Эх, почему я не священник! – сокрушенно вздохнул Малыш.

– Что это вдруг?

– Я бы произнес самую красноречивую проповедь на текст, который тебе, может быть, знаком, а именно – о дураке и его деньгах.

– Войдите! – раздраженно откликнулся на их стук Дуайт Сэндерсон.

Когда они вошли, он сидел на корточках перед каменным очагом и толок кофейные зерна, обернутые в кусок мешковины.

– Чего вам? – грубо спросил он, высыпая истолченный кофе в кофейник, стоявший на угольях.

– Хотим потолковать о деле, – ответил Смок. – Говорят, вы продаете эту землю под застройку. За сколько вы ее отдадите?

– За десять тысяч, – был ответ. – Слыхали? А теперь смейтесь, если угодно, и убирайтесь вон. Вот она, дверь. До свидания.

– Не затем я пришел, чтобы смеяться. Я мог бы найти себе другую забаву, а не лезть сюда, на вашу гору. Я хочу купить у вас землю.

– Ах, вот как? Что ж, умные речи приятно и слушать. – Сэндерсон подошел и сел напротив посетителей, положив руки на стол и опасливо косясь на кофейник. – Я вам сказал мою цену и не стыжусь повторить: десять тысяч. Можете смеяться, можете купить – как угодно.

И чтоб показать, насколько ему это безразлично, он узловатыми пальцами забарабанил по столу и уставился на кофейник. Потом начал напевать себе под нос: «Тра-ля-ля, тру-ля-ля, тру-ля-ля, тра-ля-ля…»

– Послушайте, мистер Сэндерсон, – сказал Смок. – Эта земля не стоит десяти тысяч. Если б она стоила десять тысяч, ее можно было оценить и во сто тысяч. А если она не стоит ста тысяч – а вы сами знаете, что не стоит, – так не стоит и десяти центов.

Сэндерсон постукивал по столу костяшками пальцев и бубнил себе под нос «тру-ля-ля, тра-ля-ля», пока кофе не убежал. Тогда он долил в кофейник немного холодной воды, отставил его на край очага и опять уселся на свое место.

– А сколько вы дадите? – спросил он.

– Пять тысяч, – ответил Смок.

Малыш застонал.

Снова молчание; старик барабанит по столу и напевает свое «тру-ля-ля».

– Вы не дурак, – сказал он затем Смоку. – Вы говорите, если эта земля не стоит ста тысяч долларов, она не стоит и десяти центов. А сами предлагаете мне пять тысяч. Значит, она стоит и все сто тысяч.

– Но вы не получите за нее и двадцати центов, – горячо возразил Смок, – хоть просидите тут до самой смерти.

– От вас получу.

– Нет, не получите.

– Значит, буду сидеть тут, пока не помру, – отрезал Сэндерсон.

Не обращая больше внимания на посетителей, он занялся своей стряпней, точно был один. Разогрел котелок с бобами, лепешку и принялся за еду.

– Нет, спасибо, – пробормотал Малыш. – Мы ни капельки не голодны. Мы только что пообедали.

– Покажите ваши бумаги, – сказал наконец Смок.

Сэндерсон пошарил в изголовье своей койки и вытащил сверток документов.

– Все в полном порядке, – сказал он. – Вот эта длинная, с большими печатями, прислана прямиком из Оттавы. Это вам не бумажонка от местных властей. Само канадское правительство дало мне право собственности на эту землю.

– Это было два года назад? А сколько участков вы уже продали? – осведомился Смок.

– Не ваше дело, буркнул Сэндерсон. – Я могу и один жить на своей земле, если пожелаю. Законом это не возбраняется.

– Даю вам пять тысяч, – сказал Смок.

Сэндерсон покачал головой.

– Не знаю, кто из вас больше спятил, – горестно промолвил Малыш. – Выйдем на минуту, Смок. Я хочу тебе сказать два словечка.

Смок нехотя повиновался – уж очень настаивал его компаньон.

– Ты только сообрази, – сказал Малыш, когда они вышли за дверь, – ведь вокруг этого дурацкого участка всюду такие же скалы, и они ничьи. Застолби их и стройся сколько душе угодно.

– Они не годятся, – ответил Смок.

– Да почему не годятся?

– Тебя удивляет, почему я покупаю именно это место, когда кругом земли сколько хочешь?

– Еще бы не удивляло, – подтвердил Малыш.

– То-то и оно! – с торжеством сказал Смок. – Раз ты удивляешься – значит, и другие удивятся. И от удивления все сбегутся сюда. Раз ты удивляешься, значит, я правильно рассчитал. Вот что я тебе скажу, Малыш: Я поднесу Доусону такой подарок, что они забудут, как смеяться над нами из-за тех яиц. Вернемся в дом.

– Здорово, – сказал Сэндерсон, снова увидев их в дверях. – А я думал, вас и след простыл.

– Ну, за сколько вы уступите землю? – спросил Смок.

– За двадцать тысяч.

– Даю вам десять.

– Ладно, продам за десять. Я только этого и хотел. А вы когда выложите денежки?

– Завтра в Северо-западном банке. Но за эти деньги мне нужны от вас еще две вещи. Во-первых, когда вы получите свои десять тысяч, вы уедете на Сороковую Милю и пробудете там до конца зимы.

– Это можно. Еще что?

– Я вам заплачу двадцать пять тысяч, а вы мне пятнадцать вернете.

– Согласен. – Сэндерсон повернулся к Малышу. – Когда я поселился здесь, все говорили, что я дурак, – сказал он насмешливо. – Что ж, значит, такому дураку цена десять тысяч долларов, так, что ли?

– На Клондайке полно дураков, – только и нашелся ответить Малыш, – глядишь, которому-нибудь и повезет.

Джек Лондон

Фирма Тру-ля-ля

Из сборника "иСмок и Малыши"

The Townsite of Tra-Lee (1911)

Перевод В. Оречкиной

Лондон Д. Собрание повестей и рассказов (1911--1916): М., "Престиж Бук", 2011.

Смок и Малыш встретились на углу у салуна "Элькгорн". На лице Смока было написано полное довольство, и шел он бодрой походкой. Малыш же плелся с самым подавленным видом. -- Куда? -- приветствовал его Смок. -- Будь я проклят, если мне это известно, -- последовал мрачный ответ. -- Сам очень хотел бы знать. Совершенно некуда деться. Два часа резался в карты, как очумелый, -- и хоть бы что! Скука смертная. Остался при своих. Сыграл партию в криббэдж со Скифом Митчелом на выпивку, и вдруг так захотелось заняться чем-нибудь, что вот выполз на улицу и слоняюсь -- может быть, наскочу на собачью грызню, на драку или что-нибудь в этом роде. -- У меня есть в запасе кое-что получше, -- заметил Смок. -- Потому-то я тебя и ищу. Идем. -- Сейчас? -- Немедленно. -- Куда? -- Через реку, проведать старика Дуайта Сэндерсона. -- Это еще кто такой? -- мрачно спросил Малыш. -- Мне что-то не приходилось слышать, что на той стороне реки живет кто-нибудь. И чего ради он там поселился? Уж не полоумный ли он? -- Он кое-что продает, -- рассмеялся Смок. -- Собак? Золотые копи? Табак? Смок на каждый вопрос только качал головой. -- Идем со мной -- и увидишь. Я собираюсь скупить у него его товар и устроить одно дельце. Если хочешь, могу взять и тебя в долю. -- Только не яйца! -- возопил Малыш, скорчив тревожную и в то же время саркастическую мину. -- Идем, идем, -- успокоил его Смок. -- Ты еще успеешь поломать себе голову, пока мы будем перебираться через лед. Они спустились с высокой дамбы в конце улицы и вышли на покрытый льдом Юкон. Прямо против них, на расстоянии трех четвертей мили, крутыми уступами вздымался противоположный берег. Кое-как протоптанная дорога вела к этим уступам, извиваясь между развороченными и нагроможденными друг на друга глыбами льда. Малыш плелся вслед за Смоком, развлекаясь догадками относительно коммерческих операций Дуайта Сэндерсона. -- Олени? Медные копи? Кирпичный завод? Медвежьи шкуры? Вообще шкуры? Лотерейные билеты? Огород? -- Близко, -- подбодрил его Смок. -- Два огорода? Сыроварня? Торфяные разработки? -- Не так плохо, Малыш. Не дальше, чем на тысячу миль. -- Каменоломня? -- Приблизительно так же близко, как торфяные разработки и огород. -- Постой! Дай подумать. Кажется, я начинаю догадываться. -- В течение десяти минут царило молчание. -- Слушай, Смок, мне не нравится моя последняя догадка. Если эта штука, которую ты собираешься купить, похожа на огород, на торфяные разработки или на каменоломню, то я больше не играю. Я не войду в дело, пока не увижу собственными глазами и не пощупаю его. -- Не беспокойся, скоро все карты будут открыты. Взгляни-ка вон туда. Видишь дымок над хижиной? Там и живет Дуайт Сэндерсон. У него там земельные участки. -- А еще что? -- Больше ничего, -- рассмеялся Смок, -- кроме ревматизма. Я слышал, что его страшно мучит ревматизм. -- Слушай! -- Малыш протянул руку и, вцепившись в плечо своего друга, заставил его остановиться. -- Уж не хочешь ли ты сказать мне, что собираешься купить в этой гнусной трущобе земельный участок? -- Это твоя десятая догадка. И на этот раз ты угадал. Идем! -- Подожди минуту, -- взмолился Малыш. -- Посмотри кругом. Ведь тут нет ничего, кроме уступов и обрывов. Где же тут строиться? -- А я почем знаю? -- Стало быть, ты покупаешь землю не под ферму? -- Но Дуайт Сэндерсон ни подо что другое не продает ее, -- ухмыльнулся Смок. -- Идем. Нам придется вскарабкаться на этот обрыв. Обрыв был очень крутой; узкая тропинка шла по нему зигзагами, как огромная лестница Иакова. Малыш хныкал, причитал и возмущался острыми уступами и крутыми ступенями. -- Придумал тоже уголок для фермы! Да тут не найдется ровного места даже для почтовой марки! И к тому же сторона реки невыгодная. Все грузы идут другой стороной. Посмотри-ка на Доусон. Там еще для сорока тысяч жителей хватит места. Слушай, Смок, я знаю: ты покупаешь эту землю не под ферму. Но скажи мне, ради бога, для чего ты ее покупаешь? -- Чтобы продать, разумеется. -- Но ведь не все же такие сумасшедшие, как ты и старик Сэндерсон. -- Все сумасшедшие по-своему, Малыш. Словом, я намерен купить эту землю, разбить ее на участки и продать множеству нормальных людей, проживающих в Доусоне. -- Ой! И так уж весь Доусон смеется над нами из-за яиц. Ты хочешь, чтобы он смеялся еще больше, а? -- Вот именно! -- Но это чертовски дорого стоит, Смок! Я помог тебе развеселить их в яичной истории, и моя доля смеха обошлась мне приблизительно в девять тысяч долларов. -- Чудесно! Можешь не входить в долю. Я положу всю прибыль себе в карман, но тебе все равно придется помогать мне. -- Разумеется! Помогать я буду. Пусть надо мной посмеются еще раз. Но денег я не дам ни копейки. Сколько старик Сэндерсон хочет за свой товар? Сотни две? -- Десять тысяч. Надо сторговаться за пять. -- Хотел бы я быть пастором, -- вздохнул Малыш. -- Чего ради? -- Я бы произнес красноречивую проповедь на небезызвестную тебе тему: глупому сыну не в помощь богатство... -- Войдите, -- послышался раздраженный возглас Дуайта Сэндерсона, когда друзья постучались в дверь хижины. Они вошли. Старик сидел на корточках у каменного очага и толок кофе, завернутый в кусок грубой холстины. -- Что нужно? -- спросил он резко, высыпая толченый кофе в стоявший на угольях кофейник. -- Поговорить по делу, -- ответил Смок. -- Насколько я знаю, вам принадлежит здесь кусок земли. Что вы за него хотите? -- Десять тысяч долларов. А теперь можете смеяться и убираться вон. Вот дверь. -- Не имею ни малейшего желания смеяться. Я видел вещи посмешнее, чем ваши скалы. Я хочу купить вашу землю. -- Хотите купить. Вот как? Ну что ж, рад слышать разумные речи. -- Сэндерсон подошел и уселся перед посетителями, положив руки на стол и не спуская глаз с кофейника. -- Я сказал вам свою цену, и мне нисколько не стыдно повторить ее. Десять тысяч. Можете смеяться, можете покупать -- мне все равно. Чтобы показать свое равнодушие, он принялся барабанить костяшками пальцев по столу, устремив взгляд на кофейник. Минуту спустя он затянул монотонное "тру-ля-ля -- тру-ля-ля -- тру-ля-ля -- тру-ля-ля". -- Послушайте, мистер Сэндерсон, -- сказал Смок. -- Участок не стоит десяти тысяч. Если бы он стоил десять тысяч, то он с таким же успехом мог бы стоить сто тысяч. А если он не стоит ста тысяч -- а что он их не стоит, вы знаете сами, -- то он не стоит и десяти медяков. Сэндерсон барабанил по столу и бубнил свое "тру-ля-ля -- тру-ля-ля", пока не закипел кофе. Вылив в него полчашки холодной воды, он вновь сел на свой стул. -- Сколько вы даете? -- спросил он Смока. -- Пять тысяч. Малыш застонал. Опять раздался продолжительный стук по столу. -- Вы не дурак, -- объявил Сэндерсон. -- Вы сказали, что если моя земля не стоит ста тысяч, то она не стоит и десяти медяков. А между тем даете за нее пять тысяч. Значит, она стоит сто тысяч. Я повышаю мою цену до двадцати тысяч. -- Вы не получите за нее ни одного шиллинга, -- в сердцах крикнул Смок, -- хотя бы вам пришлось сгнить здесь! -- Нет, получу. И именно от вас. -- Ни гроша не получите! -- Ну что ж, тогда буду гнить здесь, -- ответил Сэндерсон, давая понять, что говорить больше не о чем. Он перестал обращать внимание на гостей и погрузился в свои кулинарные дела с таким видом, словно был один в комнате. Подогрев горшок бобов и лепешки из кислого теста, он поставил на стол три прибора и принялся за еду. -- Нет, спасибо, -- пробормотал Малыш, -- мы совсем не голодны. -- Покажите ваши бумаги, -- не вытерпел наконец Смок. Сэндерсон порылся под подушкой на своей койке и вытащил сверток бумаг. -- Все связано и подобрано, -- сказал он. -- Вот эта длинная бумага с большими печатями пришла прямым путем из Оттавы. Здешние власти не имеют ко мне никакого отношения. Центральное Канадское правительство защищает мои права на владение этой землей. -- Сколько участков продали вы за те два года, что владеете этой землей? -- осведомился Малыш. -- Не ваше дело! -- огрызнулся Сэндерсон. -- Нет такого закона, который запрещал бы человеку жить в одиночестве на своей мызе, если ему этого хочется. -- Я дам вам пять тысяч, -- сказал Смок. -- Не знаю, кто из вас глупее, -- жалобно заметил Малыш. -- Выйдем на минутку, Смок. Я хочу сказать тебе два слова по секрету. Смок неохотно последовал за товарищем. -- Скажи, пожалуйста, -- умолял Малыш, когда они вышли на покрытую снегом площадку перед хижиной, -- тебе не приходило в голову, что по обе стороны этого идиотского участка на десять миль тянутся скалы, и что они никому не принадлежат, и что ты можешь сделать на них любое количество заявок. -- Они не годятся, -- ответил Смок. -- Почему не годятся? -- Тебя интересует, для чего я покупаю именно этот участок, когда кругом тянутся десятки миль такой же земли, не так ли? -- Вот именно, -- подтвердил Малыш. -- В этом-то вся и суть, -- торжествующим тоном продолжал Смок. -- Если это интересует тебя, то заинтересует и других. А когда это их заинтересует, они прибегут сюда со всех ног. Можешь судить по себе, насколько правилен мой расчет на человеческую психологию. Слушай, Малыш. Я намерен сыграть с Доусоном шутку, которая отобьет у него охоту гоготать над нашим яичным конфузом. Идем в хижину. -- Опять вы? -- сказал Сэндерсон, когда они вошли. -- А я уже думал, что больше не увижу вас. -- Ну, говорите, какова ваша последняя цена? -- Двадцать тысяч. -- Я даю десять тысяч. -- Ладно, отдаю за десять. Я ведь сначала больше и не хотел. Когда вы заплатите? -- Завтра, в Северо-Западном банке. Но за эти десять тысяч вы должны сделать еще две вещи. Во-первых, когда вы получите деньги, вы отправитесь вниз по реке до Сороковой Мили и останетесь там до конца зимы. -- Это нетрудно. Что еще? -- Я заплачу двадцать пять тысяч, и вы вернете мне пятнадцать. -- Согласен. -- Сэндерсон повернулся к Малышу. -- Меня называли дураком, когда я перебрался на этот берег, -- ухмыльнулся он. -- Ну что ж, я теперь дурак с десятью тысячами в кармане. -- Клондайк полон дураков, -- только и мог ответить Малыш, -- а раз их так много, то должно же хоть одному из них повезти. Как, по-вашему?

I I

На следующее утро состоялась официальная передача земли Дуайта Сэндерсона, -- "именуемой отныне поселком Тру-ля-ля", согласно поправке, внесенной Смоком в контракт. В тот же день кассир Северо-Западного банка отвесил двадцать пять тысяч долларов золотым песком из вклада Смока; с полдюжины досужих зрителей запомнили вес, сумму и личность получателя. В поселках золотоискателей люди крайне подозрительны. Любой непредвиденный и не сразу объяснимый поступок наводит на мысль о находке новой золотоносной жилы -- будь то невиннейшая охота на оленя или ночная прогулка человека, захотевшего полюбоваться северным сиянием. И как только стало известно, что такая заметная личность, как Смок Беллью, выплатил старику Дуайту Сэндерсону двадцать пять тысяч долларов, Доусону нестерпимо захотелось узнать, за что именно заплачены эти деньги. Какое имущество, стоящее двадцать пять тысяч, могло быть припрятано у Дуайта Сэндерсона, умиравшего от голода на своем заброшенном участке. Не находя ответа, Доусон имел все основания заинтересоваться Смоком. К полудню весь город уже знал, что множество доусонских жителей заготовило легкие походные тюки и припрятало их в различных салунах на Главной улице. Куда бы Смок ни шел, повсюду его провожали бесчисленные взоры. О том, как серьезно все к нему относятся, свидетельствовало то обстоятельство, что никто из многочисленных приятелей не позволил себе расспрашивать его о сделке с Дуайтом Сэндерсоном. С другой стороны, никто не упоминал и о яйцах. Таким же дружеским, деликатным вниманием был окружен и Малыш. -- У меня такое чувство, точно я убил кого-нибудь или болен оспой. Они смотрят на меня во все глаза и боятся заговорить, -- признался Малыш, случайно встретившись со Смоком у дверей "Элькгорна". -- Взгляни-ка на Билла Солтмена... Вот он идет по той стороне улицы. Он прямо умирает от желания посмотреть на нас, а заставляет себя смотреть вниз. Поглядишь на него, так скажешь, будто он вовсе нас и не знает. А я вот готов держать пари на выпивку, что если мы с тобой завернем за угол и сделаем вид, что спешим куда-нибудь, а потом вынырнем из-за следующего угла, то мы столкнемся с ним нос к носу, -- он побежит за нами, как помешанный. Они проделали этот опыт и, выйдя из-за следующего угла, столкнулись с Солтменом, мчавшимся во весь опор. -- Алло, Билл, -- приветствовал его Смок, -- куда путь держите? -- Алло. Так себе -- гуляю, -- ответил Солтмен. -- Погодка, знаете ли, чудесная. -- Ха-ха! -- закатился Малыш. -- Если вы это называете "гулять", то что же вы называете "бежать сломя голову"? Когда Малыш в этот вечер кормил собак, он твердо знал, что из окружающей его тьмы дюжина глаз следит за каждым его движением. А когда он привязал собак, вместо того чтобы отпустить их на ночную прогулку, ему стало ясно, что он окончательно разжег любопытство Доусона. Согласно программе, Смок поужинал в городе, а потом предался невинным развлечениям. Куда бы он ни заходил, повсюду он был центром внимания, поэтому Смок нарочно появлялся во всех людных местах. Стоило ему зайти в какой-нибудь салун, как там немедленно собиралась толпа, а с его уходом салун тотчас же пустел. Смок покупал пригоршню фишек, садился за пустующий стол с рулеткой, и не проходило пяти минут, как вокруг него сидели десятки игроков. Он до некоторой степени расквитался с Люсиль Эрол, зайдя в зал оперного театра и с шумом выйдя из него как раз в тот момент, когда она запела популярнейшую свою песенку. За три минуты две трети зрителей улетучились из театра вслед за Смоком. В час ночи он появился на необычайно оживленной Главной улице и направился к холму, на котором стояла его хижина. Остановившись у подножия холма, он услышал у себя за спиной топот множества мокасин. В течение часа хижина была погружена во тьму; потом он зажег свечу и, выждав ровно столько, сколько нужно человеку для того, чтобы одеться, вместе с Малышом вышел из хижины и стал запрягать собак. Как только луч света, вырвавшийся из хижины, упал на них, где-то поблизости раздался тихий свист. Точно такой же свист ответил ему у подножия холма. -- Слушай, слушай! -- хихикнул Смок. -- Они оцепили нас и теперь сигнализируют. Я готов держать пари, что сейчас в Доусоне не менее сорока человек выкатывается из-под одеял. -- С ума они спятили, что ли? -- задохнулся от смеха Малыш. -- Слушай, Смок, ведь тут нет никакого жульничества. Теперь работать своими руками да ломать спину было бы совсем глупо. Мир доверху набит дураками, и каждый дурак до смерти хочет, чтобы его избавили от его золота. Вот что: пока мы не тронулись, я хочу заявить тебе, что, если ты ничего не имеешь против, я вхожу в половинную долю. Сани были нагружены необходимыми спальными принадлежностями и продовольствием. Из-под мешков с продовольствием с самым невинным видом выглядывал небольшой моток стальной проволоки, а на дне саней лежал наполовину прикрытый заступ. Малыш погладил проволоку рукой в рукавице и нежно прикоснулся к заступу. -- Да, -- прошептал он. -- Я бы и сам, пожалуй, призадумался, если бы увидел темной ночью в чьих-нибудь санях эти штучки. Они погнали собак вниз по холму, сохраняя полное молчание; спустившись на равнину, они свернули на север, выехали на Главную улицу, миновали деловую часть города и направились к лесопилке, принимая тысячи мер предосторожности. Никто не встретился им на пути, и все же, как только они переменили направление, за их спиной раздался свист. Промчавшись с большой скоростью мимо лесопилки и госпиталя, они около четверти мили ехали прямо. Потом повернули и двинулись обратно тем же самым путем. Проехав сто ярдов, они чуть было не налетели на пятерых людей, бежавших им навстречу. Все пятеро были нагружены походными мешками. Один из них остановил собаку-вожака в упряжке Смока, остальные тотчас же оцепили сани. -- Вам навстречу не попадались сани? -- раздался вопрос. -- Нет, -- ответил Смок, -- это вы, Билл? -- О, черт! Будь я проклят, если это не Смок! -- воскликнул Билл Солтмен с самим неподдельным изумлением. -- Что вы тут делаете ночью? -- поинтересовался Смок. -- Гуляете? Прежде чем Билл Солтмен собрался ответить, к ним подбежали еще два человека, за ними еще несколько, а топот ног по снегу возвестил о приближении целой толпы. -- Кто это с вами? -- спросил Смок. Не отвечая на вопрос, Солтмен закурил трубку, которая навряд ли могла доставить ему удовольствие после такого смертельного бега. Было совершенно очевидно, что он нарочно зажег спичку, чтобы освидетельствовать содержимое саней. Смок заметил, что глаза всех присутствующих устремились на бухту проволоки и на заступ. А потом спичка погасла. -- Дошли до меня слухи, знаете ли... Так себе -- слухи и ничего больше, -- промямлил Солтмен с сосредоточенным и таинственным видом. -- Может, вы поделитесь со мной и Малышом? -- спросил Смок. Раздался чей-то саркастический смешок. -- Куда вы держите путь? -- спросил Солтмен. -- А вы кто такие? -- отпарировал Смок. -- Комитет безопасности? -- Мы так только... интересуемся, -- сказал Солтмен. -- Разумеется, мы интересуемся, -- раздался из тьмы еще чей-то голос. -- Послушайте, -- вмешался Малыш, -- мне страшно хочется знать, кто тут самый сумасшедший. Все нервно засмеялись. -- Поехали, Малыш! Нам некогда, -- сказал Смок, подстегивая собак. Толпа сомкнулась за санями и двинулась вслед за ними. -- Послушайте, а не ошибаетесь ли вы? -- поддразнил Малыш. -- Когда мы повстречались с вами, вы все шли куда-то, а теперь возвращаетесь, нигде не побывав. Может, вы путеводитель потеряли? -- Идите вы к черту, -- любезно предложил Солтмен. -- Мы идем, куда нам нравится. И нам не нужны путеводители. И сани Смока, с Малышом у шеста, выехали на Главную улицу под конвоем шестидесяти человек, нагруженных походными мешками. Произошло это в три часа утра, так что лишь ночные гуляки видели процессию и смогли поведать о ней на следующий день Доусону. Спустя полчаса сани взобрались на холм. Собак выпрягли у дверей хижины, на глазах у шестидесяти свидетелей, сумрачно ожидавших продолжения. -- Спокойной ночи, ребята! -- крикнул Смок, закрывая дверь. Через шесть минут свеча погасла, а еще через полчаса Смок и Малыш тихонько выскользнули из хижины и, не зажигая света, стали запрягать собак. -- Алло, Смок! -- сказал Солтмен, подойдя к ним так близко, что они могли разглядеть его силуэт. -- Простите, Билл, не могу пожать вам руку, -- любезно ответил Смок. -- Где же ваши друзья? -- Пошли промочить горло. А меня оставили присматривать за вами, Смок, что я и намерен делать. Ну так как же, Смок? Что вы задумали? Допустим, что вы не можете пожать нам руку, но почему бы вам не посвятить нас в дело? Ведь мы -- ваши друзья. Вы это знаете. -- Иной раз можно посвящать друзей в свои дела, а иной раз и нельзя, -- увильнул Смок. -- В данном случае -- как раз нельзя, Билл. Идите-ка лучше спать. Спокойной ночи. -- О спокойной ночи и речи быть не может, Смок. Вы плохо знаете нас. Мы люди цепкие. Смок вздохнул: -- Ну что ж, Билл, если уж вы уперлись, то, я знаю, вас не переубедишь. Трогай, Малыш, довольно копаться. Как только сани тронулись, Солтмен пронзительно свистнул и бросился вслед за ним. От подножия холма и по всей равнине раздались ответные свисты. Малыш правил санями, а Смок и Солтмен шли подле, бок о бок. -- Слушайте, Билл, -- сказал Смок. -- Я хочу предложить вам кое-что. Хотите один принять участие в деле? Солтмен не колебался ни одной секунды. -- И предать товарищей? Нет, сударь. Все примут участие. -- Тогда начнем с вас! -- крикнул Смок. Он быстро согнулся, обхватил Солтмена и бросил его в глубокий придорожный снег. Малыш прикрикнул на собак и погнал запряжку на юг, по дороге, которая вела от разбросанных по пологому склону хижин к окраине Доусона. Смок и Солтмен катались по снегу, вцепившись друг в друга. Смок думал, что все шансы на его стороне, но у Солтмена оказалось на пятьдесят фунтов больше хорошо тренированных мускулов. Раз за разом опрокидывал он Смока на спину, и каждый раз Смок не делал никаких попыток встать и лежал спокойно. Но как только Солтмен пытался оторваться от него и уйти, Смок хватался за него, и начиналась новая свалка. -- Вы свое дело знаете, -- признался Солтмен по прошествии десяти минут. Он сидел верхом на Смоке и тяжело дышал. -- Но я все-таки каждый раз укладываю вас. -- А я вас держу, -- задыхаясь, ответил Смок. -- Мне больше ничего и не надо, -- лишь бы удержать вас. Как вы думаете, куда отправился Малыш? Солтмен сделал отчаянную, но безрезультатную попытку освободиться. Смок схватил его за лодыжку, и тот вновь растянулся во весь рост. От подножия холма донеслись тревожные вопросительные свистки. Солтмен приподнялся и ответил пронзительным свистом, но Смок тотчас же схватил его, ткнул лицом в снег и уселся на него верхом, придерживая за плечи и не давая поднять голову. В этой позе их застали золотоискатели. Смок расхохотался и встал. -- Спокойной ночи, ребята, -- сказал он и стал спускаться с холма, преследуемый шестьюдесятью доведенными до белого каления золотоискателями. Он повернул на север, миновал лесопилку и госпиталь и дошел по руслу реки вдоль отвесных скал до подножия Оленьей горы. Обойдя индейский поселок, он остановился у устья Оленьего ручья, повернулся и оказался лицом к лицу с преследователями. -- Вы мне надоели, -- сказал он, делая вид, что рассвирепел. -- Мы вам не навязываемся, -- вежливо пробормотал Солтмен. -- Нет, нисколько, -- прорычал Смок, еще лучше имитируя гнев, и вернулся под усиленным конвоем в Доусон. Два раза пытался он свернуть на девственную пелену снега, покрывавшего реку, и оба раза вынужден был отказываться от своей затеи и возвращаться на тропинку, которая вела к Доусону. Он вышел на Главную улицу, прошел ее всю, перебрался по льду, сковывавшему реку Клондайк, в Клондайк-сити и вновь вернулся в Доусон. В восемь часов, когда уже забрезжил рассвет, он усталой походкой направился в ресторан Славовича, где столики брали положительно с бою. -- Спокойной ночи, ребята, -- сказал он, заплатив по счету и уходя. То же самое пожелание он повторил, взобравшись на холм. Был уже день, и никто больше не преследовал его; толпа проводила его взглядами до дверей хижины и разошлась.

В течение двух дней Смок слонялся по городу, окруженный неусыпным наблюдением. Малыш исчез вместе с санями и собаками. Его не было видно ни на Юконе, ни на Бонанце, ни на Эльдорадо, ни во всем Клондайке. Оставался один Смок, который рано или поздно неизбежно должен был сделать попытку связаться со своим пропавшим компаньоном; и на Смоке сосредоточилось всеобщее внимание. Вечером второго дня он заперся в своей хижине, в девять часов потушил свет и завел будильник на два часа утра. Часовой, стоявший у дверей хижины, услышал звон будильника, и когда, получасом позже, Смок вышел из хижины, его поджидали уже не шестьдесят золотоискателей, а человек триста. Яркое северное сияние освещало диковинную сцену: Смок под усиленным конвоем спустился в город и проследовал в "Элькгорн". Салун тотчас же наполнился возбужденной, сгорающей от любопытства толпой, которая четыре томительных часа смотрела, как Смок играет в криббэдж со своим старинным приятелем Бреком. В начале седьмого Смок покинул "Элькгорн" и с выражением одновременно презрения и насмешки на лице, ни на кого не глядя, никого не узнавая, пошел вверх по Главной улице; толпа в триста человек последовала за ним, сбившись в кучу и завывая: -- Хромоногий! Колченогий! Улю-лю-лю! -- Спокойной ночи, ребята, -- сказал он горько, дойдя до дамбы, где начиналась тропа через скованный льдом Юкон. -- Я иду завтракать, а потом завалюсь спать. Триста глоток ответили ему о своей готовности следовать за ним; толпа спустилась на лед и, предводительствуемая Смоком, направилась к "поселку" Тру-ля-ля. В семь часов утра они взобрались на идущую зигзагами тропинку, миновали крутые утесы и подошли к хижине Дуайта Сэндерсона. В окно, заклеенное пергаментом, пробивалось мерцание свечи, а из трубы вился дымок. Малыш широко распахнул дверь. -- Заходи, Смок, -- приветствовал он товарища. -- Завтрак готов. А это что за люди? Смок обернулся, стоя на пороге: -- Ну, спокойной ночи, ребята. Надеюсь, прогулка доставила вам удовольствие. -- Подождите минутку, Смок! -- крикнул Билл Солтмен голосом, в котором звучало разочарование. -- Я хочу сказать вам два слова. -- Жарьте, -- приветливо сказал Смок. -- За что вы заплатили старику Сэндерсону двадцать пять тысяч? Отвечайте. -- Вы меня огорчаете, Билл, -- ответил Смок. -- Я перебрался сюда, так сказать, на летние каникулы, а вы являетесь ко мне с целой бандой и пытаетесь устроить мне перекрестный допрос, в то время как я только и думаю о тишине, спокойствии и завтраке. -- Вы не отвечаете на вопрос, -- возразил Солтмен. -- И не отвечу, Билл. То, о чем вы меня спрашиваете, -- мое частное дело с Дуайтом Сэндерсоном. Еще какие-нибудь вопросы? -- Как обстоит дело с заступом и стальной проволокой, которые лежали в ваших санях? -- Не ваше дело, почтеннейший и дражайший Билл. Впрочем, если Малыш хочет, он может ответить вам. -- Это я-то? -- воскликнул Малыш, выскочив из хижины. Он раскрыл рот, потом задумался и повернулся к своему компаньону. -- Между нами говоря, Смок, я не думаю, чтобы это было их дело. Идем в хижину. А то из кофе вся душа выкипит. Дверь захлопнулась, и толпа в триста человек разбилась на растерянные, ропчущие кучки. -- Знаешь, Солтмен, -- раздался чей-то голос, -- я думал, что ты откроешь нам секрет. -- Никогда я не обещал этого, -- яростно ответил Солтмен. -- Я говорил, что это сделает Смок. -- Ну и... -- Вы знаете столько же, сколько я. Все мы знаем, что Смок здесь что-то маринует. Иначе с какой радости стал бы он платить Сэндерсону двадцать пять тысяч? Уж, во всяком случае, не за этот поганый участок! Дружный крик поддержал Солтмена. -- Ну хорошо, а что мы теперь будем делать? -- Я, например, пойду завтракать, -- беззаботно сказал Уайльд Уотер Чарли. -- Вы завели нас в тупик, Билл. -- А я тут при чем? -- огрызнулся Солтмен. -- Во всем виноват Смок. Да и не в этом дело. А вот как насчет двадцати пяти тысяч?

В половине девятого, когда уже окончательно рассвело, Малыш приоткрыл дверь и выглянул наружу. -- Ого! -- воскликнул он. -- Все до одного вернулись в Доусон. А я думал, что они тут разобьют лагерь. -- Не беспокойся -- приползут обратно, -- заверил его Смок. -- Будь я не я, если ты не увидишь здесь половину доусонских жителей прежде, чем мы управимся. Ну а теперь иди сюда и помоги мне. Надо будет работать. -- Ой, ради бога, дай отдышаться! -- взмолился Малыш через час, созерцая плоды их работы -- стоящий в углу хижины ворот с приводным ремнем, обвивающим вал. Смок слегка налег на ворот -- ремень скользнул и заскрипел. -- Выйди из хижины, Малыш, и скажи, на что похож этот звук. Стоя у закрытой двери, Малыш услышал скрипение ворота, поднимающего груз, и поймал себя на том, что невольно высчитывает глубину ямы, из которой этот груз извлекается. Затем последовала остановка, и он мысленно представил себе ведро, раскачивающееся под самым воротом. Потом зашуршала быстро разматываемая веревка, и, наконец, раздался глухой удар ведра о дно ямы. Он распахнул дверь и ворвался в хижину с сияющим лицом. -- Замечательный звук! -- воскликнул он. -- Я чуть было сам не поверил. Ну а что дальше? Дальше в хижину втащили с десяток мешков, набитых камнями. А в течение дня, посвященного лихорадочной работе, последовало еще множество "дальше". -- Сегодня же вечером ты переправишься на собаках в Доусон, -- дал последнюю инструкцию Смок после ужина. -- Собак оставишь у Брека; он позаботится о них. Там будут следить за каждым твоим шагом, так что ты никуда сам не ходи, а пошли Брека в магазин А. С. Company купить весь динамит, который там есть, -- двести--триста фунтов. И пусть Брек закажет у кузнеца штук шесть сверл для твердого камня. Брек -- парень с головой; он объяснит кузнецу в общих словах, какой товар нужен. Дай Бреку точное описание участка, чтобы он мог зарегистрировать его завтра у приискового комиссара. А в десять часов будь на Главной улице и прислушивайся. Запомни, я не хочу, чтобы взрывы были очень громкими. Доусон должен услышать их, -- но не больше, чем услышать. Я устрою три взрыва, с разным количеством динамита, а ты заметь себе, который из них будет больше всего похож на настоящий. В десять часов утра Малыш бродил по Главной улице, чувствуя на себе сотни любопытных взглядов, и прислушивался. И вот он услышал очень слабый и отдаленный звук взрыва. Через полминуты раздался второй, достаточно громкий, чтобы привлечь к себе внимание прохожих. А потом последовал и третий -- такой сильный, что все обитатели Доусона высыпали на улицу. -- Ну и дал же ты им встряску! -- задыхаясь, воскликнул Малыш часом позже, когда добрался до хижины в Тру-ля-ля. Он схватил Смока за руку. -- Посмотрел бы ты на них! Случалось тебе когда-нибудь наступить на муравейник? Так точно выглядел Доусон! Главная улица кишела народом, когда я проходил по ней. Завтра тут яблоку негде будет упасть. А если и сейчас кто-нибудь не ползет сюда, то я не знаю, что такое золотоискатель. Смок усмехнулся, подошел к самодельному вороту и раза два повернул его -- ворот заскрипел. Малыш вытащил мох из щелей между бревнами, из которых были сложены стены, и устроил два глазка по обе стороны хижины. Потом потушил свечу. -- Начинай, -- шепнул он через полчаса. Смок несколько минут медленно вращал ворот, потом остановился, достал оцинкованное ведро, наполненное землей, и с лязгом опустил его на кучу камней, доставленных в хижину накануне. Потом он закурил папиросу, прикрывая огонек спички рукой. -- Их трое, -- прошептал Малыш. -- Эх, если бы ты их видел! Знаешь, когда ты загрохотал ведром, они прямо-таки затряслись. А теперь один из них стоит у окна и пытается заглянуть внутрь. Смок раскурил папиросу и взглянул на часы. -- Надо делать это регулярно, -- шепнул он. -- Мы будем поднимать каждые четверть часа по ведру. А тем временем... Он тщательно завернул камень в холстину и ударил по нему долотом. -- Великолепно! -- застонал Малыш, умирая от восторга. Он бесшумно отполз от глазка. -- Все трое, голова к голове, -- я почти вижу, как они разговаривают. С этого момента до четырех часов утра они каждые четверть часа поднимали по воображаемому ведру при помощи ворота, который скрипел, вращался вокруг своей оси и не поднимал ничего. Потом ночные гости удалились, и Смок с Малышом легли спать. Когда рассвело, Малыш осмотрел следы мокасин. -- Один из них был верзила Билл Солтмен, -- решил он. Смок кинул взгляд на реку. -- Принимай гостей! Два человека идут по льду. -- Нет! Ты посмотри, что будет в десять часов, когда Брек зарегистрирует заявку. Сюда набьется не меньше двух тысяч. Малыш взобрался на верхушку крутого утеса и взглядом знатока окинул ряд установленных ими заявочных столбов. -- Самая настоящая жила -- комар носу не подточит, -- сказал он. -- Человек опытный, пожалуй, мог бы даже указать ее направление под снегом. Собьет с толку кого угодно. Спереди она скрыта скалой, а вон сбоку -- разветвляется. Ну, совсем настоящая жила, с той только разницей, что ее там нет. Когда те двое, что перешли реку, взобрались по зигзагообразной тропинке на откос, они нашли хижину запертой. Билл Солтмен, шедший впереди, на цыпочках подошел к двери, прислушался, потом поманил Уайльда Уотера. Изнутри доносились скрип и скрежет ворота, поднимающего тяжелый груз. Они дождались остановки, а затем услышали, как веревка размоталась обратно и как ведро вновь стукнулось о камни. Четыре раза в течение часа слышали они этот звук. И наконец, Уайльд Уотер постучал в дверь. Изнутри донесся какой-то приглушенный шум, потом наступило молчание, затем снова что-то зашумело, и через пять минут Смок, тяжело переводя дыхание, приотворил дверь не более чем на вершок и выглянул наружу. Его лицо и рубаха были осыпаны каменной пылью. Он приветствовал посетителей с подозрительным радушием и прибавил: -- Обождите минутку, сейчас я к вам выйду. Он натянул рукавицы, протиснулся в дверь и подошел к посетителям. Зоркие глаза последних заметили, что рубаха его вылиняла и запылилась на плечах и что на коленях брюк видны следы наспех счищенной грязи. -- Рановато вы явились с визитом, -- заметил он. -- Ну, что хорошего на том берегу? -- Ну, Смок, -- сказал Уайльд Уотер конфиденциальным тоном, -- будьте откровенны. У вас тут что-то есть. -- Если вы насчет яиц... -- начал Смок. -- Ах, да забудьте вы про яйца! Мы пришли по делу. -- Стало быть, вы хотите купить участок земли? -- затараторил Смок. -- Тут есть замечательные места для построек. Но мы, знаете ли, еще не можем приступить к продаже. Мы еще не произвели разбивки. Наведайтесь на той неделе, Уайльд Уотер, и я покажу вам чудесный, в смысле тишины и спокойствия, участок, если вы серьезно задумали перебраться сюда. На той неделе разбивка, наверное, будет кончена. До свидания. Жаль, что не могу пригласить вас в хижину, но Малыш... вы ведь знаете его, -- он ужасный чудак. Затвердил себе, что живет здесь ради тишины и спокойствия. Теперь он спит, и мне бы очень не хотелось будить его. С этими словами Смок горячо пожал им руки. Не переставая болтать, он шагнул через порог и запер дверь. Посетители посмотрели друг на друга и покачали головой. -- Штаны видел? -- хрипло прошептал Солтмен. -- Видел. И плечи тоже. Он копался в яме. -- Уайльд Уотер окинул взглядом занесенное снегом ущелье и вдруг увидел нечто такое, что заставило его свистнуть. -- А ну, взгляни-ка туда, Билл! Вон туда, куда я показываю пальцем. Ведь это же разведочная шахта! А по сторонам-то... видишь, там, где на снегу следы от их ног. Если это не подпорки, то я вообще не знаю, что такое подпорки. Это -- жила, теперь все ясно! -- А ты посмотри, какая она огромная! -- воскликнул Солтмен. -- Они наскочили на жилу, бьюсь об заклад! -- А ты обратил внимание на откос? Скалы-то какие! Все сползают в расщелины. Все ущелье -- сплошная залежь! -- А ты обрати внимание на реку, на тропинку, -- вздохнул Солтмен. -- Похоже, что сюда прет весь Доусон, -- как, по-твоему? Уайльд Уотер посмотрел на реку и увидел, что вся дорога вплоть до дамбы в Доусоне усеяна людьми. На самой дамбе тоже кишел народ. -- Как тебе будет угодно, а я пойду взгляну на эту разведочную шахту, прежде чем соберется народ, -- сказал он и, повернувшись, побежал к ущелью. Но тут распахнулась дверь хижины, и на пороге появились оба хозяина. -- Эй, вы! -- крикнул Смок. -- Куда вы идете? -- Выбрать себе участок, -- откликнулся Уайльд Уотер. -- Посмотрите на реку. Весь Доусон бежит покупать участки, и мы хотим перебить у них лакомый кусочек. Так, Билл? -- Вот именно, -- подтвердил Солтмен. -- Тут есть все для постройки прекрасного предместья. И населения в нем будет, по-видимому, чертовски много. -- Все это так, но мы не продаем участков в том районе, куда вы идете, -- ответил Смок. -- Продажные участки направо и вверх по скалам. А этот кусок, от реки до ущелья, мы покамест придержим. Поворачивайте! -- А мы облюбовали как раз этот кусочек, -- вызывающе сказал Солтмен. -- Он не для вас, говорю я вам! -- резко ответил Смок. -- И против прогулки вы тоже возражаете? -- настаивал Солтмен. -- Решительно! Ваши прогулки начинают надоедать мне. Идите обратно! -- А я полагаю, что мы все-таки прогуляемся туда, -- бросил Солтмен. -- Идем, Уайльд Уотер! -- Предупреждаю вас, вы нарушаете закон! -- сказал Смок резким тоном. -- Нет, мы просто гуляем! -- беспечно крикнул Солтмен и, повернувшись, двинулся дальше. -- Эй, остановитесь, Билл, не то я продырявлю вам шкуру! -- прогремел Малыш, выхватывая два мрачного вида револьвера 44-го калибра и взводя курки. -- Сделайте-ка еще один шаг, и я просверлю ваш проклятый костяк в одиннадцати местах. Поняли? Солтмен остановился, пораженный. -- Кажется, начинает понимать, -- шепнул Малыш Смоку. -- Но если он не послушается, то я здорово влопался. Не могу же я стрелять! Что делать? -- Слушайте, Малыш, будьте благоразумны, -- взмолился Солтмен. -- Идите сюда, и мы потолкуем, как благоразумные люди, -- ответил Малыш. Когда первые участники похода осилили зигзагообразную тропинку и собрались на скалу, они все еще толковали как благоразумные люди. -- Нельзя назвать человека нарушителем закона только за то, что он хочет выбрать себе участок, -- доказывал Уайльд Уотер, а Малыш возражал: -- Но поселок -- частная собственность, и этот участок -- тоже частная собственность, вот и все. Он не продается, говорю я вам...

-- Ну, надо кончать. Самое время, -- шепнул Смок Малышу. -- Если у них лопнет терпение... -- У тебя, по-видимому, железные нервы, если ты надеешься удержать их, -- шепотом ответил Малыш. -- Их тут две тысячи, и народ все прибывает. Они ежесекундно могут прорвать линию. Демаркационная линия пролегала по краю ущелья; она образовалась благодаря тому, что Малыш задержал первых пришельцев как раз на этом месте и преградил им дальнейший путь. В толпе находилось человек шесть из северо-западной полиции, во главе с лейтенантом, с которым Смок стал совещаться вполголоса. -- Из Доусона все еще идут люди, -- сказал он. -- Скоро тут будет тысяч пять народу. Больше всего я боюсь того момента, когда они бросятся ставить заявочные столбы. Ведь тут только пять участков. Это значит, что на каждый участок придется по тысяче человек. И кроме того, четыре тысячи из пяти бросятся на ближайший. Все это совершенно недопустимо; если начнется гонка, трупов будет больше, чем за все время существования Аляски. К тому же эти пять заявок зарегистрированы только сегодня утром, так что брать их еще нельзя. Короче говоря, гонка недопустима. -- Совершенно верно, -- сказал лейтенант. -- Я соберу моих людей и расставлю их. Мы не хотим, чтобы произошла свалка, и мы не допустим ее. А еще лучше будет, если вы поговорите с ними. -- По-видимому, произошла какая-то ошибка, братцы, -- громогласно начал Смок. -- Мы еще не все приготовили для продажи участков. Улицы еще не разбиты. Продажа начнется на той неделе. Вопли нетерпения и негодования прервали его речь. -- На черта нам земельные участки? -- рявкнул какой-то юный старатель. -- Мы пришли за тем, что под землей! -- Откуда же мы можем знать, что у нас под землей? -- ответил Смок. -- Мы знаем только, что купили чудесную землю на вершине холма. -- Вот именно, -- подтвердил Малыш. -- Замечательно живописный и спокойный уголок. Снова раздались нетерпеливые крики. Солтмен выступил вперед. -- Мы пришли занимать заявки, -- начал он. -- Мы знаем, что вы сделали. Вы поймали кварцевую жилу и зацепили пять участков лентой, вроде как бы для застройки. Только вы промахнулись. Две из ваших заявок подложны. Кто такой Сэт Талбот? Никто никогда не слыхал о нем. А между тем вы сегодня утром сделали заявку на его имя. И еще одну вы сделали на имя Гарри Мэсуэлла. А Гарри Мэсуэлл сейчас в Сиэтле. Стало быть, и он отпадает. Две заявки свободны, их можно брать. -- А может, у меня есть от него доверенность, -- возразил Смок. -- Никакой доверенности у вас нет, -- ответил Солтмен. -- А если есть, то покажите ее нам. Так или иначе -- мы будем брать эти заявки. Солтмен перешагнул демаркационную линию и обернулся к толпе, чтобы увлечь ее за собой. -- Стойте! Вы не смеете! -- крикнул лейтенант. -- Я поступаю по закону. Вы не согласны? -- грозно спросил Солтмен. -- Может, вы и правы, -- ответил лейтенант. -- Но я не могу позволить и не позволю, чтобы пять тысяч человек бросились на две заявки. Это грозит катастрофой. В этих местах есть один закон -- закон северо-западной полиции. Кто осмелится перешагнуть эту черту, будет убит. Идите обратно, Билл Солтмен! Солтмен неохотно повиновался, но по сгрудившейся толпе пробежал трепет, не предвещавший ничего хорошего. -- Черт побери! -- шепнул лейтенант Смоку. -- Посмотрите, как они облепили тот утес -- точно мухи. Смок содрогнулся, но все же заставил себя выйти вперед. -- Я буду играть начистоту, ребята. Если вы настаиваете на участках, я, так и быть, продам их вам, по сто долларов за штуку. Можете брать их, как только будет снят план. -- Толпа заволновалась, но он повелительным жестом заставил ее успокоиться. -- Ни с места! Если вы тронетесь, то погибнут сотни людей. -- Все равно, вы не можете принудить нас, -- раздался чей-то голос. -- Мы желаем брать заявки. -- Но ведь тут всего-навсего две спорные заявки, -- сказал Смок. -- Что останется остальным, когда они будут заняты? Он вытер лоб рукавом рубашки. -- Пусть все участвуют поровну! -- крикнул кто-то. Толпа громким ревом поддержала это предложение. А между тем никто не догадывался, что сделано оно было агентом Смока, который только и дожидался условного знака. -- Валите все в общий котел! Мы войдем в долю! Вся земля и поселок будут общими, -- продолжал тот же голос. -- И недра тоже! -- Да тут нет никаких недр! -- заметил Смок. -- Тем более, в общий котел! Мы уж посмотрим! -- Это насилие, братцы! -- сказал Смок. -- Уж лучше бы вы оставались в Доусоне. В его голосе звучала такая нерешительность, что толпа бешеным ревом вырвала у него согласие. Солтмен и еще несколько человек в первых рядах пытались протестовать. -- Билл Солтмен и Уайльд Уотер не хотят, чтобы вы входили в долю! -- крикнул Смок. И с этого момента Солтмен и Уайльд Уотер стали самыми непопулярными людьми в Доусоне. -- А как же мы все это устроим? -- спросил Смок. -- Нам с Малышом контрольный пакет! Мы открыли участок. -- Правильно! -- раздался крик. -- Три пятых нам, -- предложил Смок, -- а за вашу долю, ребята, две пятых. И вам придется заплатить за ваши паи. -- По десять центов за доллар! -- раздались крики. -- И чтобы председатель компании лично обходил всех и подносил каждому в отдельности дивиденд на серебряном подносе? -- усмехнулся Смок. -- Нет, дудки! Вы покупаете две пятые всего пакета, сто долларов номинальных за акцию, -- выпускная цена десять долларов. Вот все, что я могу сделать для вас. -- Без крупных капиталов! -- крикнул кто-то. Этот возглас выразил общее мнение всех собравшихся. -- Вас тут около пяти тысяч человек; значит, акций будет пять тысяч, -- начал вслух высчитывать Смок. -- Пять тысяч -- это две пятые от двенадцати тысяч пятисот. Итак, Компания Земельных Участков Тру-ля-ля учреждается с основным капиталом в миллион двести пятьдесят тысяч долларов, распределенным на двенадцать тысяч пятьсот акций по сто долларов номинальных, причем вы, ребята, покупаете пять тысяч акций по выпускной цене, то есть по десять долларов штука. Соглашаетесь или нет -- мне безразлично! Толпа была довольна. Смока-то ведь поймали с поличным -- две подложные заявки! Тут же был выбран комитет. Так была образована Компания Земельных Участков Тру-ля-ля. Комитет отверг предложение о распределении акций в Доусоне на следующий день на том основании, что граждане, не принимавшие участия в походе, стали бы требовать своей доли; и у костра, разведенного на льду у подножия скалы, каждому участнику похода в отдельности была выдана расписка в получении от него десяти долларов золотым песком, смешанным надлежащим образом. В сумерки работа была закончена, и поселок Тру-ля-ля обезлюдел. Остались только Смок и Малыш, которые уселись ужинать и, хихикая, ощупывали мешки с золотом и просматривали списки пайщиков -- в количестве четырех тысяч восьмисот семидесяти четырех человек. -- Подожди! Это еще не все, -- заметил Малыш. -- Он придет, -- убежденно ответил Смок. -- Он -- прирожденный игрок, и когда Брек шепнет ему два-три теплых слова, то его не удержит и разрыв сердца. Через час раздался стук в дверь, и в хижину вошел Уайльд Уотер в сопровождении Билла Солтмена. Их глаза жадно забегали по хижине. -- Но предположите, что я хочу подписаться на тысячу двести акций, -- говорил Уайльд Уотер часом позже. -- С остальными пятью тысячами, расписанными сегодня, это составит всего-навсего шесть тысяч двести акций. Так что на вас с Малышом придется шесть тысяч триста. Контрольный пакет останется за вами. -- Но ведь и Биллу тоже кое-что нужно. А мы не хотим отдавать больше чем пятьсот акций. -- Сколько денег ты хочешь вложить в это дело? -- обратился Уайльд Уотер к Солтмену. -- Тысяч пять, скажем. -- Уайльд Уотер, -- промолвил Смок, -- если бы я не знал вас так хорошо, то я бы не продал вам ни одной самой захудалой акции. Как бы там ни было, мы с Малышом больше пятисот штук не отдадим, и они обойдутся вам по пятьдесят долларов за штуку. Это мое последнее слово. Билл может удовольствоваться сотней, тогда вам останется четыреста штук.

На следующий день весь Доусон смеялся. Начал он смеяться рано утром, когда Смок подошел к щиту для объявлений, висевшему на стене магазина А. С. Company, и прибил свою записку. Он еще не успел вколотить последнюю кнопку, как за его спиной уже собрался народ и, читая объявление, надрывался от смеха. Вскоре у щита образовалась толпа в несколько сот человек, и так как не все могли прочесть объявление, то тут же открытым голосованием был избран чтец. В течение дня чтецы сменялись неоднократно, и каждый из них громким голосом читал записку, вывешенную Смоком Беллью. Были люди, которые весь день топтались в снегу и в сотый раз слушали чтение, чтобы как следует запомнить во всех подробностях следующий документ:

ПЕРВЫЙ И ПОСЛЕДНИЙ ОТЧЕТ КОМПАНИИ ЗЕМЕЛЬНЫХ УЧАСТКОВ ТРУ-ЛЯ-ЛЯ

Каждый пайщик, не желающий пожертвовать десять долларов в пользу Центрального Госпиталя города Доусона, может получить свои деньги лично у Уайльда Уотера Чарли; в случае же отказа последнего от уплаты она будет немедленно произведена Смоком Беллью.

Приход и расход

За 4 874 акции по дол. 10 -- дол. 48 740 Дуайту Сэндерсону за участок Тру-ля-ля -- " 10 000 Единовременные расходы: динамит, сверла, ворот, регистрация у приискового инспектора и пр. -- " 1 000 Центральному Госпиталю гор. Доусона -- " 37 740 Итого -- дол. 48 740 От Билла Солтмена за 100 акций, приобретенных частным путем, по дол. 50 -- дол. за акцию 5 000 От Уайльда Уотера Чарли за 400 акций, приобретенных частным путем, по дол. 50 -- " за акцию 20 000 Вознаграждение Биллу Солтмену за его деятельность в качестве добровольного организатора похода в поселок Тру-ля-ля для устройства земельного бума -- " 3 000 Центральному Госпиталю гор. Доусона -- " 5 000 Смоком Беллью и Джеком Малышом -- в полный расчет по сделке с яйцами и в виде морального удовлетворения -- " 17 000 Итого -- дол. 25 000 Количество оставшихся акций -- 7126, на сумму, по нарицательной стоимости -- дол. 712 600 Эти акции, находящиеся у Смока Беллью и Джека Малыша, ценностью нуль, могут быть получены бесплатно всяким и каждым обитателем гор. Доусона, желающим переменить место жительства и насладиться тишиной и спокойствием в поселке Тру-ля-ля. Примечание. Указанные тишина и спокойствие гарантируются на неограниченное время. Подписи: Смок Беллью, председатель Джек Малыш, секретарь