Эмоции млекопитающих. Есть ли у животных чувства? Что говорит наука. Почему возникает эмоциональный стресс
Считается, что все или почти все поступки животных объясняются инстинктами. Если же говорить об эмоциях животных, то диапазон их вроде бы неширок: испуг и страх, раздражение и гнев. А чувства доброты, печали, ненависти и сострадания? Свойственны ли они животным? Или, оценивая какие-то их реакции, мы невольно хотим увидеть в необычном проявлении чувства, свойственные нам самим?
В данной работе мы будем опираться на исследования таких ученых как Шеррингтон, Ланге, Хебб, Джеймс, Мак-Фарленд, Жане, Гриффин и др.
Актуальность данной темы заключается в том, что эмоции и чувства наименее разработанная область зоопсихологии, поскольку на пути их исследования стоят принципиальные трудности.
Цель работы: раскрыть факты, свидетельствующие о наличие эмоций у животных и показать роль эмоций в их жизни.
Исходя из данной цели, были поставлены следующие задачи:
1. Изучить и проанализировать литературные источники, а также материалы Всемирной сети Интернет, посвященные данной теме.
2. Показать роль эмоций в жизни животных.
3. Раскрыть факты, свидетельствующие о наличие эмоций у животных.
Глава I. Роль эмоций в жизни животных
Анализ литературы, посвященной данной теме, показывает, что старые антропоцентричные теории приписывают способность чувствовать исключительно человеку, однако новые эксперименты доказывают, что высшие животные любят, получают удовольствие и чувствуют себя подавленными, так же, как и мы.
Эмоция, как и другие виды психической деятельности, возникла и развилась в процессе эволюции. Следовательно, на каком-то этапе эволюции она явилась важным приспособительным фактором.
Жизнь животных, в том числе и предков человека, отличается одной важной особенностью: неравномерностью нагрузок. Периоды крайнего, максимального (а может, и сверхмаксимального) напряжения чередуются с периодами относительного покоя и расслабленности.
В этом, по-видимому, одно из существенных отличий животных от представителей растительного царства. Растения добывают питание с помощью листьев и корневой системы более или менее непрерывно. Если и существуют колебания, то они обусловлены фотопериодичностью, сезонностью, то есть приспособлением обменных процессов к каким-то внешним ритмам. Но зато растение навеки приковано к месту своего обитания. А способность свободного перемещения в пространстве есть свойство высших проявлений жизни, и оно связано с апериодичностью, с кратковременностью и неравномерностью действия раздражителей, с «импульсным» характером нагрузок и питания. Если растение питается почти непрерывно, то у животного периоды приёма пищи и особенно воды чрезвычайно непродолжительны. Они составляют очень малую часть «распорядка дня» животного.
Во время охоты и преследования добычи, в схватке с сильным хищником, угрожающим жизни, или в момент бегства от опасности от животного требуется большое напряжение и отдача всех сил. Критерии экономности здесь оказываются несостоятельными. Животному требуется развить максимальную мощность в критической для него ситуации, пусть даже это будет достигнуто за счёт энергетически невыгодных, неэкономичных процессов обмена веществ.
Ситуация сравнима с работой двигателя военного корабля. Мощность его, допустим, 30 тысяч лошадиных сил, но конструкция предусматривает возможность форсирования до 50 тысяч лошадиных сил. При этом происходит быстрое изнашивание двигателя и непомерно большое расходование топлива. Поэтому в обычном походе такое форсирование двигателя не допускается. Однако в бою, когда речь идёт о жизни и смерти, оно абсолютно необходимо. В чрезвычайных обстоятельствах физиологическая деятельность животного также переключается на работу в «аварийном режиме». В этом переключении и состоит первоначальная физиологическая и адаптивная роль эмоций. Поэтому эволюция и естественный отбор закрепили в животном царстве это психофизиологическое свойство.
Возникает вопрос: почему в процессе эволюции не развились организмы, которые постоянно работали бы на таких «повышенных мощностях»? Ведь им не нужен был бы механизм эмоций для приведения организма в боевую готовность, так как они всегда находились бы в состоянии «алертности». Ответ ясен из сказанного выше. Состояние боевой готовности связано с очень высокими энергетическими затратами, с неэкономным расходованием питательных веществ. Таким животным понадобилось бы огромное количество пищи, и большая её часть пропадала бы зря, расходовалась бы впустую. Для живого организма это невыгодно: лучше обладать низким уровнем обмена веществ и умеренной силой, но при этом иметь «аварийные механизмы», которые в надлежащий момент переключат организм на функционирование в ином, более интенсивном режиме, то есть позволяют развивать более высокую мощность, когда в этом есть действительная необходимость.
Существует и другая функция эмоций – сигнальная.
Эмоция голода заставляет животное искать пищу задолго до того, как истощатся запасы питательных веществ в организме.
Эмоция жажды гонит животное на поиски воды, когда запасы жидкости в организме ещё не исчерпаны, но уже оскудели, стали ниже некоторого «сигнального» уровня.
Боль сигнализирует животному, что его живые ткани повреждены и находятся под угрозой гибели.
Ощущение усталости и даже изнеможения появляются значительно раньше, чем подходят к концу энергетические запасы в мышцах. И если усталость снимается могучей эмоцией страха или ярости, то организм животного после этого в состоянии проделать ещё весьма значительную работу.
Значит, усталость лишь сигнализирует животному об израсходовании части его энергетических ресурсов и накоплении продуктов их распада.
Как видим, роль эмоций в жизни животных огромна. В этом состоит биологическая целесообразность эмоций как механизма уравновешивания, приспособления к окружающей среде.
Слово «целесообразность» не должно сбивать с толку и внушать ложный вывод, что эмоции были якобы созданы специально для какой-то цели. Просто наличие эмоционального механизма оказалось выгодным для животного, и естественный отбор, действуя с непреодолимой силой на протяжении многих поколений, закрепил это свойство как важное и полезное. Но в отдельных конкретных ситуациях эмоции могут быть и вредными, приходя в противоречие с жизненными интересами животного. Так, эмоция ярости помогает хищнику, удесятеряя его силы в момент преследования добычи. Но эта же эмоция ярости зачастую приводит его к гибели, лишая осторожности и осмотрительности. Здесь осуществляется закономерность, которая присуща любому биологическому механизму приспособления: в общем итоге механизм этот способствует выживанию вида, но в частных проявлениях – не всегда полезен, а иногда и вреден.
Глава II. Эмоции у животных
Здоровые животные, бегая, прыгая и играя, чувствуют удовольствие и всем своим видом показывают, что они счастливы. Наблюдатели за дельфинами видели, как плавая синхронно, прыгая и плавая наперегонки, дельфины выражают радость бытия. Очевидно, что многим животным нравится играть, и они используют любую возможность для игр с себе подобными. Можно объяснить с эволюционной точки зрения то, что щенкам нравится играть, потому что это помогает им развить навыки, которые впоследствии им пригодятся. Тем не менее, очевидно, что они зачастую играют просто из удовольствия играть. Игривое животное старается вовлечь в игру другое, находящееся поблизости. Если другое животное отказывается, ищут другого товарища для игр. Если такого нет, животные способны играть с любой вещью, и даже со своим собственным хвостом. Иногда радость игры заражает других, и вся стая включается в игру. Этолог Марк Бекофф наблюдал веселые прыжки лося на снегу, который прыгал, как акробат, без устали и с видимым удовольствием от прыжков. Несмотря на то, что было полно свежей и сочной травы совсем недалеко, он предпочитал развлекаться на снегу. Даже буйволы любят скользить на льду, издавая радостное мычание.
Слоны могут жить около 60-ти лет, в течение которых у них 6 раз сменяются зубы. Потеряв последний зуб (не позднее 65 лет), они не могут есть и умирают от голода. Слоны живут в матриархальных семьях, состоящих из нескольких взрослых самок и их детенышей, самая старая самка в стаде является матриархом. Но их социальные отношения выходят за рамки семейного клана. Когда две знакомые друг другу семьи встречаются в саванне, они приветствуют друг друга с явным удовольствием, шевеля ушами, трогая друг друга клыками и издавая громкие звуки своим хоботом. Матриархи здороваются друг с другом, и каждый индивидуум с радостью приветствует всех знакомых из другой семьи. Цинтия Мосс, которая провела 30 лет, наблюдая за семьей диких слонов в Амбросели (Кения), пишет: «Я все еще прихожу в возбуждение каждый раз, когда вижу одну из церемоний семейных приветствий». ‘Даже тогда, когда я выступаю сугубо как ученый, у меня не появляется сомнений в том, что слоны радуются, видя снова друг друга. Может быть, это не то же самое, что и человеческая радость, и не может быть приравнена, но это слоновья радость и она выполняет очень большую роль в их социальной системе»
Крысы, так же как и люди, выделяют допамин, когда приходят в возбуждение. В людях эмоциональное состояние связано с присутствием определенных нейропередатчиков (молекул, которые служат для сообщения одних нейронов с другими через синапсис). В частности, наши состояния возбуждения и удовлетворения характеризуются тем, что в теле присутствуют большие дозы допамина. Невролог Стивн Силвей обнаружил, что, когда крысы играют, их мозг выделяет большие дозы допамина. Они находят игру возбуждающей, и даже предвосхищают ее: они более активны и возбуждены, когда их несут в место игр. Тем не менее, если им ввести вещество, блокирующее допамин, это поведение прекращается. Другой невролог, Яаак Панскепп, обнаружил, что крысы, играя, также производят эндорфин, как и мы. Гормон окситоцин, который играет роль в сексуальном поведении и в привязанности среди людей, также присутствует в полевых кротах, ухаживающих друг за другом и образующих семью.
В действительности, любовь между животными, которые не являются людьми, не сводится к брачным играм и совершению полового акта. Есть также моменты нежности, избрания партнера, создание постоянных отношений. Вороны «влюбляются» и создают долговременные пары, как уже описал В.Хейнрих. Также В.Вюрсиг описал брачные игры среди китов около полуострова Вальдес, в Аргентине. Во время брачных игр самец и самка дотрагиваются друг к другу своими плавниками, поглаживают друг друга, переплетают хвосты, плавают вместе, выпрыгивают из воды одновременно. Матери, перевернувшись на спину, поднимают детенышей на живот. Киты даже приглашали наблюдателей присоединиться к игре, что было уже небезопасно, и поэтому мы должны были удалиться на большой скорости. Во всяком случае, видя их ухаживания и постоянные игры, казалось, что они очень веселятся.
Кроме радости, животные чувствуют жалость, депрессию и даже скорбь. Этологи, которые провели много времени со слонами, как Цинтия Мосс и Джойс Пул, научились узнавать многочисленные эмоции, даже удивительное понимание смерти и выражение скорби по случаю потери членов семьи слонов.
Когда слон умирает, все стадо скорбит несколько дней. Согласно Цинтии Мосс, «кажется, что они имеют понятие о смерти. Возможно, это является самой удивительной характеристикой. В отличие от других животных, слоны узнают трупы и скелеты. Они не уделяют внимания останкам других животных, но всегда реагируют, видя труп слона». Видя останки слона, вся семья останавливается, их тела напрягаются. Сначала они приближают свои хоботы, чтобы обнюхать останки, потом щупают и передвигают кости, особенно череп, как будто они стараются узнать умершего. В некоторых случаях они узнают по останкам умершего, и бросают землю и листья на останки.
Когда слон агонизирует, его близкие находятся рядом. Когда он умрет, прежде всего, они постараются оживить его, потом, когда они смиряются с неизбежностью, слоны остаются рядом с телом, с нежностью трогая его хоботами. После многочисленных наблюдений этого поведения, Пул утверждает, что «нет никакого сомнения, что слоны переживают очень глубокие чувства и имеют какое-то представление о смерти».
Смерть слона воздействует на все стадо. Если речь идет о детеныше, его мать несколько дней подряд скорбит рядом с трупом, и даже пытается его переносить при помощи хобота и клыков. Другие взрослые члены группы остаются рядом с ней и замедляют ход, они могут оставаться несколько дней рядом с умершим детенышем, склонив головы и свесив уши, молчаливые и подавленные. Маленьким слонам, которым пришлось быть свидетелями убийства своих матерей, похоже, снятся кошмары, и они с криками просыпаются. Когда погибает взрослый слон, другие слоны пытаются его поднять и не отходят от тела, пока тело не начнет разлагаться. Иногда они отгоняют от тела падальщиков и пытаются закрыть тело листьями. Смерть матриарха семьи вызывает всеобщую скорбь и может привести к распаду группы. Это поведение помогают охотникам и браконьерам убивать слонов. Если они убивают одного представителя стада, можно покончить со всем стадом, потому что остальные не только не убегают, но и стараются остаться рядом с убитым.
Английский приматолог Джейн Гудейл, которая провела много лет среди шимпанзе, смогла наблюдать в них эмоции и чувства различного характера, самое крайнее любопытство и самая крайняя нежность, самая разрушительная агрессия и скорбь по поводу потери близкого члена семьи. Один пример: Флинт, молодой и здоровый шимпанзе, был очень зависим сентиментально от своей матери, матриарха Фло, которая умерла в возрасте 50-ти лет. Флинт очень переживал, и был в не состоянии принять ее смерть. Он отказался оставить труп матери, долгое время сидел рядом, держа ее за руку и издавая жалобный стон. Флинт оставлял труп только на ночь, чтобы забраться в гнездо, где он был рядом с матерью в ту последнюю ночь, когда она умерла. Он оставался в гнезде, неотрывно глядя на труп. Он был так удручен, что даже отвергал еду, которую ему приносили его братья и сестры. Он худел все больше. Через три недели Флинт свернулся клубочком и умер.
Не только слоны и шимпанзе скорбят. Конрад Лоренц отметил, что грусть, которую выражают гуси, очень похожа на грусть детей, и проявляется также: свешенная голова, проваленные глаза: Самки морского льва впадают в отчаяние, когда видят, как их детенышей пожирают касатки: кричат, стонут и скулят, скорбя о их смерти. Даже дельфины, парадигма радости жизни, могут умереть от стресса, как происходит с некоторыми экземплярами во время дрессировки. Это привело Рика О Барри, самого знаменитого из дрессировщиков этих животных, оставить дрессуру.
Чарльз Дарвин, который в 1872 году опубликовал «Выражение эмоций в человеке и животных», совершенно не сомневался, что животные обладают чувствами. Тщательные наблюдения, проведенные им о разных способах, которыми животные, люди и не люди, выражают эмоции, включая весь репертуар нахмуренных бровей, положения ушей, формы открытия рта, движений хвоста, положение шерсти, положений тела, звуки (мурлыканье, стоны) и другие жесты, наблюдения, которые до сих пор в большей части верны. Действительно, эмоции животных очень прозрачны и мы можем определить их с легкостью, если знаем расшифровывать их знаки.
Собаки и волки выражают свои чувства посредством широкого репертуара поз и звуковых сигналов, а также лицевой мимики и запахом. Волки лают, чтобы оповестить о присутствии чужаков на территории. Собаки, когда засекают присутствие незнакомцев, начинают беспокоиться и оповещают об этом громким и продолжительным лаем. Волки воют, чтобы собрать стаю и направить ее во время охоты. Члены стаи, находящиеся вдали друг от друга, сближаются и начинают выть хором, что усиливает социальные отношения в группе перед атакой. Собаки, оставшись одни, тоже воют, собирая свою «стаю» (их человеческого хозяина). Кроме того, они скулят, когда им причиняют боль, когда они разозлены и в то же время напуганы, они угрожающе рычат. Если их агрессивность увеличивается, они подбирают губы и показывают клыки, не переставая рычать. Движения хвоста тоже очень хорошо передают эмоциональное состояние. Хвост собаки очень выразителен. Когда ей страшно, она поджимает хвост и держит его меж задних ног, не позволяя своим анальным железам выделять сигналы. Таков также жест подчинения, который принимают волки, когда проходят рядом с доминантом. И, наоборот, когда собака чувствует себя уверенно и агрессивно настроенной, она жестко поднимает хвост. Если она довольна, но неуверена (что часто бывает в присутствии хозяина), она мягко повиливает хвостом.
Во время первой половины 20 века психология поведения попыталась применить позитивистский метод в изучении поведения, не рассматривая эмоции. Тем не менее, в последние годы появилось очень большое число книг по этологии и неврологии, которые отвергли исключительно поведенческую методологию и признали чувства у животных.
В 1996 году Сюзан МкКарти и Джефри Массон собрали обширную этологическую документацию в книге «Когда слоны плачут», невролог Жозеф Ле Ду опубликовал «Эмоциональный мозг», строго научное исследование невромеханизмов эмоций. Панксепп начал новую веху в 1998 книгой «Affective Neuroscience: The Foundation of Human and Animal Emotions». В 2000 году появились "Infant Chimpanzee and Human Child: Instincts, Emotions, and Play Habits" (N.Ladygina-Kots and F. De Waal), сравнение чувств и детских игр шимпанзе и человека, и важнейшая антология биолога Марка Бекоффа, «The Smile of a Dolphin: Remarkable Accounts of Animal Emotions», где более чем 50 исследователей представляют результаты своих полевых исследований. Известный журнал Bioscience опубликовал в октябре 2000 г. обширное изучение об эмоциях животных, полное ссылок на многочисленные случаи ситуаций, в которых те проявляли свои чувства. До этого времени эти наблюдения игнорировались специалистами по поведению животных, которые называли их анекдотичными. Но, как указывает Бекофф, «множество анекдотов является фактом». И факты настолько многочисленны, что не могут быть игнорируемы. Согласно представлениям Джеймса Ланге, чувство возникает в результате восприятия изменений своих собственных внутренних органов. Субъективное переживание есть следствие, а не причина мышечных, висцеральных изменений. Но эту теорию простыми опытами опроверг Шеррингтон. Перерезав чувствительные пути, ведущие от внутренних органов в мозг, он прекратил связь внутренних органов с мозгом. При этом эмоциональное поведение не нарушалось. Правда, доводы Шеррингтона тоже вызвали возражения. Автор книги «Организация поведения» Дональд Хебб считает, что опыты Шеррингтона ничего не доказали, так как в них речь идёт об эмоциональном поведении, а не о субъективном переживании. Точка зрения Хебба кажется ошибочной, потому что он неправомерно отрывает эмоциональное поведение животных от эмоционального переживания. На самом деле первое служит вполне адекватным показателем второго. Кэннон экспериментально доказал роль зрительных бугров (таламуса) в формировании эмоций и показал, что эмоциональное переживание возникает при раздражении этих бугров. Бэрд дополнил теорию Кэннона, указав, что субъективное переживание возникает лишь при распространении возбуждения с таламуса на кору головного мозга. В последние годы Линдслей привлёк к объяснению эмоций ещё и ретикулярную формацию (сетевидное образование стволовой части мозга), а Пейпез – лимбическую систему.
Так как животные чувствуют удовольствие и боль, мы можем поставить себя на их место и понять их эмпатически, мы можем сочувствовать им, хотя мы не можем сочувствовать грибу, камню или машине, так как те, не имея нервной системы, не имеют эмоций. Известно, что женщины, в среднем, лучшие наблюдатели, чем мужчины, и более тонко понимают оттенки чужих эмоций. Поэтому неудивительно широкое присутствие женщин среди профессиональных этологов, как приматологи Джейн Гудейл, Диана Фоссей и Бируте Гальдикас, или уже упоминавшиеся Цинтия Мосс и Джойс Пул, изучающие слонов. Женщины проявляют большее сочувствие, большее понимание и нежность к животным и их страданиям. Кроме того, они чаще принимают участие в движениях по защите животных.
В Швеции свиньи, коровы и куры защищены законом.
Французская писательница Маргерит Йорсенер написала большую часть международной декларации прав животных. Шведская писательница Астрид Линдгрен была движущей силой движения, которое привело парламент ее страны провозгласить законы, призванные защитить права коров, свиней и кур. Даже в испанской королевской семье Королева более чувствительна к страданиям животным, чем Король, который нередко присутствует на публичном истязании быков на корридах.
Возрастающее признание учеными эмоций животных и их способности чувствовать удовольствия и муки являются движущей силой, которая приводит в наши дни к моральной революции, затрагивая все аспекты нашего отношения к природе. Очень показателен тот факт, что престижный университет США, Принстон, призвал возглавить новую кафедру этики Питера Сингера, известного защитника прав животных.
Во всяком случае, развивая только искусственный, абстрактный, виртуальный мир мы ставим под угрозу наши корни, связывающие нас с жизнью и чувством реальности.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Обобщая все вышеизложенное, следует отметить, что задачи, поставленные в данной работе – выполнены.
Изучено и проанализировано семь основных литературных источников, посвященных заявленной теме; кроме того, в процессе работы были проработаны материалы, взятые из Всемирной сети Интернет.
В первой главе работы показана роль эмоций в жизни животных.
Во второй – раскрыты факты, свидетельствующие о наличие эмоций у животных.
В качестве основного вывода данной работы следует отметить, что фактов и наблюдений, говорящих о богатой палитре эмоций в животном мире, множество. И, в конечном счете, дело сводится к обобщению этих фактов, к научным умозаключениям. Разумеется, из одних и тех же фактов нередко делаются самые различные выводы. Увы, не последнюю роль играет здесь и известный афоризм: «Результат зависит от точки зрения». От утвердившихся взглядов, от общепринятого мнения. А порой и от ложной исходной позиции ученого. «Нет ничего опасней для новой истины, как старое заблуждение». Наверное, эти слова Гете всегда будут справедливы в познании мира. В основе психической деятельности животных, бесспорно, лежит механизм рефлекса – инстинктивная ответная реакция организма на какие-то воздействия. Но разве мы не видим во многих случаях того, что выходит за рамки инстинкта? Нередко на этот вопрос следует привычный отрицательный ответ. Необычный факт отвергается только потому, что противоречит традиционному взгляду. А сомнения остаются, поскольку утвердившиеся объяснения необычных случаев поведения животных далеко не всегда убеждают.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Годфруа Ж. Что такое психология. В 2-х т. Т. 1. М.: Мир, 1996. – 496 с.
2. Джеймс В. Психология. – СПб.: Знание, 1916. – 240 с.
3. Ланге Г. Душевные движения. – СПб.: Питер, 1996. – 180 с.
4. Лурия А. Р. Лекции по общей психологии. – М.: Мир, 1977. – 320 с.
5. Мак-Фарленд Д. Поведение животных. – М.: Мир, 1988. – 517 с.
6. Палмер Д., Палмер Л. Эволюционная психология. Секреты поведения Homo Sapiens. – СПб.: Прайм-Еврознак, 2003. – 384 с.
7. Таранов П. С. Универсальная энциклопедия аргументов. Спорные истины. В 2-х т. Т. 2. – Висагинас: Альфа, 2000. – 656 с.
Нейробиолога Пегги Мэйсон на протяжении всей карьеры убеждали в том, что крысы, на которых она проводит эксперименты, не способны испытывать сочувствия. Только люди и другие приматы могут понимать эмоции других. Большинство животных не умеют, а о крысах с пронзительным взглядом и говорить нечего.
Но то, что она видела в лаборатории, говорило ей совсем иное. Во время экспериментов Мэйсон и ее коллеги по Чикагскому университету наблюдали, как мышь, помещенная рядом с другой мышью, находящейся взаперти, открывала клетку, чтоб спасти ее. Игрушечной мыши она не пыталась прийти на выручку. Более того, когда перед «свободной» мышью ставится выбор: спасти товарища или полакомиться вкусной шоколадкой, она сначала откроет клетку, а потом поделится лакомством.
Исследование, опубликованное в 2011 году в журнале Science, стало прорывом. Если мыши способны к базовым формам сочувствия, тогда оно может выступать как нечто общее - или даже универсальное - для всех млекопитающих. Изучение сочувствия у животных позволит нам взглянуть на его эволюцию у людей («Я считаю себя просто любопытной мышкой», - сказала мне Мэйсон).
Но практически сразу же результаты исследования Мэйсон были восприняты скептически.
Алекс Кацельник, специалист в области поведенческой экологии, утверждает, что Мэйсон просто проецирует человекоподобные чувства и эмоции на эти акты «спасения» мышей - стремление, известное как антропоморфизм (представление о чем-то как человекоподобном)
«Мы не обладаем никакими доказательствами того, что именно внутренние личные практические знания двигали животными, - говорит мне Кацельник во время звонка по Скайпу из своего офиса в Оксфорде. - Испытывают ли они какие-либо эмоции, когда помогают напарнику? Вполне возможно, но в действительности мы не знаем».
В ответ на исследование Мэйсон, Кацельник и его коллеги написали , что в некоторых ситуациях может показаться, что крошечные муравьи могут «спасать» других муравьев. Но у муравьев практически нет мозга, и лишь немногие считают их способными к сочувствию.
Алан Зильберберг, психолог из Американского университета, также удивляется тому, что Мэйсон делает слишком серьезные выводы на основе полученных данных. По его мнению, «свободная» крыса открыла клетку по эгоистичным побуждениям: ей нравилось играть с другими сородичами. Он опубликовал статью, в которой повторил и проанализировал исследование Мейсон, но с небольшим изменением. Он показал, что «свободная» крыса не так заинтересована в освобождении «несвободной», если не может поиграть с ней после того, как клетка будет открыта.
Подобная критика не означает, что результаты Мейсон неверны. Но они иллюстрируют основную трудность изучения сочувствия у животных: несмотря на то, что наблюдать за поведением животных нетрудно, практически невозможно утверждать об истинных мотивах, скрывающихся за таким поведением.
Стремление понять природу сочувствия у животных существует давно и может быть чревато, но это все не так просто. Если животные могут действительно чувствовать эмоции, подобные нашим, это открытие может однажды привести к нахождению способов излечения случаев, при которых затруднены социальные связи - как при аутизме - или их вовсе не существует, как при социопатии.
Нас должен заботить вопрос, обладают ли животные сочувствием. Это могло бы означать, что мозг животных не так уж отличается от нашего.
На протяжении многих десятилетий ученые, пытающиеся изучать сочувствие у животных, сталкивались с простой фундаментальной проблемой. «Существует такое большое количество всевозможных интерпретаций [сочувственного] поведения животных, которые необходимо устранить, если вы собираетесь заявить, что они реагируют на эмоции другого животного,” - объясняет Джеймс Беркетт, исследователь неврологии в Эмори. В конце концов, психологи не могут посадить крысу на кушетке и попросить рассказать о своих переживаниях.
Первые эксперименты, нацеленные на доказательство наличия сопереживания у животных, были поставлены в тупик именно этим ограничением. В 1959 году Рассел Черч, который до сих пор является действующим исследователем в области неврологии в Университете Брауна, продемонстрировал , что крысы, обученные нажимать на рычаг для того, чтобы получить еду, переставали делать это, когда при нажатии другая крыса получала электрический разряд в соседней клетке. Он утверждал, что это было проявлением беспокойства и возможным признаком сочувствия.
Затем в 1962 году Джордж Райс и Присцилла Гейнер в Колледже Агнэс Скотт пошли еще дальше, утверждая, что крысы пытаются спасти сородичей, находящихся в беде. В эксперименте крыс помещали в две прозрачные клетки, стоящие рядом. Одну из крыс обматывали жгутом и подвешивали над землей, что вызывало неприятные эмоции и провоцировало плач. У свободной крысы из другой клетки есть возможность нажать на рычаг, чтобы опустить жгут. Крысы будут нажимать на рычаг, чтобы «освободить» сородичей, но не приложат подобных усилий, если к жгуту будет привязан кусок пенопласта.
Райс и Гейнер пришли к выводу, что «такое поведение имеет сходное происхождение с альтруизмом».
Но другие психологи в то же время не были удовлетворены подобными выводами. Они легко нашли альтернативные объяснения поведению крыс.
«Трудно поверить, что сочувствие - такая присущая человеческому виду характеристика - появилось только после того, как наша генетическия линия отделилась от обезьяньей»
В статье-опровержении, опубликованной в Science, утверждается, что крысы использованные Райс и Гейнер просто отвечали таким образом на громкий шум доносящийся от другой крысы. Критики заявили, что крысы будут нажимать на рычаг для того, чтобы избавиться от любого громкого шума, исходящего не только от собратьев. Их аргумент заключался в том, что это было не сопереживание, а желание, чтобы их коллега заткнулся.
Не теряя стойкости духа, другие ученые продолжили искать сочувствие у животных. Через несколько лет, в 1964 году, ученые обнаружили , что «макака-резус будет последовательно отказываться от безопасной пищи, если ее получение связано с электрическим разрядом другой обезьяне». Жюль Массерман, который когда-то был президентом Американской психиатрической ассоциации, также отметил, что макаки-резус более склонны к голоданию ради тех обезьян, с которыми они были знакомы.
Большинство психологов, однако, отказывалось верить в то, что животные способны к сочувствию. Особую роль здесь играли представители бихевиоризма - учения, согласно которому животные не обладают поддающимся наблюдению психическим состоянием, а исключительно действиями. Поведение может быть понято в терминах награды, наказания, конкуренции и последствий, но не эмоций. Всякий раз, когда животные демонстрируют поведение схожее с сочувствием, бихевиористы с легкостью приписывают его к связи «стимул-реакция».
И в течение длительного времени скептики преобладали. У ученых просто не было средств, чтобы продемонстрировать, что животное сочувствие реально. Так было до тех пор, пока Джеффри Могил, генетик Университета Макгилла, не заметил странное поведение его мышей в начале 2000-х годов.
Несмотря на то, что он причиняет вред мышам с целью заработать на жизнь, Могил говорит, что это происходит вовсе не из-за отсутствия собственного сочувствия. Его исследование посвящено изучению вопроса, почему два человека могут испытывать боль по-разному, и проводится с целью создать более действенное лекарственное средство для подавления боли. «Мое сочувствие в основном зарезервировано для пациентов с хроническими болями», – говорит мне Могил.
В течение многих десятилетий Могил и его команда проводят эксперименты по поиску болевого порога мышей, чтобы понять какую роль сыграла генетика в вопросе терпимости к боли.
В одном эксперименте исследователи берут мышей из клетки и опускают их хвост в воду с температурой 49°C. Они хотели понять, как долго мышь будет дергать хвостиком, чтобы измерить, насколько хорошо животное противостоит боли.
В начале 2000-х Могил и его команда начали анализировать данные тысяч подобных экспериментов и натолкнулись на причудливую закономерность. Порядок, в котором мыши были протестированы, оказался очень важным для терпимости к боли. То есть, в среднем, первые мыши, взятые из общей клетки и опущенные в горячую воду, испытали наименьшее количество дискомфорта. Вторые чувствовали боль немного сильнее. И так далее.
«Это было очень-очень неожиданно для нас», - говорит Могил. Складывалось впечатление, будто первая мышь каким-то образом предупреждала товарищей в своей клетке, что «это очень больно». И другие мыши морщились, слыша это.
По словам Дмитрия Тарасова, животные, как и люди, переживают «натуральные эмоции» - страх, боль, радость, привязанность, скуку, любовь. В то же время ни собакам, ни кошкам не свойственны так называемые «рэкетные чувства», построенные на оценке поступков и на желании манипулировать.
«Животные не умеют анализировать свои действия - у них нет необходимого участка коры головного мозга - но обладают элементарной рассудочной деятельностью. Звери обобщают свой прошлый опыт и делают из него выводы. Например, облаивающая автобус собака не побежит к нему, а направится к остановке, потому что уже точно знает, где транспорт появится. Она может срезать путь, рассчитать траекторию, то есть решить задачу, которую решает человек», - рассказывает зоопсихолог.
Какие чувства у человека и животного схожи
У нас и зверей больше общего, чем различного. Например, мы одинаково скучаем по кому-то.
Привыкшие к своему окружению животные испытывают примерно те же эмоции, которые возникают у тоскующего по кому-то человека. За это чувство отвечают ровно те же химические вещества, которые функционируют в отделах мозга у людей.
Дмитрий Тарасов
Зоопсихолог
«Только они переживают все острее. У человека в подобных ситуациях есть временные решения, например, утешить себя мыслями или позвонить, чтобы узнать, все ли в порядке. У животных таких опций нет», - заключает Тарасов.
Существуют также исследования, подтверждающие, что питомцы способны скучать по своим хозяевам. Как правило, симптомами хандры являются плохой аппетит и нежелание играть.
Как и у людей, у животных бывает депрессия.
Тарасов отмечает, что это состояние связано с дефицитом серотонина (так называемого «гормона счастья») и гибелью серотониновых рецепторов в мозгу: «У человека с депрессией ассоциируется состояние апатии, у животных же депрессии сопровождаются игнорированием всего нового, стереотипными поведением, суетливостью, тревожностью и раздражительностью». Например, страх громких звуков у питомцев может быть проявлением депрессии. По мнению ученых, низкая стрессоустойчивость домашних животных, которая порождает боязни, объясняется тем, что они получают еду, а не добывают ее.
Еще животные умеют копировать нашу мимику.
Собака и человек, например, генетически адаптированы друг другу на протяжении веков. И поэтому пес часто смотрит на реакцию хозяина больше, чем анализирует свои действия.
Дмитрий Тарасов
Зоопсихолог
Также могут перенимать мимику животные, у которых развито ассоциативное мышление. Например, обезьяны, еноты и все другие, у которых лапки похожи на ручки.
Зоопсихолог полагает, что у одомашнивания есть и хорошие, и плохие последствия: животные адаптируются и могут комфортно жить с человеком, но после питомцев нельзя отпускать в другую среду - они там не смогут выжить.
А чем отличаются человек и животное в эмоциональном плане
Давайте представим: собака сломала вазу и, кажется, смущена. Она как будто чувствует, что сделала что-то плохое. Но могут ли животные испытывать чувство стыда в человеческом понимании? На самом деле, нет. Они не способны оценивать свои поступки в силу строения мозга. Стыд же появляется тогда, когда неправильное действие осознается.
Домашние питомцы могут только понять, что какое-то их действие вызвало гнев и недовольство со стороны хозяина. И в этом случае они испытают скорее дискомфорт, чем стыд.
При этом животное не может обидеться. С ним можно только испортить отношения. «Они всегда понимают, когда вы непредсказуемы, агрессивны, опасны или слишком непонятны, и им лучше не вступать с вами в контакт. Также некоторые неправильные действия человека могут перегрузить нервную систему животного, в таком случае оно уйдет в состояние торможения и избегания. Подобное поведение является более ранней с точкой зрения эволюции версией человеческой обиды, по внешним проявлениям очень на нее похожим», - объясняет зоопсихолог.
Понимают ли животные, что мы их любим
Питомцы, конечно, понимают, что их любят. Они полноценно ощущают привязанность и теплые чувства. Эта любовь связана с выделением гормона окситоцина. Под его действием формируется мозг, в него закладываются образы и матрица восприятия мира.
Особенно важна любовь для тех, кто родился с развивающимся мозгом, например, для собак, у которых нежные чувства управляют впечатлениями и формируют нервную систему.
Зоопсихолог утверждает, что для социальных животных, которые решают свои базовые потребности через взаимодействие (собака, волк, человек), крайне важно ощущение себя в коллективе/стае, так как вне коллектива/стаи они не выживают. Недостаток общения ведет к деградации и к очень тяжелым стрессам, которые в разы сильнее, чем стрессы от физических проблем. Поэтому собака больше страдает в одиночестве, чем от голода или холода. Помните об этом и берегите зверей!
На вопрос о чувствах животных без запинки положительно ответит любой, у кого есть питомец: нам не надо доказывать, что собака грустит, когда нас нет рядом, морская свинка радуется возвращению хозяина, а кошка приходит помурлыкать на колени, когда нам грустно. Ученые же не так уверены в том, что звери способны переживать, и это понятно: в лабораториях животные служат науке чем-то вроде расходных материалов, помогая искать лечение для человеческих болезней. На самом деле споры о том, есть ли у животных чувства, сравнимые с нашими, ведутся не одно десятилетие. Научный обозреватель Vox Брайан Резник резюмирует результаты исследований на эту тему.
Когда в 2011 году нейробиолог Пегги Мейсон из Чикагского университета опубликовала работу об эмпатии у крыс, она стала прорывом и заставила ученого сменить область исследований. В своей публикации Мейсон показала, что если одну крысу посадить в клетку и позволить другой бегать поблизости, то «свободная» крыса находит способ открыть дверцу и освободить сородича. Более того, она сделает это, даже если ей предложить вкусное угощение: сначала выручит товарища-крысу, а затем обе разделят десерт. Из результатов эксперимента следовало: если крысы способны на такие формы эмпатии, значит, это может быть распространенной или даже общей чертой у всех млекопитающих, а не только у людей, как мы привыкли полагать.
Выводы Мейсон, разумеется, тут же столкнулись с критикой. Биолог из Оксфордского университета Алехандро Касельник провел ответное исследование, в котором продемонстрировал , что даже муравьи вызволяют своих из заточения в некоторых ситуациях, а ведь у муравьев нет мозга в обычном для млекопитающих смысле слова. По мнению Касельника, говоря об эмпатии у крыс, ученые наделяют их чувствами и эмоциями, которые испытывают сами. Испытывает ли крыса эмоции, выручая товарку, мы не знаем.
Психолог из Американского университета в Вашингтоне Алан Силберберг также уверяет, что Мейсон увидела в своем эксперименте больше, чем должна была. По его мнению, крыса открывала задвижку из эгоистичных соображений, а не ради комфорта другого существа, – просто ей хотелось получить товарища по играм. Силберберг показал , что когда в похожем эксперименте животные не могут играть вместе после вызволения из заточения, интерес крысы-спасателя к сородичу заметно ослабевал. Кроме того, крыса, умеющая жать на кнопку, открывавшую дверцу, будет делать это, даже если это не приводит к освобождению другого животного.
Поток критики, обрушившийся на нейробиолога, не означает, что в ее работу закралась ошибка. Но он подчеркивает главную трудность, с которой сталкиваются все, кто исследует поведение животных: интерпретировать их поступки мы можем как угодно, но с достоверностью установить, что же стоит за ними, практически невозможно. Никто не может усадить крысу на диван и поговорить с ней о ее чувствах.
Исследования, пытающиеся определить, способны ли животные сопереживать, ведутся уже более полувека. В 1959 году нейробиолог из Университета Брауна (США) Рассел Чёрч выяснил , что крыса, обученная жать на кнопку, чтобы получить лакомство, не будет делать этого, если нажатие приводит к тому, что животное в соседней клетке получает удар электрическим током. Тремя годами позже исследователи Джордж Райс и Присцилла Гэйнер провели другой не слишком добрый эксперимент . Одну крысу заключили в «сбрую» и подвесили над полом клетки; боль, причиняемая таким положением, заставляла животное пищать. Другая крыса находилась в соседней клетке вместе с рычагом, который мог опустить страдающую крысу на землю. Согласно публикации, свободные крысы действительно жали на рычаг, чтобы вызволить соплеменниц из их неудобной тюрьмы. Это привело авторов работы к заключению, что поведение животных «могло соответствовать альтруизму».
Как и в случае с Пегги Мейсон, такие выводы подвергались критике современников. Так, в одной из статей, опубликованных в качестве ответа Райсу и Гэйнер, указывалось , что крысы будут жать на рычаг, чтобы вызволить что угодно, что издает неприятные звуки, в том числе неодушевленный предмет. При этом чем противнее звук, тем больше стараются животные, – беспрерывный белый шум заставлял крыс действовать активнее, чем запись писка их товарок. Следовательно, говорили ученые, нельзя считать поведение крыс эмпатией – они просто хотели прекратить звуки.
Тем не менее исследования продолжались, и в 1964 году ученые выяснили , что «большинство макак-резусов предпочтут страдать от голода вместо того, чтобы получить еду, если для этого нужно дать разряд током сородичу». Исследование также отмечало, что животные склонны к большему «самопожертвованию» – именно так квалифицировали их поведение, – если это убережет от страданий знакомых им особей. Эти находки также не смогли убедить научное сообщество в том, что животные способны к эмпатии, пишет Резник: в науке царил бихевиоризм, и любые проявления в поведении зверей биологи объясняли ответом на те или иные стимулы – поощрение, наказание, конкуренция и так далее, но только не эмоциями. Так было до начала 2000-х годов.
В начале двухтысячных генетик из Университета Макгилла (Канада) Джеффри Могил анализировал данные из тысяч экспериментов по определению болевого порога у мышей – это нужно для разработки препаратов для пациентов с хроническими болями. Порог искали так: сковывали грызуна, чтобы он не мог убежать, опускали его хвост в горячую (49°С) воду и засекали время, когда животное выдернет хвост из воды. В результатах опытов Могил заметил странность : оказалось, что у каждой следующей мыши время, которое она соглашалась терпеть дискомфорт, уменьшалось. Ученый заключил, что причина такого последовательного понижения болевого порога в том, что мыши каким-то образом передавали соплеменникам информацию об испытанной ими боли (вынутое из горячей воды животное сажали в общую клетку, из которой и брали следующего подопытного). Это подтвердили последующие эксперименты: выяснилось, во-первых, что эффект снижения болевого порога теряется, если прошедших испытание животных сажать в отдельную клетку, а во-вторых, что мыши будут острее чувствовать стресс, если окружены сородичами, которым тоже больно, причем стресс больше, если мыши ранее были «знакомы».
Макгилл опубликовал описание своих находок в журнале Science, и оно стало первым свидетельством того, что какие-то животные, помимо приматов, могут испытывать так называемое «эмоциональное заражение» – чувство-предшественник эмпатии. Еще один эксперимент канадца тем более можно расценивать как доказательство эмпатии – в нем Макгилл показал, что если заставить одну мышь страдать (подопытным вводили препарат, вызывающий боли в животе), то знакомые с ней мыши будут «навещать» больного, даже если это не сулит им никаких бонусов. При этом любопытно, что таким поведением отличались самки животных, но не самцы.
Ни один из ученых, с которыми общался журналист Vox, не пытался утверждать, что животные способны на «когнитивную эмпатию» – высшую форму сопереживания, при которой человек думает о чувствах других и настраивает в зависимости от них собственное поведение («хочет ли тот, кому больно, чтобы я подошел и утешил его?»). Однако многие исследователи утверждают, что звери вполне могут испытывать менее сложные формы эмпатии.
Эксперименты нейробиологов из Университета Эмори (США) показали , что желтобрюхие полевки (эти зверьки отличаются моногамией, то есть формируют довольно прочные пары в рамках своего сообщества) очень хорошо чувствуют стресс своих сородичей и даже пытаются утешать друг друга. Если одна полевка пережила неприятный опыт, гормоны стресса повышаются не только у нее, но у обоих особей пары. Кроме того, если один из партнеров напуган, второй придет и будет облизывать его, чтобы успокоить, – шаг, на который полевки не идут ради других соплеменников. По мнению исследователей, таким отношениям между полевками способствует окситоцин – гормон, который, как считается, у людей упрощает социальное взаимодействие, заставляя мозг обращать больше внимания на партнера. Нарушения в работе контролирующих окситоцин генов у человека приводят к трудностям в общении, а назальное введение препарата с этим гормоном помогает аутистам поддерживать зрительный контакт.
Наконец – это менее удивительно, но все же – приматы тоже проявляют чувства, похожие на человеческие. Известный голландский приматолог Франс де Валь, собравший данные о трех тысячах драках между шимпанзе,описал , как обезьяны утешают соплеменников, проигравших в стычке. Особенно заметно такое поведение у родственников.
По мнению некоторых ученых, все это свидетельство того, что мы не такие уж особенные в своих чувствах, как думали прежде. Не то чтобы животные устроены так же, как люди, – просто мы похожи на животных. Де Валь утверждает, что игнорировать проявления эмпатии у других млекопитающих ошибочно: в конце концов, если это чувство так распространено среди людей, оно должно иметь эволюционные предпосылки, а значит, вполне может в менее сложных формах иметься у менее сложных существ. Сложно себе представить, что настолько универсальная для нас черта, как эмпатия, появилась вдруг из ниоткуда на этапе разделения ветвей человека и обезьяны.
Человек, так уж складывалось, на всем протяжении существования гуманистической цивилизации считает себя венцом творения. Боль, надежда, эмоции и чувства, как считается, доступны только человеку. Рене Декарт и вовсе считал, что животные даже боль ощущать неспособны: он проводил опыты над несчастными зверьками, намеренно истязая их, и говорил, что крики и визг обезумевших от боли подопытных – это примерно то же самое, что и шум у сломавшегося механизма.
Тем не менее, любой человек, который общается постоянно , прекрасно знает, насколько сильные и глубокие чувства они способны испытывать. Возможно, в древности люди понимали это немного лучше, ведь не зря именно животные символизируют различные человеческие качества характера.
Животные много раз доказывали, что способны испытывать подлинную любовь и преданность к хозяину. Всем известны случаи, когда умирали без хозяев от тоски, просто переставая есть. Видя подобные проявления подлинного чувства, можно засомневаться лишь в том, способен ли испытывать настоящую любовь человек.
Наблюдения за группами животных подтверждают, что они точно так же привязываются друг к другу, как и люди. Особенно хорошо это заметно на примере , поведение которых людям обычно с легкостью удается интерпретировать.
Ученых потряс случай в камерунском зоопарке: одна из шимпанзе по имени Дороти умерла от сердечного приступа. Тогда остальные обезьяны обнялись, утешая друг друга и демонстрируя горестные переживания.
Даже в жизни тех животных, которые проявляют свои чувства не самым понятным человеку образом, любовь и привязанность играет не менее важную роль. Эксперименты показали, что при встрече с друзьями люди расслабляются, и их сердцебиение замедляется. То же самое происходит и с другими общественными животными, например, особенно явно это можно наблюдать , которые чувствуют себя лучше рядом с друзьями в стаде.
Что говорит на этот счет нейробиология
Чтобы доказать, что природа чувств не отличается от человеческой, можно привести в пример исследования «гормонов любви»: окситоцина и дофамина. Эти гормоны регулируют чувства и социальное поведение у животных точно так же, как и у человека. Под влиянием окситоцина люди становятся добрее и внимательнее, но только к тем, кого они считают « ». Результаты исследований подтвердили, что у животных действие этого гормона абсолютно аналогичное.
Признать, что животные способны испытывать такую же любовь, как и люди, последним мешает только высокомерие.
А вот за супружескую любовь отвечает гормон дофамин. В мозге обоих партнеров под влиянием этого гормона происходят изменения, после которых они реагируют на свою «вторую половинку» особым образом, не интересуясь больше другими особями. Механизм действия дофамина, как нейробиологическая основа любви, одинаков и для животных, и для .