Воспоминания детства: куда и почему уходят. Воспоминания детства

Все мы родом из детства…Точнее этой фразы вряд ли можно придумать! Мы вышли оттуда, ещё не зная, куда поведёт нас судьба, какие испытания готовит жизнь. И, может, поэтому шагали в неё смело, с гордо поднятой головой, уверенные, что нам по – плечу все великие и важные дела. Наивные, смешные.
Мы хотели казаться взрослыми, ещё не понимая, что самое лучшее и светлое уже позади!
Детство нельзя сравнить ни с юностью, ни с молодостью. В них тоже есть свои прелести, но детство отличается тем, что ты ещё не думаешь о будущем.
Детство просто есть, оно для тебя бесконечно и никогда не закончится! А потом вдруг замечаешь, что тебе перестали нравиться детские игрушки и очень хочется велосипед.
О, как я любил ездить на нём по лужам!
Однажды отец пришёл домой с работы. Усталый, красивый и добрый
человек! Подвыпивший, он молча сидел на табурете и смотрел на меня. В свои десять лет я не понимал его взгляда, просто сидел на диване и болтал ногами. Он вдруг вздрогнул, махнул рукой:
- Сын, в магазине велосипеды есть?
- Есть! - я грустно вздохнул,- сегодня с Толькой смотрели. «Урал» завезли…Дорого, тридцать рублей!
А отец достал из кармана скомканные купюры, долго их разглядывал.
Подал мне несколько бумажек и уверенно сказал:
- Беги за своим «Уралом»!
Кто хоть раз покупал в детстве велосипед, поймёт мои чувства!
Сейчас трудно вспомнить первые часы моего счастья! Помнится только, как отец подтягивал все болтики и гаечки, как подгонял под меня сиденье и руль!
Лужи, лужи… Сколько велосипедных колёс пронеслось через вас?!
Сколько босых ребячьих ног разбрызгивали вашу воду?!
Вечером мама немного поворчала на отца, но видя мою чумазую и счастливую мордочку, тоже махнула рукой:
- Транжиры
Детство… Сейчас почти не верится, что хлеб тоже был по лимиту, и
его выдавали по две булки в руки: чёрную и белую…
Я бежал в булочный киоск с авоськой, стоял в очереди почти засыпая, и мне хотелось плакать! Ну как было объяснить, что взрослые в это время уже выходили из дома, чтобы прошагать дальний путь на свою работу.
Придя домой, я переодевался, брал портфель и брёл в школу.
В детстве всё почему-то красочнее и красивее. Разве можно забыть
майских жуков?! Сейчас всё это кажется далёким и фантастичным, но тогда прилёт этих жуков считался поселковым праздником. Это была замечательная картина, милая детскому сердцу. Когда все, взрослые и дети, выходили на гору при заходе солнца.
Визг, крики, смех… Летит здоровенный дядька с фуражкой в руках!
Девчушка с содранными коленками, не дотянувшись сачком до улетающего жука, всхлипывая, останавливается и ударяется в рёв!
Тётки, сначала сдержанно наблюдающие за происходящим, тоже не выдерживают и бегут, сбивая снятыми косынками летящих насекомых.
Это трудно забыть. И это тоже моё детство! Для чего ловили жуков?
Кто-то говорил, что крылышки принимают в аптеку по несколько копеек за пару. Не знаю, правда ли?.. Только каждый из нас приносил в школу спичечные коробки, которые шуршали, скребли, жужжали…
- Дай самца?
- Ага, разогнался! Ловить надо было!
Проходил май, наступало лето. Две речки, Тумайка и Сызганка, окружавшие посёлок со всех сторон, притягивали всех своими прохладными водами. На выходные взрослые со своими чадами выходили на их берега. И это тоже был праздник!
Что уж тут говорить о нас, пацанье?! Прыгали со всего, с чего можно, не боясь ни омутов, ни мелководий. Купались до дрожи, до мурашек и так не хотелось идти домой. Но ведь каникулы! Такие ежедневные праздники бывают только летом!
…Однажды я услышал возле дома звук мотора. Выскочил на крыльцо и обмер. Мотоцикл!
- Вот, купил!- довольный отец протирал тряпочкой чёрный, блестящий на солнце, ИЖ-56. Это был вполне современный мотоцикл. Тогда все ездили на ИЖ-49, а здесь модная техника!
Родители часто после работы уезжали на нём - то в гости, то просто покататься. Как я завидовал им своим детским сердечком!
Но настал день, когда отец и мне разрешил сесть за руль.
- Вот газ, вот рычаг скоростей, вот сцепление! – наставлял он меня в первом самостоятельном выезде. Я волновался, поскольку ноги мои едва доставали до подножек, а вес мотоцикла в разы превышал мой собственный. И всё - таки я поехал! Это тоже было счастье, детское, наивное, но как же я его чувствовал!
Однажды младшая сестрёнка попросила прокатить её. Я, естественно, как старший брат и опытный мотоциклист, наставлял её, как надо держаться за дужку. И мы поехали!
Делаю один круг за посёлком, второй. А потом, на третьем круге, слышу явственно детский плач. Подъезжаю, ба! Это сестрёнка сидит на земле и плачет!
Потом разобрались, что на втором круге, подпрыгнув на кочке, она слетела с мотоцикла. Я же, не заметив потерю, продолжил движение. Она сидела и ревела. А я, сидя на мотоцикле, с трудом удерживал его в вертикальном положении. Успокоил сестру, и мы договорились, что она ничего не расскажет родителям, потому что отец больше не разрешит мне кататься, а сестрёнка уже никогда не сможет выехать со мной за посёлок!
…Когда наступает отрочество и юность, мы забываем о детстве. Оно прячется где-то в уголке нашей памяти и старается иногда напомнить о себе. Но мы живём уже другим, живём настоящим, и нет в этом времени нам дела до бывших мальчиков и девочек, старших взрослыми людьми. А потом вдруг встрепенётся однажды жаворонком в груди, пахнёт васильковым запахом в самое сердце, и затоскует душа, возвращаясь в то время, когда не было ни страха перед будущим, ни воспоминаний о прошлом.
Были молодыми мама и папа, была солнечная улица со скрипучими калитками, были друзья из соседних домов.
Было детство, которое впоследствии вернётся щемящим чувством утерянного навсегда…

Я родилась 4 февраля 1941 года. К тому времени, когда моим родителям снизошла благая весть о втором ребенке, у них уже была тихая, послушная, серьезная дочка Тата. Надеялись обрести сына, имя было готово – Михаил, в память о дедушке Михаиле Тарасовиче Балацком, погибшем в 1916 году в Первую Мировую войну в чине капитана второй статьи. Вопреки ожиданиям появилась я, девчонка-сорванец Ленка (Елена Петровна Балацкая). Я сама, ещё не умея произносить букву «P», называла себя «оза-ная».

Наш папа Пётр Михайлович Балацкий был по образованию инженером-электриком, в Ленинграде работал в ТЭП (Тепло-электро-проект). Он бывал в командировках в Ростове-на-Дону и там познакомился с нашей будущей мамой, приходил в дом её родителей, играл в шахматы с её отцом. Родители не сразу дали согласие на их брак. Маме тогда было 18 лет, а папа – на 10 лет старше, имел маленькую дочь Галю от первого брака. Любовь всё же победила, поженились мои родители 23 февраля 1932 года. В декабре 1934 года родилась дочка Таня.

Когда началась война с Финляндией, папу призвали в армию. Была ситуация, когда, при временном затишье военных действий, мама смогла приехать к папе на короткое время. После этого, через положенное время родилась я.

22 июня 1941 года мы были на даче. Папа сразу направился в военкомат, а мама, собрав самое необходимое, со мною на руках (мне было полгода) и с шестилетней Таней вернулась как-то в Ленинград. Папу на фронт не послали, а направили, как специалиста, в Кемерово на строительство Сибирской гидроэлектростанции на реке Томь (река дала название городу Томску). Станция имела стратегическое значение – промышленность перебазировалась в Сибирь.

Выехали в эвакуацию(папа, мама и я) на товарном поезде. Таня уехала из Ленинграда раньше, с детским садом. Детей срочно эвакуировали в детские дома под Ярославлем, а там распределяли и отправляли дальше. О Тане не было никаких сведений. Папа оставил маму и меня в поезде, а сам, с пересадками, отправился искать Таню. Нашел её в каком-то детском доме – обритую, больную коклюшем. Они догоняли нас на открытых площадках товарных поездов, с пересадками. На одной из стоянок оба наших поезда оказались рядом. Мама вышла на перрон вытряхнуть какие-то вещи. Таня и папа увидели её. Так семья воссоединилась. В Кемерово Таня пошла в школу. В Сибири зимы холодные – более 40 градусов мороза, а летом – жара.

Наша семья вместе с другими эвакуированными жила в кирпичном двухэтажном доме. Около дома у каждой семьи был маленький клочок земли, на котором выращивали морковь, лук, свёклу. Под картофель давали делянки в отдалённом месте. Нужно было вскапывать «целину». Овощи зимой хранили в подполе, мне интересно было туда спускаться с папой. Около дома вдоль дорожки Таня вырастила 22 подсолнуха, по 11 с каждой стороны дорожки. Некоторые жильцы заводили кур. По Таниным рассказам, я любила ловить их: загоняла в угол и хватала. Маме часто соседи жаловались на меня – пугаю куриц. Тане часто из-за меня попадало. Ей поручали за мной следить, а я забиралась на крышу дряхлого сарая, таскала за хвосты дохлых крыс, чем пугала соседок по дому, и т.п. Около дома для грядок забрали много земли из одного места. Образовалась яма, которая со временем заполнилась водой. Однажды я оказалась на краю водоема. Мама была чем-то занята, а Таня – в школе. Конечно, я упала в яму. Случайно свидетелем этого был соседский мальчик лет 13, он вытащил меня из воды. Может быть, этому герою я обязана жизнью.

Тетя Женя (папина сестра) в Ленинграде провела всю блокаду, еле-еле выжила, работала. После снятия блокады она поехала к нам. Ехала долго – в первую очередь пропускали военные эшелоны. Истощённые люди часто умирали в пути. На некоторых стоянках тётя Женя покупала молоко в обмен на серебряные полтинники (местное население подносило молоко к поездам). Это не дало ей умереть в пути, из поезда её вынесли на руках, ходить она уже не могла. Немного окрепнув, тётя Женя стала работать нормировщиком на химическом комбинате «Карбонит».

Тётя Женя из Ленинграда привезла шубу из меха енота. Шубу разрезали на воротники и меняли на рынке на продукты, а золотые цепочки разделяли на кусочки по звеньям и сдавали за деньги в Торгсины (торговля с иностранцами). Так выживали.

Папа, получив благородное воспитание, отличался хорошими манерами. Тётя Женя о нём говорила – «цирлих-манирлих». По работе до войны папа часто общался с немцами и, по его словам, многому у них научился. Мама была хорошей хозяйкой, любила рукоделие, искусно вышивала. Она отличалась весёлым характером, любила классическую музыку. Помню, как мама, укладывая меня спать, пела колыбельную Моцарта: «Спи, моя радость, усни…» Папа играл на гитаре, которая сейчас хранится у Тани.

Вернулись мы в Ленинград в августе 1944 года. 10 октября 1944 года мама умерла, инсульт. Таня и я заболели корью, нас положили в больницу им. К. А. Раухфуса.Потом – воспаление лёгких… Папа остался один. Он не смог смириться с потерей мамы и добровольно ушёл из жизни ровно через месяц после неё – 10 ноября 1944 года. Бабушка Валя, мамина мама, послала ему письмо, звала приехать к ней в Ростов, но письмо опоздало. Тётя Женя приехала в Ленинград в 1944 году, когда родителей уже не было в живых.

Я любила тётю Женю. Она, её сестра и братья воспитывались после революции в детском доме. Учителями там были выпускницы Института благородных девиц. Преподавательница математики, с которой тётя Женя общалась до старости, уже будучи на пенсии, давала частным образом уроки французского языка. Тётя Женя очень хорошо знала и любила литературу, музыку, играла на фортепиано, любила шахматы. Она была добрейшим человеком. Друзьями её по детскому дому был Раевский, (имени-отчества не помню) потомок рода Раевских, и советский певец Ефрем Борисович Флакс (1909-1982), хорошо известный в послевоенное время, с ними она общалась всю жизнь. Отец тёти Жени и моего отца (мой дедушка Балацкий Михаил Тарасович), офицер русской армии, погиб в Первую мировую войну в 1916 году. После революции семье бывших дворян пенсия не полагалась, так дети оказались в детском доме, бабушка, тоже не имея средств к существованию, вскоре умерла. Только мой папа воспитывался в семье тёти (дедушкиной сестры).

Мой дедушка, Динцер Александр Георгиевич, видимо из-за происхождения (офицер царской армии) и немецкой национальности, был репрессирован и выслан из Ростова-на-Дону в Казахстан на тяжёлые работы (рыли арыки). Там он умер в июле 1943 года. С ним на поселении была жена Валентина Михайловна (моя бабушка), дочь Виктория (старшая сестра моей мамы) и его внучки Ира и Бетя (дочери Виктории).

В 1945 году в Ростов из Казахстана, вернувшись из эвакуации, приехала тетя Рита, жена маминого брата Георгия Александровича, со своей мамой Бертой Семёновной и сыном Шуриком. Вернулись домой в Ростов бабушка Валя, тётя Витя (так мы звали Викторию), Ира и Бетя. Жили все вместе в квартире бабушки Вали. Летом тётя Витя привезла туда и меня. Таня осталась в Ленинграде с тётей Женей.

С Шуриком мы подружились. Помню, однажды мы все гуляли в парке Ростова. Взрослые присели на скамейку отдохнуть, а мы с Шуриком побежали по дорожке к пушке, стоявшей в парке, как памятник освободителям города. Я убежала ещё дальше одна и потерялась, начало темнеть. Домой вернулись без меня. Бабушка Берта Семёновна (незадолго до этого она перенесла операцию желудка, ещё была не совсем здорова) продолжала меня искать и уже ночью нашла в одном из отделений милиции. Два милиционера играли в шахматы, я сидела на коленях у одного из них и не хотела уходить домой. Вскоре тётя Рита, Берта Семеновна и Шурик уехали в Полярное.

Тётя Витя в то время была уже вдовой. Её муж был репрессирован и домой не вернулся. Тётя Витя, будучи в командировке в Ленинграде познакомилась с хорошим человеком, они хотели пожениться, но, приехав в Ленинград в следующий раз, она заразилась гепатитом и, вернувшись в Ростов, умерла в декабре 1945 года. Бабушка Валя осталась с тремя внучками. Помню, как она крестила нас каждый вечер перед сном.

Я гуляла с Ирой и Бетей по Ростову. Ире, как старшей, бабушка поручала покупать продукты на базаре. Ира умела торговаться, экономила какие-то копейки и покупала мне леденец – «петушка на палочке». Помню на улицах Ростова руины на месте домов, пустые глазницы окон. Заканчивался 1945 год. В начале 1946 года приехал дядя Жора, мамин брат и увез меня в свою семью в Полярное.

Север, зима… От Мурманска до Полярного шли на катере. Было холодно. Помню, несколько моряков, не снимая шинелей, играли в домино, а дядя Жора был в кителе – своей шинелью он укрыл меня – я простудилась, меня знобило. Дома нас ждали. Тётя Рита, дядина жена, взяла меня на руки и подошла к ёлке, украшенной по случаю Нового года. Я потянулась к игрушкам, назвав её тётей, а она сказала: «Называй меня мамой». Так я обрела новых родителей, семью.

Самое замечательное – у меня был брат Шурик! Мы с ним познакомились еще в Ростове, живя у бабушки Вали. А еще с нами жила бабушка Берта Семёновна. Храню самые теплые воспоминания об этом добрейшем человеке.

Меня официально усыновили 11 декабря 1946 года. Так я стала Еленой Георгиевной Динцер. Этот факт был семейной тайной, которую от меня скрывали. На самом деле, я до 16 лет не признавалась, что помнила своих кровных родителей. Только тогда, когда я сама стала матерью, я оценила, как трудно и ответственно воспитывать такого ребёнка! Родителям, пригревшим и воспитавшим меня – низкий благодарный поклон!

Когда я приехала в Полярное, мы жили на 4-ой линии, дом № 1, кв.3, на втором этаже, все в одной комнате. В квартире другую комнату занимала семья (мальчик Слава с папой и мамой) по фамилии Круль (возможно, мичман Александр Круль, начальник кабинета торпедной стрельбы бригады, награждённый в конце 1944 года орденом Красной Звезды – О.З.) и ещё в маленькой комнатке жила какая-то одинокая женщина, её не помню.

Игрушек у нас с Шуриком, можно сказать, не было – помню ломаного деревянного петуха и Шурикиного коричневого плюшевого мишку. Мы что-то придумывали, вырезали, склеивали. Бабушка (Берта Семёновна) всегда была рядом, помогала и практически, и советом. Она делала нам конфеты – варила сахар, выливала эту массу на тарелку застывать и резала на кубики.

Как-то папа был в командировке, кажется в Москве, и привёз мне куклу. Она была прелестна! Маленькая куколка, около 20 см, лежала в голубом шёлковом конвертике, который завязывался бантиками. Во рту куколки была маленькая соска.

К новому 1947 году мама сама сшила из искусственного меха (бывшая шуба- американская помощь) белого мишку. Какому-то умельцу заказали санки. Меня и Шурика не пускали в комнату, пока не нарядили ёлку и не зажгли свечи (натуральные). Под ёлкой стояли санки, покрашенные серебряной краской, а на них сидел белый мишка рядом со старым Шурикиным.

На день рожденья в 7 лет мне подарили куклу «голыш». Этой кукле я сама шила одежду, чулочки. А у Шурика был металлический конструктор с болтиками и гаечками. Иногда мы делали «поезд» из стульев, гремели крышками от кастрюль и вместе с бабушкой пели: «Мы едем, едем…».

Когда родилась Оленька, мы жили на ул. Гаджиева, дом??? кв. ??? на втором этаже, занимали две комнаты. Другие две комнаты занимала семья командира подлодки Нечаева. У них было двое сыновей. Младший Борька был первым Олечкиным другом, они были одного возраста. В семейном альбоме есть фотография – свидетельство этой дружбы с маминой пометкой: «Первый поцелуй».

В Полярном маме было жить нелегко – семья большая, продуктов после войны не хватало, бытовые условия минимальные, часто отключали электричество, зимы холодные… Папа – на службе. Часто в командировках или уходил в плаванье.

Наша семья, как и семьи всех моряков, получала продуктовые пайки в баталерке, мы с Шуриком помогали маме принести их домой. Овощи были в сухом виде – картофель, лук, морковь… Консервы – тушёнка, компоты. Лакомством были сухофрукты. Иногда местные рыбаки приносили «красную» рыбу. Хлеб был весовой, довесок можно было сразу съесть, что было для нас, детей, особым удовольствием. Еду готовили на электрических плитках. Под плиткой бабушка сушила остатки хлеба. Эти сухари и консервы отправляли родственникам в Ленинград, там было ещё голодно.

Нам, детям, в Полярном было всегда хорошо. Север вспоминаю часто, особенно зимний – сопки, много снега, санки, лыжи, снежные крепости! А какое там северное сияние – колышется разноцветный, прозрачный занавес во всё темное небо!!! Иногда из-за сильного ветра по местному радио объявляли об отмене занятий в школе, чему мы были, конечно, рады. Летом городок окружали скалы, поросшие мхами и карликовыми берёзками, стелящимися по камням. Было много грибов и вкусной морошки. Взрослые иногда на катерах пересекали бухту и с ближайшего острова привозили огромные корзины грибов. На видимой части острова населения не было, грибы не искали, а собирали.

Мама гуляла с нами в городском саду. На стадионе моряки играли в футбол. Бабушка, Шурик и я часто были среди болельщиков. Местами в Полярном были длинные пешеходные деревянные мостки с перилами, т.к. грунт – скальный. После штормов, при отливе, мы собирали на берегу диковинные водоросли и морские звёзды.

Шурик пошел в школу в 1947 году. Ему (кажется в первом классе) было дано задание на дом – нарисовать морковь. Хорошо помню этот рисунок: на весь лист- оранжевая морковка по диагонали, от нижнего левого угла до верхнего правого, с зелёной ботвой. Помогала Шурику рисовать бабушка и получил он за рисунок 5+! За это дали ему в школе ордер на хлопчатобумажные брюки, которые приобрели в местном магазинчике (серые в полоску).

Мама в те годы преподавала игру на фортепиано в Доме офицеров. Учениками были и дети, и взрослые. Ей полагалось иметь дома казённый инструмент. В течение года мама учила музыке меня и Шурика. Как-то по прямой трансляции местного радио слушали концерт в мамином исполнении. К сожалению, вскоре с пианино расстались. Родилась Олечка, работу маме пришлось оставить, инструмент увезли.

В Доме офицеров я впервые увидела балет («Жизель»). Приезжала труппа Кировского театра. Мама балерину (не помню фамилию) пригласила к нам домой, показать мои «способности». Я была гибкая, худая, любила танцевать. Эта балерина сказала, что я могла бы заниматься, но для этого надо уехать в Ленинград, жить в интернате. Балериной я не стала. Моей любимой книжкой была «История одной девочки» о детских годах Галины Улановой.

Жёны военнослужащих были домохозяйками, растили детей. Общим увлечением было вышивание. Ниток не было, их по заказу привозили командировочные из Ленинграда, потом обменивались нитками со знакомыми. Периодически в фойе Дома офицеров устраивались выставки этих художественных произведений. Мои детские рисунки – подводные лодки, непременно «С-101» на рубке и «портреты» папы в морской форме. Я бывала с папой в отсеках подводных лодок, очень тесные помещения.

Летом у подводников проходили учебные походы, а мама, бабушка и мы, трое детей, уезжали на отдых, снимали дачу под Ленинградом, один год под Ригой. Мы гуляли, купались, загорали, пили парное молоко, лакомились клубникой.

Почётная грамота ученицы первого класса Е.Г. Гинзбург (Динцер)

Я пошла в 1-й класс в 1948 году. Формы тогда не было. Я ходила в школу во фланелевом платье в клетку. Учебников было мало, тетради родители сшивали из серой бумаги.Один инцидент в моем классе запомнила на всю жизнь. Родители давали детям в школу бутерброды (хлеб с маслом). Большинство учеников было из семей военнослужащих, но некоторых ребят привозили из деревеньки и с острова. Жили они бедно, не у всех, в отличие от нас, были после войны отцы. Жёны офицеров (женсовет) собирали для них одежду в наших семьях. Один мальчик из бедной семьи съел на перемене чужой бутерброд. Не забыть эту горькую сцену: мальчишка молча стоял перед всем классом, опустив голову. Учительница и ученики «судили» его за воровство. А он просто был голоден! Почему я не отдала ему свой завтрак?!

В нашей школе был художественный руководитель – мужчина лет тридцати, среднего роста. На Новый год он организовал праздник. Была ёлка, подарки – печенье, конфеты, мандарины. Эти продукты кто-то привез из Ленинграда. Около ёлки продекламировал стих Шурик, потом «затейник» поставил на стул меня, я тоже рассказала своё стихотворение. Мы за это получили ещё что-то в награду. Этот художественный руководитель жил в школе, как и некоторые учителя, занимая маленькие комнатушки, другого жилья они не имели. Вскоре мы узнали, что этот «затейник» оказался шпионом. Школа стояла на верхушке скалы. Зимой мы, выходя после уроков, садились на портфели и доезжали по накатанной горе почти до дома. От школы была видна вся бухта (читай – база). Можно было пересчитать все корабли, подлодки… В школе был запеленгован радиопередатчик. Больше мы этого человека не видели.

Местом папиной службы была каюта на военном корабле «Печора» (трофейное немецкое судно), который был пришвартован прямо перед окнами нашего дома. Глядя в окно, мы видели, как папа, выходя из дома, переходил дорогу, проходил через КПП, шел по пирсу, буквально на каждом шагу отдавая “честь”, поднимался по трапу на палубу. А папа в иллюминатор каюты мог видеть наши окна.

Однажды папа, мама и я возвращались из Ленинграда. У папы был отпуск, они с мамой отдыхали на Черном море, а я это время жила у тёти Жени, училась во 2-ом классе женской школы. Прибыли мы на поезде в Мурманск. Там я впервые в жизни обедала в ресторане, мне очень всё понравилось.

Ночевали на «Печоре» в папиной каюте (корабль в то время стоял в Мурманском доке на ремонте). Помню уютную каюту – письменный стол под иллюминатором, двухъярусная койка с ограждениями на случай качки судна. Есть фотография папы в этой каюте – он сидит за письменным столом в кителе. На корабле сохранились некоторые надписи на немецком языке. Я отправилась гулять по кораблю и заблудилась. Папа нашёл меня в кубрике у матросов. На следующий день на катере мы отчалили в Полярное.

В дни праздников в мае и 7 ноября на базе проходили парады. По главной улице имени подводника–героя Гаджиева, на которой возвышался монумент Сталина, под звуки военного оркестра маршировали моряки в парадной форме, в белых перчатках. Блестели кортики, начищенные пуговицы… Дух захватывало от этого зрелища и музыки!Полярный был военным морским городком, базой подводного флота. Даже жизнь гражданского населения подчинялась военному укладу.

В летние месяцы подлодки надолго уходили «в поход». Домашние жили в томительном ожидании. Вдруг откуда-то возникал слух, одно, но понятное всем слово: «Идут!» Сразу всё население – жёны, матери, дети были уже на берегу, а из-за сопки появлялся караван лодок «Щук» и «С-ок». В городок и в каждую семью приходил большой праздник. Из кухни шёл запах пирогов, Шурик и я писали приветственные плакаты, готовили концертную программу «Посвящённую приходу папочки из моря!». Усталый папа добросовестно смотрел наши «акробатические фигуры», слушал наши стихи, песни. А Оленька была настолько мала, что вставала на «четвереньки», это называлось «мостик».

В те годы папа и мама были молодыми. У них собирались компании друзей, все лепили пельмени на кухне, потом всё это весело поглощалось, некоторые пельмени были с «сюрпризами». Жизнь была прекрасна – верили, что всё одолеем, ведь война закончилась!

В 1952 году папа получил назначение в Таллин на должность главного инженера завода по ремонту морских военных судов. Когда мы вышли на пирс, увидели ровные шеренги матросов и офицеров. Навстречу папе маршем, под звуки оркестра, шёл офицер. Отдав папе честь, он отрапортовал, что личный состав построен в его честь и вручил папе памятный подарок.Как только папа по трапу поднялся на катер, который доставил его до Мурманска, раздался вой подводный лодок. Непрерывный звук сирен стоял над бухтой, пока катер не скрылся за мысом острова – сопки. Мы его провожали, а сами оставались в Полярном, пока не закончился учебный год (Шурик перешёл в 6-й класс, я – в 5-й).

В Таллине мы жили на улице Тёёстуси, недалеко от железнодорожного вокзала, на третьем этаже в небольшой трёхкомнатной квартире. Там купили первую мебель – спальню для мамы и папы и круглый стол, стулья. Остальная мебель была казённая – с инвентарными номерами, как и в Полярном. На кухне была плита, ею пользовались редко, готовили еду на керосинках. В нише кухни стояла ванна, рядом с ней – колонка для подогрева воды. Колонку и плиту топили сланцевыми брикетами. Мы с Шуриком ходили в хозяйственный магазин за брикетами и керосином. На кухне был небольшой чулан, который выполнял функцию холодильника, там было небольшое окно на улицу. В подвале дома у каждой квартиры был отсек, там у нас стояла большая бочка, в ней на зиму солили капусту с яблоками.

Вечерами вся семья собиралась за круглым столом, слушали радиоприемник, читали книги, папа всегда читал газеты, бабушка любила вязать крючком. Из окон квартиры был виден Вышгород. Я любила, сидя на подоконнике, рисовать эти средневековые башни. Таллин – город волшебный, испытываю ностальгию, вспоминая его улочки. От дома можно было пешком дойти до залива, в теплую погоду летом купались, загорали. Там красивый памятник погибшему в 1793 году кораблю «Русалка» (скульптор Адамсон). Вдоль набережной – парковый ансамбль, в нём домик Петра Великого, дворец-летняя резиденция царской семьи. Дворец построен Петром для его жены в 1718 году в стиле барокко (архитектор НикколоМикетти), был назван «Екатериненталь», а эстонцы нарекли его «Кадриорг» (долина Екатерины). По преданию, первый камень при строительстве дворца заложил сам Петр Первый.

В Таллине проходили певческие праздники, по улицам шествовали бесконечные колонны людей в национальных костюмах, они направлялись к певческому полю в районе Пиирита у залива, где собирались хоровые коллективы всей Эстонии.

Ратушная площадь долгое время была огорожена – там шли археологические раскопки. К Новому году на площади Победы устанавливали большую нарядную ёлку. Неподалеку находился театр оперы и балета «Эстония». В фойе театра для детей устраивали новогодние праздники, бабушка была там с Олечкой. В роли Деда Мороза был тогда ещё не всем известный Георг Отс.

Помню и печальное событие – в 1953 году умер Сталин. Перед вокзалом, где стоял ему памятник, собралось очень много людей на митинг, шла трансляция по громкоговорителю, звучали гудки предприятий, паровозов и автомобилей, многие плакали.

На лето мы снимали дачу под Таллином в поселке Пяскюла. Всю неделю с детьми жила бабушка, а на воскресенье приезжали мама и папа. Бабушка уезжала на квартиру отдохнуть, она любила посмотреть новый кинофильм, посидеть в уютном кафе.

Хозяйка дачи Ксения Александровна была очень приветливая, интеллигентная, знала, кроме эстонского и русского, шведский и немецкий языки. Хозяин когда-то пел в мужском хоре, часто играл на гитаре. У них была приемная дочка Хелла, школьница.

Когда мы сняли у них дачу в первый раз, хозяин поставил условие – дети не должны ходить в сад, который находился за домом. Он был искусным садоводом – любителем. Мы проводили время на второй половине участка – это был островок соснового леса. Ходили с бабушкой в отдалённый лес, собирали там грибы, ягоды. Там было много белок, даже бегали по участку. Через некоторое время хозяин сказал нашим родителям: «У вас не советские дети, пусть гуляют по всему участку». В конце лета, под его руководством, мы принимали участие в сборе урожая. Часто в выходные дни вместе с хозяевами устраивали праздники, разводили костер в ночь Ивана Купала, хозяин пел под гитару. Мы, дети (нас трое и Хелла), готовили для взрослых концертную программу.

Иногда ко мне в гости приезжала подружка Лариса Фокина, в Таллине мы жили в соседних квартирах. Она училась в хореографическом училище при театре «Эстония». Лариса привозила с собой балетные «пачки» и тоже принимала участие в наших представлениях. Спустя много лет, от моих эстонских друзей, я узнала, что Лариса Фокина стала ведущей солисткой балета театра «Эстония». Перед домом у хозяев дачи росла красивая голубая ель. Ксения Александровна нашла на чердаке старые игрушки, доверила мне реставрировать, подкрасить, обновить их. Получилась под елью забавная композиция – грибы, гномики, зверюшки…

У Ксении Александровны летом был день рождения. Наша семья всегда была среди приглашённых. Я любила помогать сервировать праздничный стол – старинный фарфор, столовое серебро! Я рисовала персональные визитные карточки, хозяйка раскладывала их по приборам.Все вместе, и взрослые, и дети, любили играть в крокет.

Однажды, по идее Ксении Александровны, организовали маскарад, готовили костюмы, маски. Было всем весело. Когда стемнело (был уже конец лета), зажгли, развешенные по деревьям китайские фонарики. Вдруг, все насторожились – в глубине сада появилась сгорбленная старушка с палкой. Не могли понять: «Кто это?» Оказалось, что это папа одел бабушкин пыльник (летний шёлковый плащ), повязал голову платком. Папа любил пошутить! Он с удовольствием слушал Райкина, Ильинского.

Рядом с нашим домом в Таллине находилось двухэтажное здание бани. На улице перед входом всегда стояла тележка с мороженым. Продавцом был мужчина, которого почему-то боялась Олечка. Её пугали, когда она плохо ела: «Дядька с мороженым заберет!». Однажды мы, трое детей и мама с папой, были на представлении в цирке. Клоун, веселя публику, «безобразничал» на арене. Потом выехал на арену с тележкой другой артист, поймал клоуна, посадил его в тележку (такую, как у мороженщика) и увез с арены. Бедная Оленька страшно испугалась, плакала, а вечером у неё поднялась температура.

В Таллине мы учились в русской школе № 5, она была рядом с домом. Недалеко был кинотеатр «Лембиту», мы с Шуриком ходили по воскресеньям на утренние сеансы, заходили пострелять в тир, находившийся рядом с кинотеатром. Через много лет, когда я работала во ВНИИТе, проходили соревнования в Красном Селе по стрельбе из винтовки. Я получила первое место среди женщин и мои показатели были выше, чем у мужчин нашего отдела, что удивило их.

На службе папа всегда пользовался заслуженным уважением за профессионализм, принципиальность, сдержанность, смелость принимать на себя ответственность за решения в неординарных ситуациях. Подчинённые называли его «отцом родным», а начальство сетовало: «С Вами тяжело работать – Вас не в чем упрекнуть!»Бывали и неприятности – ЧП. В годы работы на заводе в Таллине (в должности главного инженера) папа получил выговор по партийной линии, очень серьёзное наказание по тем временам.

А предыстория такова. Комендатура прислала на завод провинившихся матросов для отбывания «трудовой повинности». Молодые ребята выполняли тяжёлые подсобные работы, а питание было скудным.Папа с директором одного из совхозов заключил договор, по которому матросы помогали в уборке урожая, за работу получали натуральные продукты. У казарм, где проживали матросы, оборудовали овощехранилище, сделали запас овощей на зиму, заквасили капусту… В личных делах матросов папа выбрал ребят из сельских местностей, узнал, кто из них может ухаживать за животными. В совхозе взяли поросят, откармливали свиней, благо на матросской кухне отходов было достаточно.Папа говорил: «Ничего, что выговор схлопотал, зато ребята были всегда сыты и работали добросовестно». Позже эта инициатива стала нормой.

В 1955 году папа получил перевод в Ленинград. Он снял комнату недалеко от Московского вокзала, на Гончарной улице. Дом на пр. Карла Маркса, где потом мы жили, еще достраивался. Мама уехала на какое-то время к папе. Мне было поручено подготовить всё для школы Оленьке – она готовилась стать первоклассницей. Её первая учительница, Елена ГустовнаГрасс (эстонка), всегда хвалила Оленьку, старательную, ответственную.

Когда папа получил квартиру, мы переехали в Ленинград. Папу перевели на должность главного инженера ЦКТБ ВМФ. По должности ему полагалась машина с шофёром. Он использовал эту привилегию только в случае необходимости, в рабочее время, а на работу ехал с пересадкой на двух трамваях (в отличие от других административных лиц).

Однажды папа принимал участие в работе комиссии по ремонту крейсера «Аврора». Он был поражён качеством первичных чертежей, выполненных на шёлке.

Иногда папа бывал в командировках в Мурманске, Северодвинске.Однажды он вернулся домой с наградой «За Боевые Заслуги». Я тогда удивилась: «В мирное время?!» Много лет спустя, когда папа уже был в отставке, я узнала, что он, будучи на одной из баз, он предотвратил аварию на атомной подводной лодке. Угроза была велика, людей эвакуировали. На лодке папа оставил лишь несколько необходимых специалистов, выполнявших его команды.

Был и очень тревожный для папы случай. Его привлекли как свидетеляпо делу одного сослуживца. Папу подвергали ночным допросам, требуя показаний. Папа утверждал, что знал этого товарища только как грамотного специалиста.Папу вскоре освободили, восстановили в партии и в должности. Возможно, это всё же помешало в дальнейшей его карьере – папу не один раз представляли на представление звания контр-адмирала, но из высшего командования получали отказ.Другой допрашиваемый сослуживец дал порочащие показания, думая, что спасает себя, но его «посадили» — (знал, но не донёс).

В Ленинграде мы, все трое, учились в школе № 104. В нашей школе было два спортивных зала, один – для игр (волейбол, баскетбол), другой – гимнастический. Школа работала в одну смену. После занятий можно было пообщаться в пионерской комнате, я там оформляла классные стенгазеты. Были кружки по интересам, спортивные секции. У меня был разряд по спортивной гимнастике, иногда принимала участие в городских соревнованиях школьников. Мои любимые снаряды были – брусья, кольца, трапеция.

Любили с Шуриком бывать в ЦПКиО. Летом катались там на лодках, зимой часто ездили туда на каток.После школы я училась в Радиополитехникуме, по окончании работала на заводе «Светлана». В июле 1961 года в возрасте 20-лет вышла замуж, началась самостоятельная жизнь.

Папа всегда был верен присяге, был патриотом, честным, преданным коммунистом, истинным героем своего времени.О своей службе, о Заполярье, о годах войны папа часто рассказывал Юре, моему мужу, с которым сложились очень доверительные отношения. Они подолгу беседовали на исторические темы, обсуждали исторические события. Юра мог получить от папы мудрый совет на решение любой проблемы.

Я, конечно, тоже слушала папины истории. Особенно волновали его военные рассказы.Подводная лодка, выйдя в море, становилась открытой мишенью, её бомбили, торпедировали.Часто лодки были вынуждены «сесть на грунт», и всплывать не всегда удавалось. Так гибли папины друзья, так погиб мамин двоюродный брат Семён.

В такой ситуации оказалась однажды и «С-101». Благодаря папиному техническому решению, лодке удалось оторваться от грунта, всплыть, став, однако, опять мишенью.Другой эпизод. Как-то, когда лодка была в море, папа вышел покурить на капитанский мостик и увидел след торпеды, идущий прямо на них. Папа успел дать команду машинному отделению – развернуть лодку. Торпеда прошла мимо!Так часто смерть на войне шла рядом.Мало было среди подводников, таких как папа, который пройдя войну от первого до последнего дня, остались бы живыми.Видно мама умела его ждать, как никто другой.

Жизнь мамы и папы — это пример безграничной любви, уважения друг к другу, образец прекрасной семьи – надёжного тыла для военного человека. До последних дней папиной жизни (он умер 3 мая 1984 года) их любовь не меркла. Их нежные, тихие, добрые, заботливые отношения были всегда примером и основой воспитания детей.Такая любовь – достояние избранных.

Несмотря на то, что послевоенные годы были трудными, и в семье уже было двое детей, папа уговорил маму родить ещё одного ребёнка. Этот подарок их любви – наша Оленька. Папа её обожал, нянчил ночью, купал, во всём помогал маме. Оленька стала любимым человечком всей семьи – спокойная, послушная, разумная. Она всем в детстве доставляла большую радость.

4 декабря 1962 года в ресторане гостиницы «Европа» праздновали 25-летие свадьбы мамы и папы. С этой серебряной свадьбы меня увезли в роддом, 5 декабря появился на свет мой сыночек.Женя прекрасно спал днём, а ночью не спал никто. Когда мне и маме не удавалось его «укачать», вставал папа и ребёнок умолкал на его сильных руках. Папа что-то серьёзно ему говорил тихим, спокойным голосом и вскоре внук засыпал. Женя подрастал, очень любил и уважал дедушку. Папа всегда с ним общался как с равным, подробно отвечал на все его многочисленные вопросы. Как-то подходит Женя ко мне: «Мама, дедушка меня погладил по голове!» Это была высокая награда!Когда Женя пошёл в первый класс, мама и папа приехали к нам в Красное Село проводить его в школу, отметить это событие. Папа фотографировал первоклассника.

При всех своих достоинствах папа был очень скромным человеком. Мундир, тяжёлый от орденов и медалей, он надевал только в редких официальных случаях. Когда Женя был ребёнком, дедушка показывал ему эти награды 9 мая.Однажды в день Победы к папе пришёл мальчик из соседней квартиры, он жил с мамой и бабушкой. Пришёл утром с букетом цветов поздравить ветерана войны.Папа ещё в ванне, принимал душ. Узнав о визите маленького соседа, он облачился в мундир и с коробкой конфет в знак внимания за поздравление нанёс ответный визит. Каково было изумление мальчика, обычно видевшего пожилого соседа в штатском!Много лет папа переписывался с пионерами Заполярья.Так серьёзно он относился к детям.

Папа очень любил вспоминать годы своего детства, родителей. Его отец, Александр Георгиевич часто водил своих детей в филармонию. Папа, тогда ещё совсем маленький, иногда засыпал, слушая симфонии.Любовь к музыке стала частью всей его жизни. Он хорошо знал классические произведения, любил и весёлую оперетту. Папа даже мечтал быть дирижёром, но стал моряком.Стране нужна была армия, производился набор в военные училища.В училище папа был отличником, особенно любил математику. Там, в училище у папы был друг Семён, который познакомил его со своей сестрой Риточкой. Папа, увидев её один раз, полюбил навсегда.

Городом папиного детства был Ростов-на-Дону. Семья его была патриархальная, православная. Папа, ещё ребёнком, со своими друзьями иногда помогали служителям церкви. Мальчишки получали за это какие-то копейки на лакомства. Иногда они любили пошкодить – во время службы рассыпали перец. Прихожане начинали чихать и награждали проказников подзатыльниками.

В Ростове на базарной площади находился собор с высокой колокольней. В дни, когда была ветреная погода и по небу быстро плыли облака, казалось, что колокольня падает. Этим воспользовались однажды жулики. Одни, забравшись на колокольню, стали сбрасывать вниз кирпичи и камни, другие кричали на площади что падает колокольня.Поднялась паника, народ и торговцы стали убегать, а жулики этого только и нужно было – пользуйся моментом!Недаром этот город известен воришкам как «Ростов-папа».(Папа любил рассказывать эту историю)

Во всём папа был очень аккуратен, в его личных вещах всегда был идеальный порядок, даже почерк был мелкий, ровный, голос спокойный.Ежедневно, придя со службы, папа, вынимая содержимое карманов, складывал всё ровной стопочкой на тумбочку, чистил одежду, обувь, а утром в строгом порядке все предметы раскладывались по карманам. Меня удивляли его терпение, педантичность.

В детстве я любила до блеска начищать пуговицы на папином кителе, подшивать белые накрахмаленные воротнички. Я была горда, что именно мне он доверял такие серьёзные дела.У папы, при его комплекции, не удивление была тихая, лёгкая походка. Просыпался он всегда рано, занимался зарядкой, принимал душ, при этом делал всё так тихо, что никого не тревожил.Папа выполнял всё спокойно, основательно. Он никуда не спешил и никуда не опаздывал – немецкий стиль!

Когда папа оставил службу, времени свободного стало больше, он увлёкся фотографией. Благодаря ему мы можем увидеть лица близких нам людей в разные периоды жизни. Музой и любимой моделью, конечно, была мама. Мама и папа любили долгие прогулки.Особое удовольствие доставлял сбор грибов. Прежде чем срезать гриб, папа любовался каждым экземпляром.Потом вся семья собиралась за столом, чистили грибы, перебирали ягоды…

Часто в нашем доме на проспекте им. Карла Маркса принимали гостей — и случайных, и «званых», знакомых и родственников. Папа был радушным хозяином.Перед большими приёмами папа и мама составляли меню, подбирали карту вин, закупали лучшие продукты.В день сдвигалась мебель, натирались паркетные полы, звучал патефон, накрывались длинные столы. Именно папа поручал мне сервировки стола, об этикете я тоже узнавала от него.Гостей папа встречал в костюме, при галстуке, обязательно в туфлях (никаких домашних тапочек!)Счастливые были времена!

Мы хотели казаться взрослыми, ещё не понимая, что самое лучшее и светлое уже позади!

Детство нельзя сравнить ни с юностью, ни с молодостью. В них тоже есть свои прелести, но детство отличается тем, что...

Детство. Как много в этом слове светлого, хорошего, доброго и, по-настоящему, искреннего.

Ведь только будучи маленькими, мы любим и дружим искренне. Мы не стараемся использовать друг друга в каких-то своих целях, нам ничего не нужно, кроме дружбы. Понятие "использовать" придет позже, когда мы вырастем.

Он и она были в одной группе в детском садике. Потом жизнь свела их в школе, во втором классе. Они дружили. Вместе шли в школу, гуляли на улице, играли с мячиком, ходили друг к другу на дни...

Бывают моменты в жизни, когда хочется вернуть прошлое, уйти куда-то далеко, в страну детства – страну прожитых моментов; страну безумной, беззаботной, порой иногда, не очень весёлой жизни; страну, где ты уже была и так тянет туда ещё… Но все это мечты, иль не придумали ещё машину времени, или обратный процесс в метаболизме, который хоть и не возвращал бы туда, но сделал бы наше тело вечно молодым. Почти все подростки и дети стремятся скорее повзрослеть, не понимая того, что они имеют в своих...

1 - Не обращай ни на кого внимания - БЕГИ!
- А мяч?! - Та причем тут мяч - главное ворота! Мяч сам прилипнет к ногам...

2 ...если хочешь понравится девочке - улыбайся загадочно из далека и убегай... если погонится за тобой - ТВОЯ!

3 ...если в конце киносеанса прошмыгнуть в туалет - можно посмотреть следующий

4...если напиться много воды - перехочется кушать

5...если долго распекают за учебу, надо вздрагивать и отряхиваться, как собака - тогда они понимают - тебе неприятно!

У каждого из нас в детстве были любимые книги,которые мы читали и перечитывали по многу раз, с героями которых жили и они остались в памяти на всю жизнь, как люди,которые до сих пор живут рядом.

Помню, как в детстве во мне жили непреодолимая страсть к книгам.

Может быть от того, что я была очень робкой и застенчивой и мне не хватало общения.

Помню, как ранним вечером, как только потухал свет в квартире, я подходила к окну,окна которого выходили ни большую гостиницу,где было много света...

Мир детства, большой и красивый все мы жили в этом мире, все прошли по миру детства. Нет ничего чудесней и прекрасней мира того. В мире детства присутствует вечная беззаботность, доброта, легкость воздушного облака, наивность и детская непосредственность, беспечность. Счастливое детство никогда не покинет душу и сердце каждого. Наверное, каждый человек живет воспоминаниями о беззаботном детстве.

Но все дети мечтают и хотят быть взрослыми, подражают взрослым. Уж очень хочется им быть большими...

17 августа 1927
Меня зовут Катарина. Мы живем в Англии, точнее на самом её краю, в городе Карлайл. Я очень люблю своих родителей, ведь они самые лучшие на всей планете.

Мою маму зовут Элизабет, а отца Кристофер. Они любят друг друга.

Всегда помогают тем, кто приходит к ним за помощью, будь то человек или животное. Папа вместе со своим братом Фрейдом работают на дедушкиной ферме. Дедушка умер 20 лет назад. Я его даже не знала.

А мама медсестра в больнице, не помню её название да это...

Как быстро летит время...иногда мы замечаем это лишь оглядываясь назад...далеко-далеко в прошлое. Когда вспоминаем события случившиеся давно, но нам кажется, что это было только вчера. И тут как будто очнувшись от сна понимаем - этого уже не вернуть, понимаем как далеко ушло время.

Я оглядываюсь назад и вижу ребенка... девочку и перед глазами всплывает момент из детства. Почему – то я вижу эту картину так четко, а ведь это было давно...

Я оглядываюсь и понимаю...пришла старость.

Я родилась 21 марта 1946 года в Москве на Загородном шоссе.
Мой отец – Рябухо Александр Мефодьевич – инженер-мостостроитель, моя мать – Рябухо Людмила Николаевна (в девичестве Володзько) – домохозяйка.
Улица Загородное шоссе - это окраина Москвы. Через одну трамвайную остановку от нас проходит окружная железная дорога, которая отделяла в то время Москву от области. Впрочем, тогда в 1946 году, трамвай у нас еще не пустили.
Мы живем в двухэтажном оштукатуренном с засыпными стенами деревянном доме с печным отоплением. У нас единственных во всей округе отдельная трехкомнатная квартира на втором этаже, в которой мы живем вчетвером: мои родители, старшая сестра Элеонора и я.
Наши дома построены для строителей Крымского моста, а так как мой отец был руководителем группы проектирования, то после пуска моста в 1937 году, он получил отдельную квартиру.
Мои первые воспоминание о детстве – поездка в Оренбург, на родину моей мамы. Мне чуть больше трех лет. Я играю во дворе дома в песочнице, приходит мама и мы с ней идем в какой-то маленький деревянный дом, к нам выходит очень старый дедушка, он ведет нас в дом и мама покупает у него мед. Пока мы ждем его, я оглядываюсь – какое-то все вокруг ветхое, очень низкий потолок и беспорядок. Пахнет керосином и медом. Помню ощущение тепла, уюта, какой-то сказочной таинственности и мне очень не хочется уходить.
Сейчас все чаще воспоминания приходят не событий, как таковых, а ощущений. Давних, казалось бы, совсем забытых - какой-то знакомый звук, запах, порыв ветра, игра света – и вся картина перед глазами, и ты не просто видишь, а полностью снова там, в этом событии со всей полнотой ощущений. Вот и сейчас перед глазами этот почти сказочный дедушка в своей избушке и я ощущаю запах кухни с керосинкой и запах меда.
Другой яркий эпизод детства связан с осознанием веры в Бога. Я еще совсем маленькая – мне лет пять, а может даже еще и около четырех лет, и я знаю, что есть Бог и я уже молюсь, обращаясь к Богу словами каких-то своих детских молитв, но почему-то я считаю, что Бог – женщина. Я до сих пор помню то потрясение, которое я испытываю, когда мне объясняют, что Иисус Христос - мужчина, я долго не хочу верить этому. Думаю, что это мое детское представление связано с тем, что в детстве ощущение защищенности у ребенка ассоциируется в большей степени с матерью, нежели с отцом.
К нам довольно часто приезжает наша сводная родственница – Таисия Афанасьевна, глубоко верующий человек, полностью посвятившая свою жизнь служению Богу. Она регент церковного хора в подмосковном поселке Никольское, и я часто разговариваю с ней на религиозные темы, а она охотно мне отвечает на мои вопросы.
У меня, ребенка родившегося в сталинское время, в семье, которая всегда была оппозиционна к большевистскому режиму и, безусловно, не преклонялась перед личностью Сталина, тем не менее, представление о вожде, как о божественной личности. Помню, мы с Таисией Афанасьевной в комнате родителей, за окном зима, мы с ней стоим у окна и опять говорим о волнующих меня вопросах, касающихся веры. Дословно помню свой вопрос: «Таисия Афанасьевна, а кого Вы больше любите Бога или Сталина?« Я не помню, что она мне ответила, но ощущение какой-то неловкости помню, ведь я задавала провокационный вопрос, по малолетству не понимая этого, человеку, который с детства преследовался за веру.
В моей памяти она осталась чистенькой аккуратной старушкой, хотя тогда ей было, наверное, около пятидесяти лет.
Она приезжала к нам всегда неожиданно, тихая, старавшаяся быть как можно менее заметной, в нищенской одежде. Она еще не имела тогда своего угла, часть домика она купила значительно позднее, долгие года откладывая деньги буквально по копейкам. Помню как она доставала из своей сумки какие-то малюсенькие сверточки – в тряпочку завязанные несколько кусков сахара, щепотку чая, а мне маленькому ребенку все казалось таким интересным и необыкновенным. Мама всегда спрашивала у Таисии Афанасьевны о том, что ей приготовить, так как она почти всегда постилась. Она была очень красивой женщиной с тонкими славянскими чертами лица, большими яркими синими глазами и длинными волосами почти до колен. В мирской жизни она имела два высших образования и долго работала по специальности. Но после войны бросила работу и ушла служить в церковный хор. Мама говорила, что у Таисии Афанасьевны был жених, который ждал ее окончательного согласия на брак не один год, но она так и не решилась выйти замуж.
Несколько лет Таисия Афанасьевна жила в Средней Азии, из рассказов о том времени мне запомнилось ее восприятие восточных народов. Она говорила, что до прихода туда русских, они были и наивны и доверчивы как дети, не зная, что такое воровство, а о восточных женщинах говорила, что жесткость и суровость отношения к ним обусловлена их крайней распущенностью. Ее мнение о них было крайне неприязненно, как о существах с преобладающим животным началом, которых необходимо держать в страхе.
Несмотря на свое кроткое поведение, она была очень человеком с сильной волей. Во время войны Таисия Афанасьевна жила в нашей квартире вместе с моим двоюродным братом Юрой, который позднее был призван в армию и погиб. А в начале войны, когда немцы интенсивно бомбили Москву, и люди в течении суток по нескольку раз были вынуждены прятаться в бомбоубежище, Таисия Афанасьевна, как только начинался налет, ложилась спать и так смогла убедить Юру, что тот тоже перестал бояться оставаться дома.
Мое послевоенное детство проходило в очень трудное, голодное время. Я не была желанным ребенком для матери, а отец очень хотел сына (перед войной в возрасте полутора лет от воспаления легких умер мой брат Олег) и откладывать рождение ребенка, родители уже не могли в силу их возраста. Когда я родилась, маме было 33 года, а папе 43.
Отец пришел с фронта с тяжелой контузией и без единого зуба. В начале войны он попал окружение и в течение нескольких месяцев находился в районе Пинских болот в Белоруссии. Очевидно, недостаток еды, болотный воздух – все это вызвало заболевание десен типа цинги. Отец рассказывал, что десны кровоточили даже от мягкой пищи, совершенно здоровые зубы начинали качаться, а потом просто выпадали. Да и моя мать была далеко не в лучшей форме - в конце войны весила всего 46 кг несмотря на то, что отец использовал любую возможность передать маме с сестрой что-нибудь из своего пайка. Кроме того, во время войны обокрали нашу квартиру. Унесли всю одежду, обувь, кое-что милиция нашла, но большая часть пропала. А ведь перед войной отец и мать были прекрасно одеты. Мама рассказывала, что у нее к каждому платью и костюму в тон были подобраны даже туфли. Воров навел маленький мальчик, который приходил играть к моей сестре. К счастью, когда произошло ограбление, моей сестры не было дома. Мама рассказывала, какой она испытала ужас, когда вошла в квартиру, увидела открытый пустой шкаф, и что ее поразило, аккуратно сложенные вешалки от вещей, и на миг представила себе, что могло произойти с моей сестрой, если бы она вернулась из школы раньше времени.
Так что, когда я родилась, родители были не молоды, не здоровы и полуголодны. Молока у мамы не было и моей кормилицей, как шутил папа, стала корова. Молоко брали в долг, как тогда говорили, у молочницы, которую звали Софья Трофимовна. Молоко после войны стоило так дорого, что родители даже при высокой зарплате отца не могли расплачиваться сразу. Долг отдавали в течение двух лет.
Из моего раннего послевоенного детства мне помнится, как мы с мамой ходили за мукой. Через дорогу от наших домов стояли частные дома, где люди жили деревенским укладом: держали коров, кур, свиней. В одном из таких домов и жила Софья Трофимовна. А за этими домами стояла полуразвалившаяся деревянная продовольственная палатка, куда мы с мамой отправились за мукой. Меня мама взяла с собой потому, что муку давали на каждого присутствующего человека, в том числе и на детей. Я помню раннее утро, зима, на улице темно и холодно. Мы долго стоим в очереди на улице, наконец, открывают палатку и начинают продавать муку. В очереди женщины, кое-кто с детьми. А так как на ребенка тоже дают пакет муки, а с детьми пришли не все, то нас, детей, стоящих в очереди, периодически выдают за своих женщины, пришедшие без детей. Меня несколько раз предъявляют в окошко, откуда продают муку. Наконец, подошла наша с мамой очередь и мы счастливые несем домой два пакета муки.
Мое детство было необыкновенно счастливым, вольным, полугородским, полудеревенским - ведь мы жили на окраине Москвы. Вокруг каждого дома сады, а совсем рядом Канатчикова дача, со старинными из темного от старости кирпича зданиями, утопающими в зелени, а рядом ручей и пруд, в которых мы купались. Ручей протекал в большом овраге, в склонах которого мы выкапывали ямки и пекли картошку. Потом, когда мы стали постарше, это место было, где мы не договариваясь заранее, собирались. Приходили мальчики из нашего класса, девочки. Флиртовали мы своеобразно, по теперешним временам. Мы поддразнивали мальчишек, мальчишки пускались нас догонять, поймав, дергали за косы, а мы с визгом в восторге разбегались.
На самом деле «Канатка» весьма мрачное место - это территория психиатрической больницы им. Кащенко. Но гулять по территории было безопасно, так как больные находились за забором (каждое отделение имело свою огороженную территорию). Так что больных практически не было видно. Детское любопытство заставляло нас подглядывать за тем, что происходит за заборами отделений и в памяти остались жутковатые картины завывающих, с безумно вытаращенными глазами, полураздетых людей. Несмотря на то, что я была ребенком, я помню, что я очень жалела их и хотела, чтобы они стали здоровыми. Но детская жизнь так богата событиями и впечатлениями, что трагизм, происходящего рядом нами, в силу возраста не мог быть оценен.
«Канатка» была просто местом нашего обитания, и все происходящее за забором нас интересовало только, когда мы в первый раз попадали на территорию. А потом это было то место, где так интересно играть, где столько всяких укромных мест, в которых мы прятались, играя в казаки-разбойники, где от старинных зданий веяло какой-то таинственностью. Было ощущение, что это не больница, а какой-то старинный замок, где и должно быть немножко жутковато.
В нашей детской жизни было много живой, подвижной игры. Мы играли в прятки, лапту, штандр (игра с мячом), круговую лапту, прыгалки, классики, бадминтон, который мне купили в Китае. Было много беготни, веселья, радости. Любимейшей игрой была игра в казаки-разбойники. Территория нашего городка была застроена двухэтажными домами и сараями для дров, позади домов. Это было превосходным местом, где можно запутать след, укрыться. Каким огромным казалось пространство вокруг нас! Как далеко, нам казалось, расположены друг от друга наши дома, как далеко школьный двор, «красные дома». Мы часами играли в эту игру. Помню это замирание сердца, когда тебя вот – вот найдут, шаги совсем рядом, а ты сидишь, согнувшись в курятнике, или прячешься на чердаке, и ощущение счастья и восторга, что не нашли.
Были и чисто девчачьи игры, когда на лужайку позади дома мы выносили скамейки, детскую посуду, кукол и играли в дочки-матери. Родители давали нам какие-то продукты, и мы кормили своих кукол, съедая за них их обед. Игра с куклами была моя любимейшая игра. Играла я очень долго, лет до 14. Каждый вечер всех своих детей укладывала спать, заботливо накрывала одеялами, наводила порядок в кукольном хозяйстве. Однажды, я понесла гулять своего медведя, надев на него папины военные медали. Кто-то из бдительных соседей донес, и с отцом была проведена беседа участковым милиционером о ненадлежащем отношении к государственным наградам.
Вспоминаю, и вновь яркие цветные картинки из моего раннего детства сменяют одна другую.
Около наших домов много деревьев и большие зеленые поляны с густой травой. Мама с тетей Зоей (жена двоюродного брата моего отца) на одной из полян недалеко от дома стелют одеяло. Мы с Верой, моей троюродной сестрой, играем в куклы, пьем кисель с хлебом, и, разморившись, дремлем. Наши молодые мамы тихо беседуют о своих женских проблемах. Ощущение бесконечности летнего дня, с пряными запахами травы, разлитой в воздухе ленивой сонной тишиной. Счастье.
Солнечный летний день. Очень жарко, солнце слепит. Около дома, возле колонки, заполненные водой тазы, детские ванны, корыта, в которых мы, детвора, счастливые с визгом плещемся.
Лето. Прошел сильный дождь. Огромная радуга во все небо. Мы с ребятами высыпали на улицу, а вокруг маленькие озера с островками из песка, ручьи мелкие, глубокие, бурлящие, по которым мы пускаем, сделанные из бумаги и палочек, кораблики.
Поздняя Пасха, наверное, где-то в середине мая, день теплый солнечный, мы с девочками в летних платьицах катаем с горки крашеные яйца. Если яйцо разбилось при столкновении с яйцом, принесенным другим, то ты должен его отдать.
Незатейливый мир моего детства.
Зимние игры были захватывающе интересны. Из снега, его было во времена моего детства, на удивление, много, сооружали горки, снежные крепости. Заготавливались снаряды из снежков и начинались обстрелы. Домой я приходила в промокшей насквозь шубе, родители ругали, потому что завтра идти в школу, и шуба не высохнет, но через день все повторялось. На коньках «Снегурках», прикрепленным к валенкам, катались прямо по обледенелой дороге. А когда стали постарше, лет тринадцати-четырнадцати, мы ездили на каток в парк культуры им. Горького. Ну, там уже было все по-другому: коньки с ботинками - «гаги», теплая раздевалка, буфет, музыка, словом городская цивилизованная жизнь.
Когда мне было 55 лет, я работала рядом с теми местами, где родилась. В один из летних дней я решила пройти по местам, где прошло детство. Я шла по «Канатке» и удивлялась: какой огромной казалась мне территория больницы в детстве, а сейчас передо мной маленькие дворики. Как далеко, казалось,
от наших домов стоят «красные дома», а они совсем рядом. Школа, в которую я вечно опаздывала, находится напротив нашего бывшего дома.
Я пришла к дому, который стоял на месте нашего снесенного дома. Вошла на территорию детского сада позади дома, села на скамейку. Дети были в помещении на обеде, так что мне никто не мешал. Накатила волна щемящего чувства, все смешалось и ощущение счастья, тоски о прошедшем, печали о родителях, которых нет, мысли, что здесь, вот здесь, мы играли в куклы с подругами, здесь по этой земле ступали ноги моих мамы и папы. Я сидела и плакала. Уходила со смешанным чувством, в котором было сожаление о прошедшем и радость, что детство было счастливым, что были заботливые, любящие родители, любимые подруги и друзья, с которыми до сих пор дружу.
По счастью, когда ломали наши старые дома, многих из моих друзей переселили в один со мной дом. Встречаясь с ними, я испытываю родственное чувство, которое человек испытывает к родным, дорогим ему людям. Дорогие моему сердцу друзья, товарищи и подруги детства: Галя Кузьмина, Нина Никульшина, Люда Яковлева, Валя Дьяченко, Таня Дьяченко, Надя Ситямина, Вера Климкина.

В гости к Константиновым.

Константинов – эта фамилия нередко звучала в нашем доме. Мама произносила ее, когда упрекала отца за то, что приходится жить в квартире без горячей воды, с печным отоплением.
«Константиновы уже давно живут на улице Горького. Почему ты не можешь добиться получения новой квартиры?» недовольно ворчала мама. И это притом, что вокруг люди жили в ужасной тесноте, нередко по две, а то и три семьи в одной комнате, разделенной занавесками на какое-то подобие изолированного пространства, а у нас отдельная трехкомнатная квартира на четверых. Правда отцу эта квартира была дана, как временное жилье, и было обещано, позднее предоставить более благоустроенную квартиру. Все эти разговоры выводили отца из равновесия. Как человек самолюбивый, он возможно считал, что заслуживал большего, но разговоры на эту тему пресекал резко. Отец был порядочным, честным человеком и говорил маме, что у него язык не повернется просить себе новую квартиру, когда его подчиненные живут в коммуналках и подвалах.
Известный мостостроитель, ученый, Борис Петрович Константинов вместе
с архитектором А.В. Власовом были авторами проекта Крымского моста. Мой отец был одним из трех руководителей групп проектирования.
И вот мы с папой едем в гости к Константиновым. Меня папа взял с собой, потому что в семье Константиновых есть дети моего возраста. Я впервые на улице Горького. Высокие каменные дома, витрины магазинов, ну словом, другой мир. Меня потрясает огромная четырехкомнатная квартира с высокими потолками, с большой просторной прихожей. Я до сих пор помню тот детский восторг от игры в прятки. Как здорово было бегать по квартире, прятаться в комнатах, подсобных помещениях. Новый, незнакомый, интересный мир для пятилетнего ребенка.
Вдруг, папа мне говорит, что пора домой. И вот тут я показала, как девочке с Загородного шоссе понравилось быть в гостях. Я кричала, что я никуда не поеду, что я останусь у них жить. Помню, как меня держали хозяева, когда папа пытался надеть на меня валенки. Я царапалась, кусалась, сбрасывала валенки.
Не помню момент ухода из гостей. А дальше еще одно потрясение для ребенка с окраины. Мы едем в автобусе, по мере удаления от центра надвигается темнота, вдалеке остаются огни города. Я тихо с замиранием сердца спрашиваю: «Папа, это салют?»

Новогодняя ночь

Новогодняя ночь, шестая в моей жизни. Взрослые в столовой встречают Новый год. Меня положили спать в комнате родителей. Но я спать не буду, пока не узнаю, кто же все-таки кладет подарки под елку: Дед Мороз или кто-то из родителей.
Родительская кровать широкая и я ложусь поперек кровати, чтобы можно было смотреть на елку, стоящую около окна. С улицы проникает слабый свет от фонаря, который стоит на территории детского сада. За окном пурга, фонарь раскачивается от ветра и свет от него, то осветит комнату, то снова погрузит в темноту. Эти световые волны начинают меня убаюкивать, глаза закрываются.
Вдруг слышен скрип открывающейся двери, из коридора узкой полоской проникает свет, но комната остается в полутьме. В коридоре свет выключен, а слабый поток света доходит из столовой. На пороге появляется фигура, которая крадущимися шагами медленно направляется в сторону елки.
«Вижу! Вижу!» - кричу я.
Фигура неспешно пятиться назад, дверь в коридор закрывается. В комнате снова темно.
Я опять смотрю в черное ночное окно. Снежинки то вихрем проносятся мимо окна, то падают на землю, кружась словно рой пчел. Слышны голоса взрослых из столовой. Хочется спать, веки слипаются.
Слабый скрип двери и снова та же картина. В комнату опять крадется загадочная фигура, но теперь я успеваю разглядеть и какую-то коробку в руках у нее.
«Вижу! Вижу!» - кричу я.Фигура также неспешно пятиться назад, дверь в коридор закрывается. Комната вновь погружается в темноту.
Чтобы не уснуть, пытаюсь разглядеть игрушки на елке, когда свет от фонаря освещает комнату. Я борюсь со сном, но глаза закрываются, и я засыпаю.
Просыпаюсь утром, на улице уже светло. В доме тихо. Взрослые еще спят после празднования Нового года. Меня охватывает какое-то радостно тревожное чувство, я смотрю на Деда Мороза и Снегурочку под елкой и, вижу рядом с ними большую картонную коробку.
Срываюсь с кровати, босиком, в ночной рубашке бросаюсь к коробке, открываю ее и, о счастье, вижу большую красивую куклу с закрывающимися глазами!
Я выбегаю в коридор, пробегаю через столовую, где на диване и раскладушках спят гости, бегу к родителям в мою комнату.
«Он приходил, он приходил!» - кричу я с порога.
«Дед Мороз приходил! Он принес мне куклу с закрывающимися глазами!
Дед Мороз по-настоящему есть!»
Родители, которые с трудом заснули на моей узкой кровати, совсем сонные, пытаются меня успокоить. Уговаривают меня говорить тише, чтобы я не разбудила гостей, и отводят меня, счастливую, в комнату с елкой и подарком от Деда Мороза.

Смерть Сталина

Я очень хорошо помню этот день. Раннее утро, еще темно. В столовой у приемника папа, мама, соседка тетя Нюра Макурина, еще кто-то из соседей, слушают сообщение по радио. Отец мрачен, кто-то из женщин рыдает. Мне 6 лет, но я понимаю, что произошло что-то страшное.
Днем мы с мамой приходим в школу. Я в школе еще не училась, но там работала тетя Зоя, мама моей троюродной сестры Веры, по-видимому, мы приходили к ней. На лестничной площадке, между первым и вторым этажом, на высоком постаменте огромный бюст Сталина. Мало света, мрачно. Возле бюста стоят в почетном карауле два пионера в красных галстуках. Мама с кем-то разговаривает, разговор ведется вполголоса, почти шепотом. Я помню это ощущение растерянности, тревоги, которое висело в воздухе.
Какое все-таки удивительное свойство человеческой памяти видеть себя явственно в прошедших событиях так, как будто это происходит сейчас наяву. Помню даже оттенки серого угрюмого цвета лестницы, постамента, сумрачность дня, чувствую затхлый запах сырости, неухоженности казенного помещения.
О дальнейших событиях этих дней я узнала, будучи взрослой. Моя сестра Элеонора пыталась пойти на похороны Сталина, но родители ее не пустили.
А девушка, ровесница моей сестры, живущая в доме напротив, пошла на похороны и была задавлена толпой.

Первое сентября.

Я с нетерпением жду, когда, наконец, пойду в школу. Плохо сплю, а накануне первого сентября просыпаюсь несколько раз за ночь, бужу родителей и спрашиваю «Уже пора?».
Наконец утро. Я сгораю от нетерпенья. Мама одевает меня в форму с белым передником, заплетает косички с белыми бантами и ведет меня в школу. Мой класс 1»А».
Не стоит думать, что тогда, в 1953 году, не было никакого отбора при формировании классов. Это не так. Да, взяток за поступление никто не давал, но формирование классов происходило с учетом благополучности семей. Так, в класс с буквой «А» брались более подготовленные дети. Собеседований мы никаких не проходили, администрация школы ориентировалась на степень образованности родителей.
Моя первая учительница - Юлия Васильевна Спиридонова. Молодая красивая девушка, с косой уложенной вокруг головы. Она вызывает нас к доске по нескольку человек и просит назвать имя и отчество отца и матери. Я стою у доски в жутком волнении, лихорадочно повторяю про себя: « Александр Мефодьевич, Людмила Николаевна». Вот и до меня доходит очередь, и я с ужасом понимаю, что не могу произнести ни одного слова. Я забыла, как зовут моих родителей.
Потом, как рассказывал мой папа, мои восторги от ожидания похода в школу быстро улеглись, я успокоилась и перестала бояться опоздать. И в очередной раз, когда меня никак не могли поднять утром с постели, на фразу отца: «Оля, ты же опоздаешь в школу!», я твердо ответила «Пропади она пропадом, эта ваша школа!» Эта фраза была сказана через две недели после начала моей школьной жизни.
У меня были прекрасные учителя, добрые, давшие хорошие знания, но до сих пор, когда мне снится школа, меня во сне охватывает какой-то липкий страх, что сейчас меня вызовут к доске, а я не выучила урок.

Лина Мирошникова

16.10.2015 | 321

Первое воспоминание – своеобразный тест, который многое расскажет о вашей теперешней жизни.

С годами детство «выветривается» из нашей памяти, но некоторые воспоминания живут в сердце. Это очень ценная информация, утверждает психотерапевт из Киева Ирина Подоляк. Они помогут вам познать себя и разобраться со многими взрослыми проблемами.

Возрождаем воспоминания

Как освежить воспоминание в памяти? Начните «обратный отсчет»: представьте себя лет в пять. Если в памяти всплывает сразу несколько ситуаций, сосредоточьтесь на более раннем возрасте: четыре года, три… Продолжайте, пока не почувствуете: это – самое первое, что помните о себе.

Запишите все, что приходит на ум, как можно более детально. Не пренебрегайте даже мелочами. А теперь проанализируем воспоминание.

Психологи утверждают: так можно разглядеть наш жизненный сценарий. И дело не в самом событии, а в том, что оно бережно хранится в памяти. Значит, мы неосознанно выбрали для себя именно такое начало автобиографии, стартовую точку жизни. Именно поэтому можно понять оценку человеком самого себя, привычные для него действия, уровень активности.

Анализируем памятное событие и делаем выводы

Скажем, сравните воспоминания двух клиенток психологов о возрасте трех лет: «Я проснулась ночью и плачу в темноте. Мне страшно. Кажется, кто-то лезет в окно, слышу царапание. Но тут приходит мама, обнимает и успокаивает меня. Показывает, что это ветка дерева стучит о стекло. Теперь я рада, что все позади».
«Мама готовит на кухне, а я играю с крупой. Вдруг мое внимание привлекает влетевшая в окно бабочка. Пытаюсь поймать, она вылетает в форточку. Бегу за ней во двор, мне радостно. У нее яркие красивые крылья».

Сможете угадать, какая из этих женщин время от времени страдает от депрессии? Правильно, первая. По ее воспоминанию можно сказать: ей свойственно больше сосредотачиваться на проблемах, чем на радостях, отсюда – неуверенность в себе. Она видит себя человеком, не способным самостоятельно разобраться с трудностями, ждет поддержки от других («мама успокоит»). Надежда на то, что все завершится удачно, связана у нее с присутствием близких.

Если же она одинока, будущее видится в черных красках. Ее пугают посторонние, которые могут подойти слишком близко, покуситься на ее личное пространство («Кто-то лезет в окно»).

Вторая клиентка – активный человек. Она полагается на собственные силы, верит, что ее деятельность может принести радость. Главное удовольствие для нее – познание («наблюдает за бабочкой»). Она помнит себя и в контакте с другими (с мамой), и в момент самостоятельности. Это лучший вариант.

Если в ваших воспоминаниях вы всегда с кем-то – это говорит о желании психологически «слиться» с другими, забыв о себе. Если же, наоборот, вы только в одиночестве – очевидно, вам сложно устанавливать с людьми близкие, доверительные отношения.

Вопросы для разбора первого воспоминания

Чтобы более точно понять, как первое воспоминание влияет на вашу взрослую жизнь, задайте себе следующие вопросы.

1. Где происходит действие?

Если это небольшое помещение (например, комната), значит, вы не любите новых мест, предпочитаете девиз: «Мой дом – моя крепость». Если же это открытое пространство (улица, двор), вы легко привыкаете к переездам и переменам в жизни. Не боитесь двигаться вперед.

2. Сколько людей упоминается?

Чем больше персонажей, тем более вы общительны, легче вступаете в контакт. Наименее благоприятная ситуация – одинокий ребенок.

3. Родственники присутствуют?

Насторожить должно отсутствие матери: чаще так бывает у людей, которые чувствовали себя заброшенными. А вот папу вспоминают намного реже, обычно те, для кого отношения с ним были важнее, чем с мамой. Часто это бывает у мужчин, с детства берущих пример с отца.

Если упоминаются братья или сестры, важно, как именно. Они могут выглядеть в истории друзьями или соперниками, а также «группой поддержки» – если человек вспоминает себя беспомощным, зависимым от помощи старших.

4. Близки ли друг другу люди в воспоминании?

У них совместное занятие или у каждого свое? Важно и положение в пространстве: чем ближе находятся к вам люди, тем теснее общение.

5. Активны ли вы или пассивны?

Действуете ли сами или становитесь объектом чужих действий.

6. Какова тема переживания?

Это – то, что волнует вас до сих пор. Скажем, если речь о первом посещении детского сада, внимании воспитателей и сверстников, для вас важны ситуации оценивания вас новыми людьми.

Отвечайте на вопросы максимально честно и подробно, чтобы лучше разобраться в себе и своей жизни.